Письма мертвой королеве (СИ)

Локи смотрит на корзину. На дрожащий сверток на тонких ножках. Снова на корзину. На заметаемые поземкой следы Ангрбоды. Обычно подвижное лицо бога на этот раз не выражает ничего. Ровным счетом ничего. Бесстрастная, оледенелая маска.
Конь за спиной Локи храпит и недовольно фыркает.
— Ну ладно, — сквозь зубы цедит Локи. — Значит, Хель. Хотелось бы знать, ты он или она?
— Она, — тихо произносит существо в пледе.
— Уже хорошо. Ты хотя бы говорить умеешь. Подойди.
Хель осторожно переступает ногами в разношенных чоботах. Еле слышно ойкает, когда Локи подсаживает ее на спину коня. Там же вскоре оказывается корзина со спящими детьми и сам Локи. Конь поворачивает голову, вопросительно косится лиловым глазом.
— Куда-нибудь подальше отсюда, — бормочет Локи. — Где тепло и сухо. Где никто не станет задавать нам вопросов и требовать ответов. Где нас никто не найдет.
Жеребец понятливо кивает. Ноша легка, дорога сама ложится под копыта, Железный лес тает за пеленой снега.
За одним из князей Ванахейма давно уже числился должок — и князь ничуть не возражал против того, чтобы Локи со своими подопечными обосновался в его владениях. Князь был столь любезен, что даже сулился присылать Локи духов-прислужников, помочь в хлопотах с детьми.
Место, приглянувшееся Локи, выглядело замечательным — заброшенная крепость на морском побережье. Свежий воздух, стены и ветшающие бастионы, за лесом — небольшой городок. Подрастающим детям есть, где носиться, сломя голову, и будет, с кем поиграть.
Дети, их появление на свет и существование вызвали в душе Локи массу вопросов и эмоций, с которыми еще требовалось вдумчиво разобраться. Первенствовала обида: почему Ангра умалчивала о рождении детей? Молчала-молчала, а потом внезапно всучила ему пискливую троицу и гордо ушла! Можно подумать, у бога обмана нет иных занятий, как возиться с сопливыми младенцами!
Что ему надлежит делать в качестве отца, Локи представлял весьма смутно. Его первого отпрыска сразу же после мучительного рождения забрал Один. Решительно и твердо заявив, что Локи не создан для семейной жизни, что папаша из него тот еще и в Асгарде смогут достойно позаботиться о диковинном восьминогом жеребенке. Тогда у Локи не было ни сил, ни желания спорить. Он денно и нощно убеждал свой рассудок в том, что он больше не жеребая кобылица, и расстался с отпрыском без малейшего сожаления.
Слейпнир благополучно вырос в лучшего коня Девяти Миров — пусть и с восемью ногами. Родственных чувств к истинной матери он, насколько мог судить Локи, не испытывал. При встречах огромный жеребец добродушно фыркал, обнюхивал Локи, хрустел поднесенным яблочком и с достоинством удалялся.
С этой троицей Локи расставаться не хотелось. Пока — не хотелось. Они были слабыми, они нуждались в защите… и они, ётун побери их вспыльчивую матушку, были его настоящими детьми. Плоть от плоти и кровь от крови. И не будем забывать о крайне любопытных пророчествах, касающихся их судьбы и места в мире!
Локи разглядывал своих отпрысков и размышлял.
Младенцы из корзины оказались двумя очень схожими мальчишками. Белобрысого Локи решил назвать Фенриром, рыжеватого — Ёрмунгандом, Змеем, за привычку во младенчестве ловко ползать на брюхе, вместо того, чтобы встать на четвереньки. Мальчишки росли шустрыми, любопытными и склонными в ходе познания мира разрушать все на своем пути. Поначалу Локи никак не мог взять в толк, чем они напугали неустрашимую Ангру — пока однажды не застал своих еще не выучившихся говорить сыновей на удивление притихшими. Мальчишки пристально смотрели друг другу в глаза — одинаковые, болотно-желтого, звериного оттенка — а между ними крутился, опадая и поднимаясь вновь, маленький пыльный вихрь. Локи цокнул языком, смекнув, что в скором времени ему придется справляться с парочкой начинающих колдунов.
С Хель на первый взгляд дело обстояло полегче. Старшая сестра мальчишек показалась Локи тихой, запуганной и не отличающейся большим умом. Ему пришлось долго убеждать ее расстаться с драным тряпьем. Хель обеими руками цеплялась за грязные обноски и молча мотала головой. Когда же Локи вылущил девчонку из ее кокона, она закрыла лицо ладонями и замерла так, растопырив острые локти. Локи несколько раз обошел свое порождение кругом и задумчиво присвистнул. Ошибка. С Хель тоже придется изрядно повозиться.
