Магический кристалл
– Когда тело бальзамировали в последний раз? – вмешалась Артаванская Сокровищница.
– О, это было недавно! Сразу же после приобретения! Но Агриппа сказал мне: «Роман, забудь о бальзаме и не думай о тлене. Варвар еще сто лет будет свежим, как баранина на старом маленьком форуме возле порта Маджоре при династии Антонинов». Купите мумию, ваше величество!
– Какое имя он носил при жизни? Олигарх наконец-то обратил внимание на царевну.
– Этого никто не знает. А разве это важно? Назовите его, как угодно, все равно он останется мумией варвара.
Царевна приблизилась к стене, где висел меч, поднесла ладонь к лезвию, словно пробуя его остроту, и на минуту замерла.
– Могу продать меч отдельно от мумии. – Роман в тот же миг оказался в двух шагах от Авездры. – Я не такой, как хранитель регии… Это очень древнее оружие варваров. От одного путешественника я слышал, что этот меч обладает чудодейственной силой… Вы только послушайте, как он звенит!
– Назови цену, – потребовала Артаванская Сокровищница.
Почетный гражданин Ромея блеснул глазами, попытался склониться к уху Авездры, но почему-то не смог этого сделать и громко прошептал:
– Поверьте, я продаю его всего за половину того, что он стоит на самом деле! Хранитель регии просто ограбил меня!
– Назови цену.
– Открою вам некоторую тайну, – улыбаясь и блуждая масляным взором, зашептал олигарх. – Я намерен уехать, покинуть эту страну… И мне очень нужен корабль. Совсем небольшой и не новый, но вместительный корабль. Я хотел бы иметь столько, чтоб купить его у одного моего давнего приятеля. А он просит за старое, гнилое судно очень много!
– Назови цену!
– Пять миллионов серебряных сестерциев! Я вынужден отдавать столь редкое оружие всего за полцены!…
Артаванская Сокровищница что-то шепнула послу, и тот поспешно вышел из усыпальницы.
А почетный гражданин Ромея подобрался к ней с другой стороны и попытался приблизиться к другому уху, но отчего-то сробел.
– Если купили меч исполина, то что вам стоит купить у меня мумию? – пугливо прошептал он. – Я готов уступить ее также за полцены. Она будет немногим дороже меча!
– Мы не покупаем мертвецов и не продаем их, – молвила Авездра, и голосу ее стало тесно в просторном мавзолее. – Мы отдаем их птицам.
Олигарх почему-то отшатнулся, закрыл уши и в тот же миг умолк и как-то сжался. А царевна подняла согнутые в локтях руки на уровне плеч, не касаясь ступней исполина, поднесла к ним ладони и замерла на несколько минут. Тягостная, могильная тишина зазвенела в ушах императора, отчего-то затрепетали огоньки свечей, словно незримый, неощущаемый ветер пролетел вдоль зала и, оттолкнувшись от гранитной стены, вернулся назад, ознобив затылок Юлия.
Авездра же опустила руки и, постукивая подкованными каблуками сапожек наездницы, покинула мавзолей.
Посол вернулся со слугами, которые внесли переметные сумы с серебром и поставили их к ногам олигарха. Тот мгновенно стряхнул с себя оцепенение, ожил, недоверчиво заглянул в одну суму, во вторую, после чего встал на колени и начал пересчитывать монеты, выкладывая их на гранитный пол. А посол сделал знак, слуги сняли со стены меч и, удерживая его кто за рукоять, кто за лезвие, понесли из усыпальницы.
Постояв некоторое время возле постамента, император вышел под сень оливковых деревьев и только тут вобрал в грудь воздуха.
Свита, оставшаяся у входа в мавзолей, почему-то непроизвольно отступила от него. На лицах мелькнуло беспокойство.
– Что с тобой, август? – тревожно спросил консул.
– Там трудно дышать, – обронил Юлий, направляясь к выходу с виллы.
– Это от бальзама. Попадая с воздухом в легкие, он мертвит и бальзамирует поры… Сколько она заплатила за меч? Август, она расточает казну…
Не дослушав его, император поспешил за ворота. Авездра была уже в седле, и погонщики, подняв верблюдов, выводили их на дорогу. Юлий пытался хоть что-нибудь прочесть на ее лице, но плотная тень, роняемая зонтом, и яркое предвечернее солнце, слепящее после сумерек мавзолея, будто растворяли и смазывали его черты. Тем временем безмозглые и надменные животные с безупречной воинской выученное – тью сами выстроились в три колонны таким образом, что Артаванская Сокровищница и верблюд с завьюченным на него мечом оказались в середине, прикрытые со всех сторон. Караван двинулся в обратный путь.
