2018: Далёкое Отечество (СИ)

Рыночная площадь Илиона по размерам могла вполне поспорить с центральной площадью Владимирска, но народа тут на данный момент было раз, два и обчёлся.
А вообще имперский город совсем не походил на каноничные представления о Средневековье. Да, грязновато местами, но если это нормальный населённый пункт с несколькими тысячами жителей, а не парадная витрина типа Версаля или Запретного города, то грязь неизбежна. В остальном же всё вполне цивильно и даже современно — трёх-четырёхэтажные каменные дома и отдельные деревянные особняки, широкие мощёные улицы с канавами и с тротуарами на центральных проспектах. Даже масляные фонари уличного освещения имелись, правда, незажжённые по случаю военного положения.
Появление БТРа особого ажиотажа не вызвало — горожане косились на непривычное транспортное средство, но не более. Куда большее оживление вызвала Эрин, которая моментально оказалась в центре внимания. Женщины уже традиционно просили о благословении, мужчины почтительно кланялись, а дети моментально облепили вроде бы грозную и жуткую жрицу тьмы, махом оттерев в сторону сопровождающего её разведчика.
Девушка приветливо улыбалась, смеялась, находя для каждого пару слов. И хоть Вяземский и видел, какова Эрин была в бою, но всё-таки пока что не понимал причин именовать её апостолом богини смерти, жрицой тьмы, ведьмой или кем-то в таком духе. Впрочем, если она действительно живёт многие тысячи лет, то за это время многое могло произойти, что оставило бы столь мрачную славу… Или же, если принять во внимание отношение к ней со стороны простых имперцев, то культ смерти в Новориме — это явно совсем не то, чего стоило бы ожидать от религии с таким одиозным названием.
Со всей этой вознёй пришлось потерять минут двадцать времени, но жрицу смерти в конце-концов оставили в покое. Хотя и сама Эрин с видимой неохотой расставалась с компанией ребятни.
— Обожаю детей, — сообщила Сергею жрица. — Они — это лучшее, что есть в людях.
— А народ тебя любит…
— Так меня все любят, — скромно заявила девушка. — Я же такая красивая и хорошая — как меня можно не любить? К тому же я ведь известна как защитница слабых и хранительница равновесия… Хорошему человеку меня бояться нечего, а вот злодею…
— Настал тот момент, когда языковой барьер — уже не помеха рассказать мне про твою богиню? — иронично заметил Вяземский.
— Точно! — просияла апостол. — Ох я сейчас и расскажу… Итак, в начале не было ничего, кроме первородного хаоса…
— Эрин, а можно мне, как человеку военному покороче и поконкретнее?
— Можно и покороче, и поконкретнее, — ничуть не смутилась Эрин и слегка оскалилась. — Скажи мне, Сергей Вяземский, ты боишься смерти?
— Как и любой человек, — старлея смутить тоже было непросто. — Вернее…
— …не смерти как таковой, но того, что будет после неё, — продолжила за него жрица. — Небытия.
— Пожалуй, — после некоторого раздумья согласился разведчик. — И сейчас ты расскажешь, что праведники после смерти попадают на Елисейские поля, а грешники в огненную или ледяную пустыню…
— А я не знаю, куда попадают люди после смерти — я ведь ещё никогда не умирала. А Орфеиада — это лишь миф, потому как из царства мёртвых не возвращаются. Но ни Тартара, ни Острова Блаженных там точно нет. И даже суровой богини, что взвешивает на весах сердца грешников и праведников — тоже нет.
— Так выходит — Эмрис не существует? — не удержался Вяземский.
— Ты, Сергей, человек рациональный, образованный — понимаешь же, что верить в столь всемогущих богов совершенно ненаучно… — снисходительно выдала Эрин. — Да, какой-нибудь Митра или Крольм частенько воплощаются в аватарах, а уж похожих на людей мелких божков — не счесть… Но боги — это всё-таки не люди. Богов создают своей верой люди, воплощают их в том облике, что могут представить. А что такое смерть? Небытие. Ничто. Как ты воплотишь ничто? Вот поэтому никакого воплощения у Эмрис и нет. «Эймрэс» в переводе с самого первого человеческого языка означает всего лишь «путь». Жизнь — это путь, но смерть — это не конец пути, это всего лишь поворот. Если ты был нормальным человеком, то перед тобой откроется дорога в более лучший мир, а вот если же нет… Знаешь, в иных мирах легенды о Тартаре сочли бы милыми сказками для детей.
