Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)
Если бы верила в карму, сказала бы, что мои неудачи результат плохой кармы, а так честно признаюсь — во всем виноваты магнитные бури, сложная политическая ситуация в Испании… ну и совсем чуть-чуть я.
Не представляю, как именно бабушка разбиралась со своим внуком, однако приговор отсрочили на неизвестный срок.
Фон Вейганд бездействовал, не спешил приступать к наказаниям, вообще, показываться не торопился. Ужин принесли в мою комнату вместе с занудным сутенером, и я отчаянно боролась с желанием высказаться и вызвериться.
— Это непозволительно! Да что вы о себе думаете! Как такое на ум пришло! — распинался Андрей, нацепив на гадкий фейс унылую мину.
Мысленно пожелав предателю сдохнуть мучительной смертью, я принялась за пончики с шоколадным кремом.
— Поставить под удар все достижения последних месяцев, столько трудов и затрат…
Но сладкое не успокаивает нервы.
В свете последних событий мои нервы не смогла бы успокоить даже лошадиная доза валиума.
— Непростительная глупость, совершенно безответственное и наплевательское отношение, которое не поддается пониманию, — сутенер продолжает нарываться. — Никаких звонков или Интернета. Ваш лэптоп уже забрали. Не рассчитывайте, что вам позволят общаться с родными в ближайшее время!
Тормоза отказывают окончательно. Систему сносит в момент.
— Это вы, — говорю ледяным тоном, безотчетно копируя манеру фон Вейганда, и откладываю пончик.
— Что? — удивленно бросает сутенер, глядя на брошенную сладость с долей подозрения.
Заключенная никогда не отказывалась от десерта.
— Это вы меня подставили, — в голосе звучит холодная ярость. — Подбросили записку, передали номер Гаю и организовали встречу.
Ему нельзя отказать в завидной выдержке и собранности. Пауза перед ответом идеальна, лицо отражает полнейшее недоумение а-ля «Кто бы это мог быть? Кто?!»
— Нет, — говорит Андрей, рассеивая остатки сомнений.
Наглая ложь звучит обезоруживающе убедительно.
— Значит, ошиблась, — пожимаю плечами. — Бывает.
Мои глаза обещают сутенеру двенадцать кругов ада за каждое мифическое свидание. При первой удобной возможности отплачу ему звонкой монетой.
Сначала Дана умывает руки, отказываясь участвовать в разборках с Доктором, потом Анна помогает лгать моим родителям за кругленькую сумму. Теперь Андрей, пусть и чужой, но приближенный человек, заботливо подталкивает к самому краю пропасти.
Поневоле приходишь к выводу, что большинство людей — сволочи. Политкорректно — разумные существа, действующие в целях собственной выгоды. Вроде и не подкопаешься, чисто метут.
Придется быть осторожной, лгать, изворачиваться и менять маски. Научиться держать язык за зубами, не трепаться попусту, а действовать и выживать. Стать достойной прогнившего общества, разделять и властвовать, достигать поставленных целей любыми путями.
Когда сутенер скрывается за дверью, начинаю раскаиваться в эмоциональном припадке словесного недержания. Все же врагам необязательно знать о твоей осведомленности. Но очень скоро придется сожалеть о гораздо более серьезных вещах.
Впрочем, ни о чем не жалею. Мечты должны исполняться. Иначе зачем тогда мечтать?
***
Ночью никто не приходит. Палач не врывается в спальню вершить правосудие. Слуги не спешат тащить жертву на эшафот.
В Багдаде все спокойно. Лишь я не сплю, терзаю простыни, мучусь размышлениями.
Вменяемые люди радуются. Не кличут лихо, пока тихо. Возносят хвалу благосклонности небес, крестятся и вздыхают с облегчением.
Вменяемые, не я.
«Гр*баная мазохистка», — выдает предсказуемую аксиому внутренний голос.
Впервые не могу поспорить и одернуть малую, но удивительно разумную часть себя.
«Двигай отсюда, идиотка, проваливай по-хорошему!» — не унимается советчик.
Безопаснее войти в клетку с голодными львами, нырнуть в бассейн, кишащий пираньями, спуститься в жерло бурлящего вулкана. Держать равновесие на лезвии ножа, скользить по сверкающему острию, обнаженной кожей касаться раскаленного металла. Резать по живому, вспарывая до кости.
— Дура, — еле слышно шепчу пересохшими губами.
