Сато (СИ)

— Согласен, — кивнул Костя. — Давай заключим договор. Я помогаю тебе выполнить твою работу, интегрируюсь в местное общество, а ты помогаешь мне свалить отсюда.
Даша открыла рот, чтобы что-то сказать, но все слова куда-то разбежались. Она хотела обратить внимание маленького контр-адмирала на то, что «интегрироваться» и в его интересах, и договор получается несколько односторонним, но передумала. Маленькие шаги — тоже шаги.
— О какой помощи идет речь? — уточнила Даша.
— Мне нужно оборудование. Сам я его не достану.
— Я не уверена, что могу…
— Ничего особого не требуется. Я напишу список. Дай ручку и лист.
Даша почему-то не стала спорить и протянула мальчику требуемое. Он принялся писать и вдруг нахмурился. Посмотрел на руку.
— Черт… Я умею писать, но вот тело… Рука не набита…
Он старательно выводил кривые, уродливые буквы, потом фыркнул, отшвырнул карандаш и порвал лист бумаги на мелкие клочки.
— Что случилось? — поинтересовалась Даша.
— Сама видела!
— Что тебя так разозлило?
— Да какая разница?!
— Большая. Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, придется отвечать на мои вопросы.
Костя зло посмотрел на нее:
— Задавай.
— Главное, что меня интересует прямо сейчас — где Костя? Если ты оказался в его теле, то куда делся он?
— Никуда. Он тоже тут. Перенос, очевидно, происходил с нарушением, возможен сбой шифрования либо грубый взлом.
— То есть сейчас в тебе…
— Да, маленький засранец тоже здесь. Не думаю, что я смогу от него избавиться.
— Почему ты считаешь, что Костя — бесполезный слабак?
— О, женщина, да это же очевидно! — мальчик закатил глаза, демонстрируя степень усталости от глупости собеседницы. — Хотя бы потому, что он отдал мне свое тело.
Даша едва не ляпнула что-то на тему того, что это не Костя ушел, а Сато его захватил. Но не без гордости остановила себя. И снова сделала мысленную отметку: обращение «женщина». Обесценивание?
— Как вы решали, кому достанется тело?
— Ты что, думаешь, тут какая-нибудь битва была? В корпусе проводились сотни экспериментов с подсадкой. Ни один подопытный не смог внедриться без согласия хозяина тела.
— То есть Костя разрешил тебе занять его место?
— Скорее был даже рад, что ему больше не придется вариться в этом котле. И я его понимаю.
Даша невольно покачала головой. Что могло заставить пятилетнего ребенка отказаться от своего же тела? Пусть и в фантазиях.
— Второй вопрос. Что должно произойти, чтобы ты понял: ты не в плену? Что произошедшее — просто стечение обстоятельств?
Даша внимательно следила за реакцией Кости. Потом мысленно поправила себя. Не Кости, а Сато.
— Скажи им, пусть отстанут от меня, и тогда никто не пострадает.
— И снова отмечу, что такое я могу сказать только взрослому. Хорошо? — снова кивок от мальчика. — Если я так поступлю, ты рискуешь попасть в какую-нибудь лечебницу. И вопрос был не в этом.
— А в чем?! — вызверился Сато.
— Что должно произойти, чтобы ты убедился: ты не захвачен в плен и помещен в тело ребенка? Что никто не пытается выведать секреты твоего карательного корпуса? Что никто не стремится пытать тебя и подавить твою волю?
— Пусть перестанут обращаться со мной, как с военнопленным, — сказал вдруг Сато. — Чего ради заставлять меня есть, если я не хочу?
— Они просто заботятся о том, чтобы ты питался по расписанию. Это просто режим.
— А кто установил этот режим? — резонно возразил Сато. — Я хочу пообщаться с этим специалистом по питанию. А, подождите-ка, его ведь не существует, не так ли? Просто эти ребята решили, что знают, как именно надо питаться? А почему же они сами так не питаются?
— То есть если тебе предоставят убедительные аргументы в пользу режима питания, то…
— Этого мало, — перебил Сато. — Дело не в аргументах и питании как таковом. Дело в двойных стандартах. Им можно то, чего нельзя мне.
— Не забывай, что ты в теле ребенка, они просто заботятся о тебе.
