Сыновья полков (Сборник рассказов)

Разведчики были уже готовы. Высокие, крепкие парни, лица в морщинах, усатые. Среди них были плютоновый Войтыра, ефрейтор Михал Мушиньский, рядовой Эдвард Кобыра…
Когда Тадек подошел к старшему сержанту Александру Подгурскому, тот посмотрел на него и вздохнул: Тадек не доставал ему даже до плеча. В этом вздохе отчетливо улавливался скептицизм относительно пригодности такого проводника.
— А тебя как звать, сынок?..
— Тадеуш Цацко… капрал Тадеуш Цацко!..
— Ну что ж, капрал так капрал, сынок! А немцев ты не испугаешься?
Подгурский говорил с певучим приграничным акцентом, то и дело вставляя в речь русские слова. Так, впрочем, говорили и другие солдаты. Они называли Тадека ласково сынком, и в их отношении совсем не было никакой недоброжелательности к нему. Просто они не верили, что такой мальчуган мог пригодиться им в их деле. Им нужно было разведать дорогу и достать «языка». Но, если этот парнишка знает дорогу…
— Чертенок, а не хлопец этот сынок! — докладывал потом полковнику командир взвода пешей разведки. — Провел нас по путям почти к зданию железнодорожной дирекции, к самим танкам вокруг него. Он знает каждую тропинку, а в темноте ходит и видит, как кошка. Там мы этих двоих фрицев и сцапали. Эсэсовцы! Пошли с нами, как ягнята…
— Передайте благодарность разведчикам. Послезавтра наступление на Прагу. А что с пареньком?
— Ловкий, товарищ полковник. Просил меня принять в разведку… пусть останется… Обязательно пригодится нам еще раз.
— Но он же еще мальчонка, ему и пятнадцати нет… как такого включить в списки полка?
— Порция хлеба и супа всегда для него найдется. Плютоновый Герега постарается об этом. Не обидим…
Так, собственно, решилась на подступах к Праге дальнейшая военная судьба харцера из железнодорожных бараков на улице Виленьской. Он оказался в рядах 2-го полка 1-й пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко, во взводе полковой пешей разведки. Харцерскую блузу сменил на форму, перехваченную ремнем. Форму сшили немного навырост, поэтому полковой портной приподнял чуть рукава, подшил, подвернул и еще что-то там сделал. Только ни одни брюки не подходили, и тогда строгий старшина роты плютоновый Герега разрешил все же пареньку остаться в бриджах и офицерских сапогах. Разрешил он ему также носить нашивки капрала.
С этого времени никто больше не называл его Малым Килиньским. Все обращались к нему так, как его окрестил старший сержант Александр Подгурский, — Сынок! И все — как сына — оберегали его, чтобы не лез зря под пули.
Когда 2-й пехотный полк двинулся на штурм Праги, начальник штаба полка майор Ушпалевич оставил Тадека при себе на командном пункте. И только раз, когда прервалась телефонная связь с одним батальоном, майор послал его к командиру батальона с приказом, чтобы тот бросил в атаку еще одну роту.
Тадек возражал против такой опеки, возмущался, но только на командном пункте узнавал, что уже взяты Анин и Вавер, что идет бой за кирпичный завод в Кавенчине, что трудная обстановка сложилась под Утратой…
В мыслях он рвался на Виленьскую, домой. Что с мамой? Что с семьей? Может, есть какие вести от отца? Но ни с кем он не поделился этими мыслями. Надо было ждать случая. Но пока такой случай едва ли мог представиться.
2-й пехотный полк из Праги передвинулся в Анин. У Вислы, на Медзешинском валу, остался только полковой наблюдательный пункт. Заботливый старшина роты плютоновый Герега каждый день привозил сюда, на наблюдательный пункт, из самого Анина, пробираясь по обстреливаемым улицам Праги, горячую еду для солдат. Именно ему начальник штаба полка майор Ушпалевич доверил позаботиться о мальчишке. Но Тадек не хотел сидеть во взводе без дела и рвался к Висле.
— Пусть едет! — решился в один из дней плютоновый Герега. — Поможет носить солдатам термосы с супом.