Плотнее кутаюсь в невесомый шелковый халат, не решаюсь постучать. Затаив дыхание, замираю перед дверью в комнату фон Вейганда. Как тогда, в далекий раз, в гостинице райского городка на берегу моря.
Зачем делать это?
Ласкать языки пламени, заглядывать в черноту неизвестности, окунаться в омут первородного ужаса. Взлетать на вершину, срываясь камнем вниз, на дно боли. Босиком ступать по битому стеклу. Мечтать и терять иллюзии.
Не знаю.
Говорят, у каждого поступка существует две причины — благородное оправдание и та, которая настоящая.
Вернуть мобильный телефон, связующую нить с моей семьей. Получить свободный доступ к общению, отстаивать права, просить Интернет обратно.
Это очень правильно и красиво.
Неукротимая нужда. Пагубная зависимость. Отравляющая, пьянящая, ядовито-опасная. Запрещенный препарат, принимать строго по дозам.
А это настоящее.
Внутри горит неутолимая жажда. Потребность рушить стену, разбивая руки в кровь, обдирая костяшки пальцев. Методичными, четко выверенными движениями. Отринув всякие сомнения, не отказываясь от замысла ни на миг, не отступая ни на шаг.
Моя необходимость. Немыслимая и необъяснимая, противоречащая законам и правилам, не нуждающаяся в доказательствах. Горько-сладкое проклятье, с привкусом разбитых надежд наивной девочки.
Застываю на перепутье, не в силах повернуть назад, не способная двинуться дальше.
Дверь открывается резко, но я не вздрагиваю, смело встречаю горящий взор темных, почти черных глаз, где слабые отблески света растворяются во мраке.
— Чего тебе? — фон Вейганд выглядит усталым, рубашка расстегнута до середины, галстук отсутствует, призывно поблескивает пряжка ремня.
Тебя. Разного — нежного и грубого, ласкового и жестокого. Всякого. Прямо сейчас.
— Поговорить, — не могу удержаться, рассматриваю без стыда и совести.
Желаю целовать, прижиматься губами, тереться щекой о широкую, поросшую волосами грудь. Вдыхать его аромат. Единственный и неповторимый запах секса.
- Говори, — обманчиво равнодушный тон.
Опускаю взгляд чуть ниже, натыкаюсь на черные кожаные сапоги, и мое сердце пропускает удар, замирает на долю секунды, но этого хватает. Голодная дрожь пробирает грешное тело. Между ног слишком горячо, забываю почувствовать себя грязной.
— Давай договоримся. Мне нужен телефон. Понимаю, что после всего… прости. Ты же знаешь я не виновата, по глупости получилось, просто так вышло… а теперь я на все готова, пожалуйста, верни мобильный, — инстинктивно облизываю губы, снова смотрю фон Вейганду в глаза и повторяю: — Пожалуйста.
Его рука ложится на плечо, обдает жаром, будто сотни искровых разрядов вспыхивают под кожей. Он грубо притягивает меня ближе, затаскивает в логово зверя, за грань тьмы. С трудом удерживаю равновесие.
— На все? — вкрадчивый вопрос.
Улавливаю алкоголь, скорее всего, любимый виски.
— Делай, что хочешь, — отвечаю с вызовом. — Только дай телефон.
Фон Вейганд изучает мое лицо целую вечность, исследует каждую черточку, ищет лишь ему ведомые метки. В горящих глазах отражается знакомая жажда. Выдает лик монстра, желающего пировать на податливой плоти, вонзаться клыками, пробуя кровь на вкус, овладевать и подчинять, ставить на колени.
— Твой телефон вернут завтра, — произнесено медленно, с расстановкой. — Остальное обсудим позже.
Добровольно отказывается насиловать меня, раздает бесплатные подарки. Это что-то новое в нашей культурной программе.
— Уходи, — коротко бросает фон Вейганд и отстраняется.
Пальцы больше не держат меня, позволяют насладиться свободой.
— Я собираюсь закрыть, — сухо и сдержанно.
Он действительно захлопывает дверь, стоит мне отступить назад.
Не понимаю. Какое-то время просто стою в растерянности. Должна радоваться, что легко отделалась, но радости нет. Мне хотелось наказания. Вполне справедливого и заслуженного. Не боли, не пыток, а выяснения отношений и ничего не оставлять «между», просто немного ясности, банального расставления точек и прочих знаков препинания.