— Это больше похоже на попытку подавить мою волю. Если они говорят мне, что есть брокколи полезно, то пусть сами тоже едят брокколи. Полезное, кстати, плохо сочетается с курением, не так ли? Но это не мешает папаше дымить хуже паровоза. А еще полезное прекрасно сочетается со спортом, но в этой семейке нет ни одного спортсмена. Полезное — это «я так сказал» в данном случае. Чем не аргумент тюремщика?
Даша кивнула, вдруг поняв, насколько трудная предстоит работа. Как уместить контр-адмирала в ребенке?
— Они делают это неосознанно, ты же понимаешь? В любом случае пойми: ты ребенок, они взрослые. Это нормально, что тебе можно меньше, чем им, они несут ответственность за тебя. Вот вспомни свое детство, Сато, — Даша впервые назвала его этим именем. — Как вели себя твои родители?
— Я офицер карательного корпуса! — вдруг вспыхнул мальчик.
— Извини! — Даша подняла руки. — Я сказала что-то не то?
— У меня не было родителей!
— Ладно, но у тебя же были…
— Меня вырастили в пробирке. Я вышел из капсулы шестнадцатилетним мужиком и отправился получать форму.
Даша снова зафиксировала важный момент: «Уточнить настроение матери во время беременности и в первый год после родов». Скорее всего, у нее была депрессия, а значит, возникла узнаваемая параллель. Формальное отсутствие мамы у Кости превратилось в полное отсутствие мамы у Сато. Даша предприняла последнюю попытку.
— Ну кто-то же тебя воспитывал?
— Устав корпуса.
— А кроме устава?
— Сержант.
— Вот, например, — обрадовалась Даша и хотела развить мысль, но Сато перебил ее.
— В 17 лет я выбил ему зубы и переломал ребра.
— И что он сказал? — сама не поняв, зачем, спросила Даша.
— Что он гордится мной. И если я не возглавлю корпус, то он нассыт на мою могилу, — улыбнулся Сато.
Даша невольно щелкнула челюстью, но быстро взяла себя в руки и уточнила:
— А почему ты не считаешь это издевательством и пленом?
— У этого есть цель. Да, это жесткая подготовка, но она сделала из меня того, кто я есть, — не без гордости ответил Сато.
Даша хотела спросить, кем же его сделала такая подготовка, но засомневалась, что нужно делать это сейчас.
— А в нынешней ситуации цели нет? Почему это — не подготовка?
— Подготовка кого? — усмехнулся Сато. — Половой тряпки, о которую любая сволочь будет ноги вытирать?
Снова женский род в негативном контексте, зафиксировала Даша и решила не обострять.
— Но ты ведь понимаешь, что твои родители неосознанно создают обстановку, которая кажется тебе несправедливой?
— А страдать должен я? Кстати, ты упомянула сестру. Эта клуша только и делает, что ноет. Ноет, но ничего не делает. Она полдня ревела из-за того, что не нравится мальчикам. Я не шучу, часов семь! Заметь, у нас с ней одна комната!
— В ее возрасте такое бывает… — Даша не успела договорить, Сато ее перебил:
— Я просто сказал ей, что она либо начнет что-то делать, чтобы привлекать мужиков, раз уж для нее это так важно, либо будет ныть и пускать сопли всю жизнь! Сказал, что всем насрать на ее трагедию, кроме нее самой. И если она не поднимет жопу и не будет достигать своей цели, то сдохнет старой девой. Ты бы видела реакцию родителей.
Даша прикрыла глаза и невольно улыбнулась.
— Нельзя сказать, что ты не прав в плане содержания, но… Ты бы мог сказать это в более… доступной, аккуратной форме.
— А что тут недоступно? — искренне удивился Сато.
— Я имею в виду, это звучит очень грубо, понимаешь?
— Нет.
И он действительно не понимал. Даша усмехнулась. Это будет непросто.
— Ладно. В любом случае, если ты хочешь интегрироваться в местное общество, тебе нужно научиться действовать менее прямолинейно.
— Менее прямолинейно — это то, что вы называете социально-допустимым уровнем вранья? — скривился Сато.
— Ну, например, — Даша в очередной раз отбросила мысль о том, что дети так не разговаривают, и сменила тему. — Ты любишь рисовать?