Письма мертвой королеве (СИ)
Препираясь, троица удалялась от залитой кровью поляны. Из неприметной норки выбрался хорек, настороженно принюхался и принялся деловито отгрызать свисающий лоскут турсового мяса. С неба, каркая, к месту будущего пиршества одна за другой спускались вороны. Где-то далеко перекликнулись собратья Фенрира, волки, оповещая соседей о богатой добыче.
— Интересно, — отдышавшаяся и отчасти пришедшая в себя Рататоск немедля начала задаваться вопросами: — Это нападение… означает ли оно, что мы движемся верным путем? Всех, кто пробирается к Источнику, непременно ожидают препятствия и испытания. Турсы были предназначены именно нам — или мы просто так удачно на них наскочили?
— Они мертвы, мы живы, вот и весь разговор, — беспечно отмахнулся Фенрир. — Испытания так испытания. Лично я готов к любым, — быстрым и сильным движением он пришлепнул сидящего на крупе Слейпнира большого слепня. Ехавшая на жеребце Рататоск, приподнявшись, яростно замахала хвостом, разгоняя нахальных комаров.
Трое странников неспешно спускались по узкой долине, зажатой меж отвесных скатов. Впереди, почти рукой подать, вздыхало и сияло море — теперь даже Рататоск ощущала на губах его солоноватую, прохладную свежесть. Но ветер менялся, становилось жарко, воздух наполнялся терпкой прелью гниющей листвы. Рататоск снизу вверх смотрела на обрывистые склоны, поросшие кривыми чахлыми березками. Вскарабкаться бы наверх, в этом овраге, как в великанской кишке. Она, может, и доберется, а как быть с этими двумя? В образе животного поднимающийся вверх по крутизне Слейпнир вызовет сплошные оползни, в образе людей оба слишком велики и неуклюжи.
Рататоск хлопнула себя ладонью по шее, раздавив очередного комара. Скорее бы берег, там сильный и чистый ветер. Там нет жужжащей, назойливой, омерзительно мохнолапой дряни, забивающейся в глаза, ноздри и уши.
«Мы не приближаемся, — Слейпнир сбился с размеренного шага. — По моим расчетам, мы давно уже должны выбраться на побережье, но мы словно стоим на месте».
— Мы идем, — Фенрир в доказательство потоптался на месте. — И скоро придем.
«И да, и нет, — Слейпнир размашисто взмахнул хвостом, отгоняя тучу круживших над ним зеленых мух. — Пошли прочь, твари, я еще не умер! Да, мы идем. Нет, берег не становится ближе. Окоем не меняется. Мы как… как насекомые в расплавленном янтаре. Да что за напасть такая!» — он дернул одной из задних ног, пытаясь поскрести укушенное брюхо. Рататоск спрыгнула на землю, ладонью погладила место укуса, ощутив вздувающийся под кожей желвак. Какая-то летающая дрянь немедля впилась ей в руку, до того порванную кромешницей — и именно в подживающий шрам. Белка ругнулась, ринулась к чахлому папоротнику, с корнем выдирая растения и мастеря большой пучок, отгонять насекомых от раздраженного Слейпнира.
Шагавший впереди Фенрир запнулся о корень, рыбкой нырнул вперед, натягивая на себя волчью шкуру. И немедля заплясал, заскакал боком, подвывая и напрасно стараясь укусить закружившееся над ним черное гудящее облачко.
Рататоск нахмурилась. Сосредоточилась. Не будучи прирожденной чародейкой, за минувшие столетия она худо-бедно выучилась улавливать близкое присутствие магии, наложенное заклятье и то, какого оно может быть рода. Если чутье ее не подводит и не обманывает…
— Мальчики! Мальчики, послушайте меня, успокойтесь!
Фенрир плюхнулся на землю задом и яростно чесался, словно в его белой шубе завелись полчища блох. Слейпнир страдальчески мотал головой, безостановочно хлеща себя хвостом по бокам. Рататоск захотелось содрать с себя одежду и кататься по жухлой траве, пытаясь избавиться от облепивших ее насекомых.
— Да парни же! — завопила она, привлекая внимание спутников. — Это… это заклятое место, понимаете? Чем больше мы отбиваемся, тем яростнее на нас нападают!
«И что прикажешь, упасть и лежать смирно? — Фенрир закрутился, щелкая челюстями в безнадежной попытке оторвать собственный хвост. — Меня заживо грызут, имирово семя, больно-то как!»
