Они не уйдут

— Эй! Парни! — зычно закричал передний, широкий в плечах, чернобровый. — Деповские, что ли? Там нет беляков?
Он указал стволом карабина на здание станции. А Коле сразу вспомнилась вьюжная ночь, коренастая фигура в кожаной тужурке и зычный крепкий выговор: «Иди в теплушку. Скажешь — от Кравцова…» Конечно же, это тот самый командир, который приходил тогда на паровоз дяди Кости.
— Да нет, удрали все! А бронепоезд ихний там засел! Его взять можно, если быстро!
— Не заливаете? — серьезно спросил Кравцов. — С чего бы он застрял? Сломался?
— Не-е… Там рельсы намазаны, вот он и буксует…
— Игнатий! — крикнул Кравцов, оборачиваясь. — Скажи Баранову, пусть соберет первый взвод — и цепью!
Кравцов указал стволом карабина на железнодорожную линию, круто заворачивающую за гору.
— Конные, за мной! — Глянул на ребят и добавил: — Этих — с собой!
Сильные руки подхватили Колю и Пашку. Кони, храпя, поскакали в подъем.
Бронепоезд стоял на том же месте. Команда и офицеры высыпали из вагонов и бестолково суетились.
— Пугнем? — спросил Кравцов, останавливая коня на вершине горы. Не дожидаясь ответа, он выстрелил из карабина. Тотчас начали стрелять и другие конники. У бронепоезда забегали, засуетились. Маленькие фигурки побежали от линии в сторону — по болотистой низинке, к лесу.
Внизу, на линии, показались красноармейцы. Шли они неровной, ломаной цепью, прочесывая всю долинку. Шли неторопливо, уверенно. Как-то мирно, по-домашнему, в этой цепи то тут, то там всплывали голубенькие дымки махорочных самокруток.
— Смотрите — деповские! — воскликнул Коля, и все обернулись. Напрямик через гору шли рабочие. Они миновали гребень и теперь спускались по каменистому крутику. Стальная громада бронепоезда молчала. Только над паровозом клубился легкий парок.
Бойцы и рабочие окружили бронепоезд. С уважением щупали толстые, грубо обрубленные листы стали на вагонах. Ругались у голубенького вагона с темной иконой на двери. Заглянули в банный вагон и в вагон-кухню.
У молельного вагона неожиданно послышался шум: кого-то с шутками и прибаутками вытаскивали из дверей.
— Поп? — изумился Кравцов, увидев маленькую нескладную фигуру в рясе и с белой косой на затылке. — Что не бежал со своими? — хмуро добавил он. — Куда вот теперь тебя?
— Стар я бегать-то, — смиренно ответил попик. — Семидесятый мне — вот как…
— Ладно, потом разберемся. Помогите-ка святому отцу забраться в свою келью… Ну, трогаем, что ли? Кто тут есть из паровозников?
Успенский шагнул вперед. Он направился было к паровозу, но тут бойцы закричали:
— Эй, погоди, усатый! Еще одной важной штуки не хватает!
Из штабного вагона выкинули красную скатерть. Бойцы привязали ее к палке и подозвали Успенского.
— Давай, дядя, поднимай!
— Нет, что вы! — засмущался Успенский, расплываясь в улыбке. — Уж если кому честь, то вот этим парнишкам. Они ведь остановили…
Ребята воткнули крепкое древко в скобы у верхнего люка бронированного вагона, и самодельный флаг тяжело заплескался на ветру.
Успенский уже был на паровозе, озабоченно протирал очки, высунувшись в узкое окно. Бойцы и рабочие забирались кто куда — за обложенные мешками с песком хвостовые орудийные платформы, повисали на подножках вагонов, а то и на стволах пушек, но никто не хотел идти в темные бронированные клетки, всем хотелось быть на виду. На виду оказались и ребята — у левого окошка бронированного паровоза.
Прозвучал резкий свисток. Успенский медленно передвинул регулятор, и бронепоезд сдвинулся с места, пополз задним ходом к станции.
…Всю ночь поселок не спал. Горели костерки на улицах. Около них расположились усталые бойцы. Вокруг каждого костерка толпились рабочие и вездесущие мальчишки, ошалевшие от радости, от многолюдия. Хозяйки несли к кострам все, что нашли дома съестного. «Кушайте на здоровье, — угощали они красноармейцев… — Теперь, небось, не пропадем…» По-своему старались угодить дорогим гостям и мальчишки: носили воду для умывания, тащили к кострам доски и щепки. Солдаты делились с рабочими табачком, рассказывали о новостях и раздавали ребятишкам бог весть где взятые липкие конфеты.
  