— А где место в этой вере тебе и твоему… Гаэ Асайл, верно?
— Мир несовершенен, — пожала плечами Эрин. — И есть разные способы… Нет, не спасать его, но делать лучше. Когда-то я решила, что сделаю мир лучше, своим клинком отделив плохое от хорошего. Да, мне не по силам уничтожить всё зло в мире — его слишком много… Но этого и не требуется — уже хорошо, если я просто буду поддерживать равновесие. Если я просто буду. Ну и к тому же, если Эмрис не имеет облика, то у меня облик-то есть. Людям же надо обращаться к кому-то конкретному, верно?
На какое-то время разговор между апостолом смерти и старлеем прервался — Эрин дошла до рядов с оружием и военной амуницией. Насколько понял Сергей, жрице требовались ножны для мечевидной части копья и для металлической дубины.
Вяземский тем временем немного осмотрелся по сторонам, определяясь с ассортиментом местных товаров. Свежие овощи, фрукты, зелень, ткани, одежда, гвозди и всё такое прочее. Оружие и доспехи, но ничего дорогого на вид или вычурного. Рынок как рынок, в общем. Никакого эксклюзива — чисто продукты широкого потребления.
Из общего вида выбилось лишь десяток человек в кандалах под охраной троицы стражников. Все мужчины, не старше тридцати лет, крепкие, но помятые — наверняка из числа пленных мятежников…
— Наёмники, — подтвердила закончившая с покупками Эрин. — Судя по татуировкам — из вольных манипул. Если рубахи снимут, то по наколкам можно будет весь их путь отследить. Куда в первый раз завербовались, сколько манипул сменили, кто по специализации. Наёмники — народ тщеславный. Но в этот раз все эти рекомендации для них — дурной ход.
Из-за правого плеча девушки торчала рукоять мечевидной половины копья, ножны с которой она повесила за спину. А металлическую дубину подвесила слева на поясе в длинный кожаный мешочек, явно предназначенный для чего-то другого.
Вкупе с вполне цивильным сине-золотым блио всё это снаряжение смотрелось немного диковато, но жрицу это ни капельки не смущало.
— А почему дурной ход? — спросил Сергей.
— К наёмникам всегда мало претензий, если они занимаются охраной… да даже участвуют в войнах нобилей, — объяснила Эрин. — Но в случае участия в антигосударственном мятеже всё становится строго наоборот. Что с простого дружинника из ополчения какого-нибудь барона взять? Ему господин приказал, вот он и пошёл воевать. Дадут максимум полсотни плетей, да и отпустят — и никаких поражений в правах он не получит, если за ним иных преступлений не будет. А наёмники — там ведь в манипуле каждый на контракте, и получается, если уж в мятеже участвуют, то отвечать будет каждый и сполна. Эй, воин!..
— Да, ваше святейшество? — отозвался немолодой уже стражник, что сидел на грубоватом табурете рядом с заключёнными. Для них особых удобств не предусмотрели, и бывшие наёмники разместились на голой брусчатке.
— Узнал?
— А то как же, ваше святейшество. Аккурат у пролома бился — вот вашу милость и видел в деле, хе-хе… Эк вы их, а?
— Да, славная вышла битва, — кивнула Эрин. — А это кто — наёмники, небось?
— Они самые, ваше святейшество. Как там?.. Шестая северная из Сардиса, да? Этим ещё повезло — не больше десяти лет каторги. Если на частную не купят, то попадут на государственную…
Один из сидящих на земле осуждённых внимательно прислушивался к разговору Эрин и стражника, а затем что-то выкрикнул на незнакомом Вяземскому языке — странная смесь шипящих и грохочущих слов. Свой-то диалог жрица попутно переводила для Сергея, а вот наёмник говорил явно не на имперском.
— Это уорг, — объяснила апостол. — Язык северян. Судя по выговору… Да, судя по выговору, я бы сказала, что этот юноша родом из холмовых кланов. Далековато его от дома занесло-то…