Кузька в новом доме

– А где они живут, твои друзья? – спросила девочка.
– Как где? – удивился лохматик. – Везде, по всему миру, каждый у себя дома.
И в нашем доме тоже. Мы высоко живём? На восьмом этаже? А на двенадцатом уже раньше нас Тарах поселился, на первом Митрошка – тонкие ножки живёт понемножку.
Наташа недоверчиво спросила, откуда Кузька про это знает. Оказалось, от знакомого воробья по имени Летун. Сегодня, когда машина остановилась и стали выгружать вещи, воробей как раз купался в луже около подъезда.
Митрошка и Тарах, которые приехали сюда раньше, просили его кланяться всем, кто ещё приедет в этот дом.
– Помнишь, – спросил Кузька, – он нам из лужи кланялся, мокренький такой, встрёпанный? Слушай, ему же там до самого вечера сидеть и кланяться!
Посиди-ка весь день в луже, не пивши, не евши. Думаешь, хорошо?
– Ну, попить-то он может, – нерешительно сказала Наташа.
– Угу, – согласился Кузька. – А поесть мы ему олелюшку бросим в окошко.
Ладно? Только аккуратно, а то попадёшь в голову, а он маленький, эдак и ушибить можно.
Они долго возились с задвижками, открывали окно, потом высунулись, увидели лужу, рядом с ней серую точку (видно, Летун не всё время купался, иногда и загорал) и очень удачно бросили из окна пирожное наполеон: оно упало прямо в лужу. Только успели закрыть окно, Кузька как закричит:
– Ура! Едут! Уже едут! Гляди! Внизу по широкому новому шоссе мчался грузовик с узлами, столами, шкафами.
– Ну-ка, ну-ка, что у нас за соседи? – радовался Кузька. – Друзья или просто знакомые? А не знакомы, долго ль познакомиться – приходи сосед к соседу на весёлую беседу. Эй, ты! Куда уезжаешь? Куда! Вот они мы, не видишь, что ли? Остановись сей же час, кому говорят!
Но грузовик проехал мимо и увёз людей с их добром в другой дом к другим соседям.
Кузька чуть не плакал:
– А всё машина виновата! Не могла остановиться, что ли? К другим соседи поехали. А к нам жди-пожди – то ли дождик, то ли снег, то ли будут, то ли нет.
Наташе успокоить бы его, а она слова сказать не может, смеяться хочется. И вдруг она услышала:
– Эй, ты! Сюда заворачивай! Лети, лети к нам в гости со всеми чадами и домочадцами, с друзьями и с соседями, со всем домком, окромя хором!
Девочка посмотрела в окно: коробки домов, подъёмные краны, а над ними самолёт.
– Ты кого зовёшь?
– Его! – Кузька ткнул пальцем в небо, указывая на самолёт. – Давеча он так же летел, а я его подразнил. – Кузька смутился, покраснел, даже уши у него стали красными от смущения. – Я ему язык показал. Может, видела? Обиделся, поди. Пусть уж побывает у нас, олелюшечек отведает. А то скажет: дом-то хорош, да хозяин негож.
Наташа рассмеялась. Самолет к нам зовет, кормить его собирается!
– Вот чудак, да он же здесь не поместится.
– Толкуй больной с подлекарем! – развеселился Кузька. – Вот машину, которая нас везла, я в гости не звал, велика, в горницу не влезет. А самолёт – другое дело. Сколько я их в небе перевидал, ни один крупнее вороны или галки на глаза не попадался. А этот не простой самолёт, обиженный Если тесно ему покажется, так ведь в тесноте, да не в обиде. А будешь надо мной смеяться – убегу и поминай как звали.
Самолёт, конечно, не откликнулся на Кузькино приглашение, а улетел, куда ему было надо.
Кузька долго-долго глядел ему вслед и грустно сказал:
– И этот не захотел к нам в гости. Крепко на меня обиделся, что ли…
 
