Сыновья полков (Сборник рассказов)

Шестнадцатилетний сержант артиллерии с Крестом Храбрых на груди плачет.
Небольшая, уютная вилла в поселке радистов под Варшавой. Мы с Веславом Одовским сидим за кофе. На столе — памятные фронтовые фотографии, среди них маленький портретный снимок шестнадцатилетнего паренька в форме сержанта с прикрепленным к груди Крестом Храбрых. Именно эту фотографию прислала когда-то в нашу редакцию жена Веслава Одовского. Фото и письмо, в котором сообщала нам — в полной тайне от мужа — о его фронтовой дороге и спрашивала, не должны ли мы — по нашему мнению — внести его в список «сыновей полков», потому что муж ее очень скромный человек и сам нам не напишет.
Да, минуло уже 25 лет. Веслав Одовский сегодня работник ведомства связи — техник радиостанции, офицер запаса. Дом, семья, служебные дела. В соседней комнате сидит над книжками дочь — Божена. Недавно ей исполнилось шестнадцать лет.
  
 Теофил Урняж 
 
ДОЛГОЖДАННЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
 
С Мареком я познакомился во время отпуска в Августове. Ему было тринадцать лет, и приехал он туда на каникулы вместе с отцом, офицером-летчиком. Усадили нас за один стол. Мы быстро подружились, и в первый же вечер он несмело пригласил меня присутствовать при спуске на воду парусника. Парусник был красивый и мог, по-моему, смело занять место на любой выставке моделей. Мареку он стоил многих вечеров кропотливой работы, потому что в качестве строительного материала мальчик использовал… обыкновенные спички. Несмотря на это, парусник успешно прошел первые испытания в ванне и теперь, привязанный за длинную нейлоновую нить, должен был в первый раз выйти на широкие озерные просторы.
Я наблюдал, как Марек осторожно опустил свой парусник на воду и начал отматывать с катушки нейлоновую нить. Все прошло безупречно: судно набрало ветер в свои паруса и, подгоняемое легким бризом, поплыло по озеру, красиво светясь издали зелеными и красными опознавательными огнями. У Марека так и искрились глаза, и казалось, что сейчас он гордо закричит: «Ура!» Но нет. Он оставался серьезным и только на минуту повернулся к отцу.
— Получилось, — сказал он. — Он все-таки плывет!..
И я подумал про себя, что майор может быть доволен своим сыном. И вдруг мне вспомнился другой мальчик, тех, военных лет.
Лето 1942 года. Каникулы в Ратайях-Слупских. Четырнадцатилетний Збышек Жоховский мастерит. Книги, в которых он находит образцы для своих моделей, — это прежде всего учебники по оружию. Из-под его еще детских рук выходят точные миниатюры танков и броневиков. Нет, это совсем не игрушки. Это учебные пособия для одной из рот варшавской школы подхорунжих. Каждая модель — точная копия оригинала.
Когда после каникул он сядет в поезд, то положит себе в рюкзак около десятка изготовленных моделей, а еще несколько штук запакует в отдельный сверток. Не без страха, потому что, если немцы его схватят, с ним может случиться самое худшее.
В вагоне толчея и давка. Полно узлов и другого багажа, люди теснят друг друга. Много торговцев с запрятанными в мешках кусками сала и мяса. Вдруг возникает паника: на вокзале в Енджеюве облава!
И действительно, весь вокзал заполнен жандармами. Всем приказывают выходить.
— Документы! Аусвайс!
Збышек несмело протягивает школьное удостоверение. Может быть, его все же не задержат? Может быть, разрешат уйти?
Но тщательно упакованный рюкзак кажется жандармам подозрительным.
— Вас ист дас? Шпик?
Грубая рука жандарма толкает мальчика в сторону стоящих рядом солдат железнодорожной охраны:
— Отвести! Проверить!
И ведут его, всего мокрого от страха, на вокзальный пост.
— Ну-ка, покажи, что у тебя там?
— Да ничего такого, игрушки!..
Он торопливо развязывает сверток и показывает несколько миниатюрных броневиков.
— Прекрасно! Прекрасно! — хохочут немцы. — Это пригодится нашим ребятам. Пошлем им в Берлин! У тебя только это? А сало? Оставь эти игрушки и дуй к поезду!