Коровья речка
 
Кравцов разложил на столе карту. Когда собрались командиры и можно было открывать совещание, ему доложили, что пришли какие-то старики.
Он велел впустить их, и в сопровождении Успенского вошли двое: один седой, маленький, совсем ветхий, с головой, похожей на одуванчик, другой — в старой, но чистой форме железнодорожника.
— Они, — кивнул на старичков Успенский, — белых свернуть на тракт агитировали. Этот машинистом работал, а другой, — Успенский показал на старичка, похожего на одуванчик, — был когда-то начальником станции.
— Не далее, как три дня назад, — подтвердил «одуванчик», — тут ломал комедию перед господами офицерами.
Кравцов с большим интересом смотрел на него.
— Вы действительно работали начальником станции?
— Да, имел честь окончить железнодорожное училище, трудился всю жизнь на этой дороге.
— Вы что-то хотели сообщить? Не думаю, чтобы вы пришли только затем, чтобы повидать меня.
— Правильно! — дробно, колокольчиком рассмеялся «одуванчик». — Дело вкратце вот в чем. Старый тракт я хорошо изучил. Знаете, когда был по старости отстранен от работы, надо было чем-то заняться. Я снял топографию всего тракта — вплоть до Тагила. Эти данные достоверны и довольно свежи. А ваша карта снималась очень давно… Ею пусть руководствуются господа офицеры. Вам же нужно не то.
Старик вытащил из портфеля аккуратно сложенные листы бумаги.
— Они пройдут более или менее благополучно вот до сих пор. — Он поставил на самодельной карте отметку карандашом. — Здесь топь. Была гать, но она давно сгнила. Если будете идти следом, ожидайте, что здесь их застанете…
Он помолчал и добавил:
— А этого товарища я пригласил с собой предложить его вам в качестве проводника. Когда я снимал эту карту, он сопровождал меня и лучше, чем кто-либо другой, знает все особенности маршрута.
— Для чего же вы составляли карту? — осведомился Кравцов.
— Видите ли, молодой человек, я думал предложить ее нашему географическому обществу, чтобы они могли внести в картографию Урала, понимаете… Дорога — частность, — увлекаясь, продолжал старик. — Вот здесь, не удивляйтесь, есть золотые россыпи, здесь — выходы каменного угля. Разве этого мало? Есть и алмазы. И не в каком-то ином месте, а именно там, где вы намереваетесь догнать белых, — в окрестностях Кусье-Александровского завода. Вы, красные, будете хозяевами земли. Вам я хочу отдать перед смертью это богатство. Впрочем, вы, наверно, мне не очень верите…
— Почему же не верить? — ответил, улыбнувшись, Кравцов. — Вы, папаша, должны поберечь эту карту. Скоро уже все окончательно утрясется — вот тогда ваша карта очень народу понадобится. Ну, а пока надо добираться до этой Коровьей речки… Спасибо за проводника.
Старик церемонно раскланялся и ушел. Командиры вновь склонились над картой. Наконец решение было принято. Основные силы будут продвигаться эшелонами по линии железной дороги, где предстоит наладить регулярное движение. Все конные бойцы пойдут старым трактом, чтобы гнать отступившего в леса противника, не давать ему остановиться. Сам собой решился и вопрос о проводниках: выбрали старика-машиниста и Успенского, с которым Кравцов уже успел подружиться.
— Просьбишка одна есть, — сказал Успенский, обращаясь сразу ко всем. — Парнишка просится с нами. У него друг потерялся… Да вы знаете, о ком речь — помощник, что крушение на перевале устроил. Он тогда и исчез. Наверное, блудит в тайге. Не дай бог, попадет к белым в руки.