Пышность разряженных слуг, сопровождавших Авездру, как-то враз опала, словно из них выпустили воздух, и под тончайшим шелком четко проступили тяжелые воинские доспехи, даже у служанок. Это была явная демонстрация того, что свита ждет нападения, чего раньше никак не проявлялось.
Должно быть, царевна, кроме прочих своих достоинств, обладала даром ясновидения, хотя Юлий не собирался нападать и применять какую-либо силу, дабы завлечь ее во дворец. Заготовленная комитом Антонием ловушка была проста, безыскусна, не вызывала подозрений и при неожиданном повороте событий выглядела бы безобидно. На набережной, возле театра Марчеллы, сцепятся осями две тяжелые и длинные камневозные телеги, в каждую из которых запряжено по шесть лошадей. Обычно разъехаться им бывает очень трудно из-за перехлеста постромок, тесноты и рассыпавшегося камня, таким образом сквозной проезд к пристани окажется перекрытым. Каравану придется обогнуть театр, пойти мимо Капитолийского холма к Палатину и далее следовать вдоль его круч, поскольку торгующие здесь плебеи застроили лавчонками и трущобами все свободное пространство. А рухнувшая недавно стена форума Боариума завалила прямую улицу к причалу, где стоят корабли Авездры. Для разбора руин туда сгонят полтысячи рабов с повозками, которые к тому же еще перегородят проезд несколькими цепочками, передавая друг другу камни. Артаванской Сокровищнице придется свернуть еще раз и подняться на Палатин недалеко от Бычьего рынка, ибо справа и слева от нее окажется стена Сервия Туллия, за которой стоит длинное здание Большого цирка.
А по украшенной и подготовленной для встречи улице царевна не пойдет, догадавшись, куда может привести императорская дорога.
Но поднявшись на священный холм, она непременно въедет во внутренний двор дворца с его боковой стороны, поскольку там для этой цели разобрана стена и все устроено так, будто есть сквозной проход к причалу и ее кораблям.
Останется лишь захлопнуть ловушку, появившись из-за спины Авездры, как только царевна перешагнет порог императорского дома.
Всю обратную дорогу Юлий мысленно готовился к этому моменту, поскольку уже нечем было не только поразить воображение Авездры, но вызвать у нее хотя бы простое удивление. Ее необъяснимое, не соразмерное никакой логике сознание находилось за пределами развитого, воспитанного на высокой культуре разума. Отвердевшие, как смола из варварских кораблей, чувства невозможно было ни пробудить, ни поколебать, даже если бы он явил ей чудо из чудес. Например, если бы сейчас перед ее караваном встал Юпитер, спустившись с небес, или Нептун вышел из моря. Прекрасная и недоступная, она очаровывала, манила к себе, притягивая и будоража мысли, и одновременно отталкивала, как блестящий медный колосс, как набальзамированное тело варвара, совершенное по формам и мертвое по содержанию.
Стиснув зубы, император неподвижно стоял в колеснице и не мигал, хотя пересохший за это время верблюжий навоз на дороге пылил и порошил глаза, отчего надвигающийся вечерний город казался окутанным зеленоватой, вонючей дымкой.
Когда колесница выкатилась на Большие портики, Юлий чуть сдержал лошадей, дабы сохранить допустимое расстояние между караваном, но вдруг увидел, что верблюды беспрепятственно проходят мимо театра Марцеллы, никуда не сворачивая с набережной: камневозных телег не было.
Путь к пристани с варварски разукрашенными кораблями был открыт!
Император остановил коней и, не веря своим глазам, вышел из колесницы. Равнодушная ко всему окружающему, нелепая эта декурия всадников, ничуть не сбавляя своего неотвратимого хода, двигалась там, где должна была сейчас стоять! Плотно сбившись, верблюды прошествовали мимо театра, аккуратно обогнули подиум на причале и без остановки, на ходу перестраиваясь в одну колонну, стали подниматься по сходням на корабль.