Прагу все время обстреливала немецкая артиллерия. Засевшие на высоком варшавском берегу немцы имели хороший обзор, и достаточно было нескольким машинам появиться на аллее Вашингтона или на Гроховской, как из-за Вислы уже летели снаряды. С правого берега немцам отвечали польские орудия. Разведчики 2-го полка также следили со своего наблюдательного пункта за передвижением противника, а артиллерийская разведка старалась засечь немецкие огневые точки, однако с пражского пологого берега вести наблюдение было не так просто. Солдаты буквально вгрызлись в Медзешинский вал, а сам наблюдательный пункт был оборудован почти наверху вала и обложен мешками с песком. К тому же подходы к НП были совершенно открыты, поэтому доставлять сюда пищу постоянно представляло большую опасность.
— Ты смотри только суп не пролей! — наставлял паренька плютоновый Герега, и Тадек первым выходил из-за укрывавших их кустов, чтобы преодолеть несколько десятков метров открытого пространства.
Они находились уже на полпути от вала, когда над их головами засвистели пули и со стоном ухнули первые мины.
— Бегом! — скомандовал плютоновый.
Тадек услышал пронзительный свист снаряда и непроизвольно упал на землю. Снаряд взорвался так близко, что парнишку обсыпало землей и камнями. Он ощутил слабые удары в плечо и под колено, но тут же вскочил и побежал дальше, чувствуя, как что-то мокрое и теплое заливает ему ноги. Наконец он оказался под прикрытием вала.
— Ну, как там суп? Не пролил?
Тут только он почувствовал, что термос удивительно легок. Он посмотрел на свои брюки и сапоги. Они все были облиты супом, и облеплены песком. Тадек расплакался. Он не мог себе простить этого.
Суп пролился в тот момент, когда он, испугавшись подлетающего снаряда, бросился на землю. Что теперь подумают о нем разведчики, которые и днем и ночью сидят здесь на наблюдательном пункте?..
Но кто-то из солдат подошел и внимательно стал осматривать железный термос.
— Не из-за чего плакать, — сказал он. — Радуйся, что не тебя так продырявило. Ты посмотри только!..
Действительно, термос был похож на решето.
— Не горюй, — утешали его солдаты. — Перебьемся, хватит нам и того, что принес старшина. Снимай автомат, отдохни. А мы пока заберем обед и пойдем к тому домику. Через полчаса управимся и вернемся…
Он даже не заметил, что два артиллериста и один из оставшихся на наблюдательном пункте разведчиков обмениваются многозначительными улыбками.
— Гражданин капрал, — обратился к Тадеку один из них. — Вы, гражданин капрал, здесь старший по званию, поэтому примите пока командование над этим наблюдательным пунктом.
Он не почувствовал шутки. Его даже не насторожило, что эти старые солдаты так серьезно обращаются к нему: «Гражданин!» Однако он не знал, что надо делать ему, как командиру пункта. Он взобрался наверх, на вал, к прикрытой мешками с песком стереотрубе, а потом, склонившись, стал составлять схему обстановки.
Он еще успел заметить, что на том берегу замигали какие-то огоньки, и подумал, что это, наверное, немецкие пулеметы, потом почувствовал удар в руку и скатился с насыпи.
Так попал он первый раз в санбат. Оказалось, что в этот день его три раза ранило: два раза — в плечо и под колено, — когда он пробирался к валу, а третий — когда рисовал схему. Осколок и по сей день сидит у него в плече. К счастью, все раны оказались легкими, и через несколько дней Тадек Цацко попросту убежал из санбата и явился в разведывательный взвод.
Худшее ему пришлось пережить несколькими днями позже. Его, ни много ни мало, официально похоронили на солдатском кладбище. А было это так.
Тадек и Герега привезли на наблюдательный пункт обед и возвращались в Анин. Вслед за ними ехала повозка, лошадьми которой управлял молоденький солдатик, наверное, ровесник Тадека — не больше пятнадцати лет. Его фургон был запряжен двумя сильными лошадьми и стал их обгонять.
— Ты куда так спешишь? — крикнул ему Тадек.
— Как это куда? За снарядами для батареи! Не видишь, что я артиллерист!
— Разве что по коням определить можно!..