ВОРОБЬИНЫЙ ЯЗЫК
Наташа решила больше не смеяться над Кузькой. Если маленькие чего не знают, на то они и маленькие. Вырастут – узнают. А Кузька – совсем маленький, хоть и в огромных лаптях. Откуда ему знать про самолёты?
– Ты разве в машине с нами приехал? – спросила девочка.
– А то где же? – важно ответил лохматик. – Я у неё спросил: «Довезёшь?».
«Полезай, – отвечает, – довезу».
– У машины спросил?
– А как же? Без спросу – останешься без носу. Очень удобно ехал. В ведре.
Мы с веником там хорошо уместились.
– Что ж, машина так и сказала: «Полезай – довезу»?
– Ну, она-то по-своему, по-машинному: рр! Да я не глупый, понял. Вот и довезла. Тут я, видишь? Вот он. – Кузька для убедительности потыкал в себя пальцем и сказал, что машинные языки не ахти как знает. То ли дело птичьи или звериные.
И тут как раз зачирикал воробей. Может, Летун прилетел благодарить за угощение? Наташа искала глазами воробья, а в кухне уже свистели синицы, заливался соловей, стучал дятел.
Мяукнула кошка. Птицы умолкли. Громко залаяла собака. Невидимая кошка заорала изо всех кошачьих сил и удрала. А невидимая собака вдруг так тявкнет на девочку! Наташа чуть со стула не свалилась и закричала: «Мама!» И тут всё стихло, кроме Кузькиного смеха. Это он кричал разными голосами.
Ну и Кузька!
Она хотела попросить, чтобы Кузька ещё полаял, но тут замычала корова, закукарекал петух, заблеяли овцы и козы, закудахтала курица, запищали цыплята. Курица звала детей всё громче, цыплята пищали всё жалобней, а потом смолкли. Верно, курица увела их подальше от стада, от множества копыт и мохнатых ног. Вдруг замолкли овцы с козами и заревел кто-то страшный.
Зашумели, заскрипели деревья, завыл ветер. Кто-то ухал, верещал, стонал. Но вот всё затихло и в тишине что-то взвизгнуло.
– Страшно, да? – спросил Кузька. – Я тогда тоже испугался. – Когда и где испугался, он рассказывать не стал, а задумчиво произнёс: – По-воробьиному-то я давно говорю. И по-вороньи, и по-куриному. Лошадиный знаю, козлиный, бычий, свинячий, ну и кошачий, и собачий. А когда в лес попал, заячьему выучился, беличьему, лисьему… Волчий понимаю, медвежий.
Рыбьи языки хуже знаю, труднее они: покуда выучишь, десять раз утопнешь или простудишься. Ещё карасий от щучьего отличу, а больше ни-ни.
Наташа во все глаза смотрела на Кузьку. Маленький, а сколько языков знает!
А вот она, хоть и большая, знает всего несколько десятков английских слов и одно немецкое.
– Кузенька! – робко спросила Наташа. – А теперь ты скажешь, кто ты? Или ещё не пора?
Кузька внимательно посмотрел на девочку и стал загибать пальцы:
– Кормленный я? Кормленный. Поенный? Поенный. В бане паренный? Паренный. Ну так слушай…
И тут в дверь постучали.
– Беги открывай! – прошептал Кузька, – Да никому про меня не сказывай!
 
ТО ТЕПЛО. ТО ХОЛОДНО
– Дверь обить не желаете? – спросил незнакомый дяденька. – Чёрная клееночка имеется и коричневого цвета. Да ты одна, что ли, дома, девочка? Спрашивать надо, спрашивать, когда дверь отпираешь, и чужим не открывать. Говоришь вам, говоришь, учишь вас, учишь, – ворчал дяденька, стучась в соседнюю дверь.
Наташа вернулась в кухню. Кузьки на подоконнике не было, коробки с пирожными тоже. только лапти сохли на батарее.
– Кузенька! – позвала Наташа.
– Ку-ку! – откликнулись из угла. Там, под раковиной, был аккуратный белый шкафчик, куда ведро ставят для мусора Из этого-то шкафчика и выглянула весёлая Кузькина мордочка.
– Ах вы, сени мои, сени! Сени новые мои! – вопил он, приплясывая, когда Наташа заглянула в шкафчик. – Добро пожаловать! Будьте как дома! Ну не чудо ли и не красота! Гляди, какой славный домик я себе отыскал! Как раз по росту. И олелюшечки уместились! И гости поместятся, если по одному будут приходить. А что внутри он белый, так мы его раскрасим. На этой стенке лето нарисуем, на той осень, здесь весну, бабочки летают. А дверь пусть остаётся белой, как зима. Место тихое, укромное, кто не надо – не заглянет.
– Заглянут, – вздохнула Наташа. – Сюда ведро помойное ставят.
– Глупости какие! – сказал Кузька, вылезая из шкафчика. – Изгваздать такую красоту! Ума нет.
– А куда ж мусор бросать?
– А вон куда! – И Кузька показал на окно. Девочка не согласилась. Что ж это будет? Идёт по тротуару прохожий, а на него сверху очистки всякие падают, объедки, огрызки.
– Ну и что? – сказал Кузька. – Отряхнулся и пошёл себе дальше.