— Слейпнир, стой! — белочка метнулась к коню, всем своим малым весом повисла на болтающейся уздечке. Глаза Слейпнира остекленели, теряя разумность, еще мгновение — и жеребец сорвется в безумный, нерассуждающий галоп, а впереди его наверняка поджидает торчащий сухостой или засыпанные листьями острые камни, на которых так просто и легко сломать ногу. Или, ополоумев от укусов, он бездумно рванет в ближайший из миров и окажется невесть где… — Стой! Потерпи, я… я сейчас!
Она затрясла головой, словно надеясь бряцанием колокольцев отпугнуть густеющий рой. Жужжание оглушало, кожа зудела в сотне мест разом. Нестерпимое желание чесаться, скребя себя ногтями до кровавых полос.
«Где она, где? — Рататоск закрутила руками, разглядывая браслеты на запястьях. — Нет! Нет, пожалуйста, я же всегда таскаю ее с собой… Где ты, милая?» — она сунулась в болтавшийся на поясе споран, кожаный кошель для всяких полезных в дороге мелочей. Какая-то летучая дрянь сделала попытку вонзить свое жало ей в глаз, Рататоск заверещала, одной рукой отгоняя мошкару, а другой шаря в сумке. Неловкое движение — и все содержимое кошеля рассыпалось по траве, но Рататоск успела заметить проблеск красного и зеленого. Наклонилась, поспешно нашарив прохладную и чуть шершавую поверхность статуэтки. Маленькая жаба с широко разинутой пастью, ее амулет на счастье.
Фенрир уже не выл, а истошно скулил, белым вихрем мечась от одного обрывистого склона к другому. Рой облепил волкодлака со всех сторон, белая шерсть теперь казалась буро-пятнистой, покрывшейся проплешинами. Слейпнир из последних сил вынуждал себя стоять на месте, и об одно из его твердых как камень копыт Рататоск ударом ладони решительно разбила глиняную жабу. Сколько лет берегла, сколько путешествий эта фигурка совершила вместе с ней, но другого выхода нет. Никто из них не обладает талантами к магии, а здесь только чародейство и спасет.
Из осколков разбитой фигурки вытекла лужица густой прозрачно-зеленой жидкости, похожей на мед. Приподнялась, раздуваясь, превращаясь в обычную крапчатую жабу с выпученными глазами и бурыми полосками по влажной желтоватой кожице. Жаба раздула горло, квакнув, сделала прыжок — и рядом с ней появилась вторая. Третья. Десятая. Всякий новый прыжок приводил к тому, что число жаб неуклонно возрастало.
Рататоск прижалась к часто вздрагивающему коню, обмахивая его пучком сорванного папоротника и пытаясь успокоить. Жаба увесисто скакнула через ее ногу, стрельнул вылетевший из пасти и мгновенно втянувшийся липкий язык, ухватив жужжащую осу. Краем уха Рататоск слышала многократное «шлеп-шлеп» и приглушенное кваканье. Яростный гул насекомых поначалу вроде б усилился, а потом слегка затих — или Рататоск так показалось? К ее ногам привалилось что-то горячее и мягкое. Тяжело дышащий, взъерошенный и помятый Фенрир добрался до них, уткнулся мордой в колено белке-оборотню и затих.
Так они и стояли. Пошел мелкий, едва ощутимый дождь, оседавший влажной пылью. Важно квакали жабы, Рататоск, стараясь не смотреть по сторонам, махала листьями папоротника, пока рука не онемела.
«Все? — робко спросил Фенрир. — Я их больше не вижу. Ни мерзости с крыльями, ни жаб. Они упрыгали во все стороны».
— Надеюсь, они тут поселятся и будут счастливы, — Рататоск отбросила смятые листья и обеими руками вытерла лицо. Чище оно от этого не стало, зато белка слегка успокоилась. Присела на корточки и стала собирать разбросанное богатство. Свинцовое грузило и примотанный к нему костяной крючок, лоскуты тканей с воткнутыми иглами, засушенная кроличья лапка и ярко-синее птичье перо, необработанный кусочек янтаря и связка отлитых из серебра оберегов — крохотный гребень, кораблик, молот Тора и яблоко Идунн…
«Вот еще, — Фенрир носом подтолкнул к ней скрытую листьями костяную фигурку бегущего волка. — Ты умница. А еще чародейских штук у тебя в запасе есть? А волк что, тоже во что-нибудь превращается?»
— Много будешь знать, быстро состаришься, — Рататоск погладила лобастую голову волкодлака. — Вот бы знать, это последняя докука на нашем пути или встретятся еще?