Позже Хель, не поднимая опущенных глаз, рассказала — со слов Ангры, разумеется — что ее рождение далось чародейке очень и очень нелегко. Два дня и две ночи маленькая Хель пыталась выбраться из материнского чрева на свет, а когда же это наконец произошло, новорожденная не смогла вдохнуть и умерла. Ангра пришла в ярость, заявив, что не собирается терять ребенка, доставшегося ей с такими мучениями. Ведьмы поймали готовую ускользнуть душу Хель, накрепко соединили ее ворожбой с маленьким тельцем, и ожившее дитя издало первый крик. Навсегда оставшись неживой и немертвой, но застрявшей где-то посредине.
Хель унаследовала черные волосы матери и зеленые глаза отца, но кожа ее была бледной и ноздреватой, изъеденной коричнево-синими и черными трупными пятнами. Которые не оставались на месте, но медленно перемещались. Они ползали по рукам и ногам Хель, превращали смазливую мордашку подрастающей девочки в посиневшее лицо висельника, а руки — в разлагающиеся плети. В скверные дни Хель пряталась от всех, тихо и беззвучно рыдая, а Локи не знал, чем ее утешить… да и стоит ли вообще утешать. Ее жизнь будет долгой. Никто не подарит Хель другого лица, так что лучше ей заранее свыкнуться со своим.
Но зато она была сообразительной. Она видела чародейство Ангры и ее ведьм, и, даже будучи несмышленым ребенком, успела кое-что запомнить. Хель все схватывала на лету, и была столь же жадна до знаний, как и сам Локи.
Зимой, когда на побережье обрушивались шторма, Локи казалось, что быть отцом — не так уж тяжелый груз. В руинах крепости он выстроил потаенный дом. Долгими холодными ночами они сидели у очага, спрятавшись под огромной медвежьей шкурой, слушая, как море бьется в скалы. Локи рассказывал о Девяти Мирах, о богах и смертных, мешая правду с ложью, чтобы детям было интереснее и понятнее, а троица восхищенно таращилась на него. Локи учил мальчишек драться на деревянных мечах, а Хель — ставить парус и ходить на лодке, задаваясь одним и тем же вопросом: неужто они впрямь способны погубить мир? Ну да, Хель трудно назвать обычной женщиной и даже обычной великаншей… но парни ничем не отличаются от детей асов. Капелька магии и куча самоуверенности.
Троица подрастала. Им больше не требовалась ваниарские няньки, их можно было смело оставить одних на несколько дней или седмиц. Они выучились прятаться и нападать. Освоили заклятье личины и бесстрашно отправлялись в соседний городок — за провиантом или на поиски приключений. Дети облазали крепость сверху донизу, знали каждую отмель в заливе и всякое дерево в окрестных лесах. Они становились старше с каждым прожитым днем, превращаясь в подростков — и с ними пора было что-то делать. Прятать дальше? Набраться нахальства и заявиться в Асгард, представив Одину и Фригг буйную парочку Локинсонов и одну грустную Локисдоттир?
Какая из норн возьмется предсказать исход такого шага?
Ведь всем памятно то пугающее пророчество: отпрыски Локи когда-нибудь погубят Девять Миров.
Локи наведался в Железный лес, посоветоваться с Ангрой. Та не пожелала выйти на зов, прислав одну из ведьм с кратким ответом: «Теперь это твоя забота».
По возвращении в крепость на морском берегу Локи застал нового жильца. Хель наткнулась на него на опушке и привела домой. Ее питомец, похоже, родился от любви ётунхеймского волка к ваниарской гончей. Был он космат, слюняв, длинноног и злобен. Мальчишки его сразу невзлюбили, а Хель в нем души не чаяла. Страховидный пес повсюду бегал за ней, и вместо приветствия отцу Хель с порога заявила:
— Это Гарм, он будет жить со мной!
— Я так надеялся услышать эту фразу лет десять спустя. Когда ты соберешься замуж, — пробормотал Локи. Мальчишки, подслушав, немедля заскакали вокруг смутившейся Хель, выкрикивая «Жених и невеста, жених и невеста!». Хель, как это обычно с ней бывало, закрыла лицо рукавом и убежала, пес ускакал следом. Любящие братья угомонились только после пары подзатыльников.