Они уже не приказывают ему распаковывать рюкзак. Выпускают его через другой ход на перрон. Удалось! А вот если бы они заглянули в рюкзак и увидели там еще модели танков, то наверняка такое их количество могло показаться этим охранникам подозрительным!..
Отец в это время уже был для Збышека фигурой мифической. Расстались они в августе 1939 года. Возможность войны уже была очевидной, и капитан Эдмунд Жоховский, который нес тогда службу в дивизионе морской авиации в Пуцке, отослал жену с сыном к родственникам, в глубь страны. Ну, а потом, когда нападение гитлеровцев стало фактом, Збышек только в своем воображении видел отца сражающимся там, на Побережье: как он ведет солдат в бой, отдает приказы; видел его таким, каким помнил по казармам и учебному плацу. Воображение отказывалось рисовать только одну страшную картину: отца, отдающего гитлеровцам оружие и сдающегося в плен. А тем не менее отец его пережил эту ужасную минуту.
Выросший в военном окружении, Збышек все свое детство провел в казармах, на учебном плацу и полигонах, Это были его места для игр. Он любил находиться среди солдат, наблюдать за ними во время занятий. Там, в Пуцке, он уже ходил со своими сверстниками на стрельбище и стрелял из винтовки не хуже солдат.
Еще сохранилось у него в памяти пребывание в предыдущем гарнизоне: в брестском форте. Танки, направлявшиеся на учения, проходили под самыми окнами их дома. Уже там он неуверенной, еще детской рукой зарисовывал танкетки и броневики, оттуда вынес он свою любовь к боевой технике. Там под наблюдением отца начинал он мастерить, создавая свои первые модели боевых машин.
В Пуцке он знал каждый самолет морского дивизиона, безошибочно различал типы самолетов, знал достоинства и недостатки сильно устаревших «летающих лодок» французской конструкции, дружил с летчиками и механиками.
Но любовь к танкам осталась. Однако поскольку отец, получив назначение в Пуцк, увлекся работой в дивизионе морской авиации, то и он старался жить его интересами.
Отца он очень любил. Считал его самым лучшим, самым благородным человеком. Отец был для него образцом солдата и патриота. Это отец учил его, что патриотизм должен проявляться в поступках; что для Польши, для Родины каждый обязан отдавать все силы, а если возникнет необходимость — то и жизнь. Помнил он саблю отца и надпись на ее клинке: «Честь и Родина».
Чем больше стирались в его памяти образы тех лет, тем сильнее работало воображение. И мальчик поклялся себе: «Буду всегда поступать так, чтобы отец мог мною гордиться…»
Сколько раз рисовал он себе возвращение отца: кто-то стучит в дверь, он открывает. Отец! Они бросаются друг другу в объятия, отец сердечно обнимает его, как настоящего мужчину, и говорит:
— Благодарю тебя, Збышек! Меня с тобой здесь не было, но ты вел себя, как подобает поляку и сыну солдата…
Это была мечта, похожая на мечты тысяч детей войны, которых гитлеровское нашествие на Польшу лишило родного дома и детства. Но вместе с тем из этих детских мечтаний родилось сознание того, что ничто не изменится до тех пор, пока по улицам Варшавы и других польских городов будут ходить гитлеровцы. Необходимо прогнать фашистов с польской земли! Кто должен это сделать? Конечно же — все поляки! В каждом доме только об этом и говорили!
Збышек Жоховский тоже подхватывает эти разговоры взрослых, переводя их на свой язык, впитывает каждое слово о Польше и о борьбе с оккупантами.
Быстро, очень быстро взрослеют дети в военное время.
Год 1940. Тринадцатый год жизни Збышека Жоховского. Варшава, район Жолибож. Улица Дыгасиньского, квартира подруги матери пани Олендер, муж которой находится в лагере военнопленных. Первое пристанище после почти годового скитаниях места на место.
На год старше Збышека Бася Олендер (подпольная кличка Мышка), а уже распространяет листовки. Збышек ей помогает. Вместе с ними бегает сестра Баси, десятилетняя Магда. В августе 1944 года они обе будут связными во время Варшавского восстания, а Збышек сейчас тоже еще не знает, что и ему очень пригодится впоследствии знание жолибожских улиц и переулков, потому что именно здесь ему, шестнадцатилетнему подхорунжему, придется участвовать в боях с гитлеровцами.