Суккуб (ЛП)
Внутри церкви находились десятки людей — фермеров с семьями в основном, расположившихся на деревянных лавках. Многие женщины держали на руках младенцев. Дети постарше сидели с явно скучающими лицами, а те, что слишком шумели — получали смачные затрещины.
В общем, наиунылейшая церковь, прямиком из Aмерики 1850-х.
Далеко впереди было деревянное возвышение, с кафедрой, совсем, как в реальном мире.
Шёлковые гобелены висели на стенах, на них вышиты те же круги, что смонтированы на крыше. Ещё на стенах висели какие-то веточки, а на столе у «сцены» — медные посудины очевидно церемониального толка, заполненные водой.
Свет в помещении давали факелы, закреплённые на стенах слева и справа. В общем, освещение довольно слабое, и чем темнее становилось снаружи, тем гуще тени были здесь.
— Tеперь-то понятно, почему у организованной религии столько поклонников. — пробормотала Элария, осматриваясь в помещении.
— Почему? — прошептал я.
— Потому что в ней ТАК весело. — саркастично ответила демонесса.
Внезапно слева нас атаковала волна звука — пронзительно-весёлый голос. Я обернулся и увидел низкорослую, жирную тётку средних лет, со светлыми жиденькими волосами, в одежде похожей на холщовый мешок.
— Здрааавствуйте! Да благословит вас Богиня! Я… — тут она замолчала и несколько удивлённо на нас воззрилась. — А я вас знаю?..
— Мы недавно в городе. — с фальшивой улыбочкой сказал я.
Наш светловолосый комитет-по-встрече взглянула на мою «жену» — точнее, вылупила буркала на её выпирающий бюст.
— А вы точно веруете в Халастию? — с сомнением спросила она.
— О да. — сказал я. — мы её любим.
— Всю ночь напролёт. — сладко добавила Элария.
Я пихнул её локтем под рёбра. Через секунду она шлёпнула меня хвостом по заднице — что она могла сделать только при условии, что он торчит из-под подола. Я мысленно взмолился — всем богам одновременно — чтобы никто этого не заметил.
— А-а, понятно… — несколько ошалела нашим отсутствием набожности пухлая церковная служительница.
А потом она увидела малыша, уперевшегося лицом в грудь Эларии.
— О-о, у вас есть ребёночек! — вскричала она, внезапно став на порядок более дружелюбной. — Ах, я вспоминаю своего, когда он был таким же малипусеньким! Тааакой милашка!
— А. — безразлично протянула Элария.
— Можно посмотреть маленького?
— Он спит. — тут же нашёлся я, надеясь, что Стиг поймёт намёк и не будет шевелиться или открывать глаза.
Ага, разбежался.
Он отвернул голову от сисек Эларии и шумно вдохнул. Не могу его винить — бедолага, похоже, едва не задохнулся в бескрайней ложбинке суккубы.
Но блин, какой всё-таки приятный способ умереть.
— Надо же, он просыпается! — воскликнула жируха, приближаясь к нам, но застыла на месте, едва завидела серое лицо Стига. И его нос. Точнее — его отсутствие. Да и в целом — страшненькие черты.
Она резко сделала шаг назад с видом, будто открыла свой шкаф и обнаружила внутри охренительно здоровую крысу.
— А…С ним всё в…порядке? — с долей испуга спросила тётка.
— В полнейшем. — заверил я.
— Но он выглядит…необычно.
— Роняла его часто, знаете ли. — нашлась Элария. — Об порог. Немножко перекосился личиком.
Тётка ужаснулась было, но вдруг нахмурилась:
— Кстати о лицах — я вижу, вы носите немало пудры.
Элария скривилась с видом типа «Ты не офигела часом?!»:
— А мы должны об этом говорить?
Тётка не отступилась, очевидно, твёрдо намеренная прополоскать нам мозги моралью:
— Богиня не одобряет косметику, знаете ли.
Вот оно что, вот что с жирухой не так! Я заметил, что на фермерских жёнах в церкви действительно нет макияжа. Сегодня, однако, когда делал квесты, это в глаза не бросалось: женщины-НПС все до единой выглядели достойно, с алыми губками и красивыми глазами, подчёркнутыми тенями — даже бандитки были очень даже ничего — но я и подумать не мог, что цифровым персонажам в принципе может быть нужна косметика!
Ну, как оказалось, очень даже нужна, поскольку эта тётенька выглядела совсем простушкой и, очевидно, с презрением относится ко всему, что может сделать её привлекательней.
— Оу. — сказала Элария. — Это и не косметика вовсе.
Я застыл:
— Эхм, дорогая-…
— Мы были у мельника и я случайно упала в бадью с мукой. Мы не хотели опаздывать на вечернюю службу, так что я не успела помыться.
— О… — продолжала офигевать тётка. Я её даже немножко понимал — это и правда была ну очень бредовая история.
В этот момент Стиг решил чихнуть:
— АААПЧХЭЭ! — с пышной груди Эларии в воздух подялось облачко белой «пыли».
— Вот как. — сказала жируха, снова начиная хмуриться, глядя на здоровенные «таланты» Эларии. — А что не так с вашей кожей?
Я присмотрелся и увидел, что чих Стига сдул немалый фрагмент муки. Показавшаяся под ней кожа не была красной, но всё равно выглядела нездорово-розовой.
— Ужасный ожог. — и глазом не моргнув сказала Элария.
Блин, а она реально умеет врать. Идеально играет, настоящая актриса.
— Оу…
— Дорогая, ты, кажется, говорила, что знаешь кого-то в здешних местах? — попытался увести тему в сторону я, пока ещё не поздно.
— Да — но он жил тут много лет назад. Вы, случайно, не знаете человека по имени «Ястот»? — обратилась Элария.
— Ну конечно же! — посветлела лицом тётка. — Он-…
Внезапно в помещении загудел хорошо поставленный голос:
— Братья и сёстры во свете Халастии, я прошу вас встать!
Все присутствующие вскочили на ноги, а на возвышение тем временем поднялся лысый бородатый мужик, весь в белых одеяниях, воздевая над собой руки.
У Эларии глаза на лоб полезли от зрелища, а ротик приоткрылся.
— Вот же он, вы видите его перед собой! — радостно обьявила низкорослая блондинка. — Отец наш Ястот, Архижрец Халастии!
— Дерьмо божье! — ругнулась Элария вполголоса, но не достаточно, чтобы её не услышали.
Толстуха ахнула и сердито нахмурилась.
Я проигнорировал её недовольство, вместо этого посмотрев Эларии в глаза:
— Это он?
— Да. — в голосе суккубы скозило адским холодом.
— Ты уверена? Прошло ведь много времени, я верно понимаю?
— СЛИШКОМ много времени. — оскалилась Элария, и я сразу осознал, что эта встреча для неё — мягко говоря, неприятна.
— Ох, мне надо присесть. — шмыгнула носом тётка, отходя от нас.
— Это что же получается — твой бывший хозяин — священник? — изумлённо спросил я.
— Выходит, что да.
— Так может он того…. Я не знаю — исправился?
Элария прищурилась:
— Он, скорее всего, хочет, чтобы все так думали, но — я в это не верю. Да и без разницы — он может стать хоть самым ярым в мире святошей, но всё раво его убью.
Мужик, пока мы обсуждали его, начал петь глубоким баритоном; его паства пела вместе с ним.
Это была мрачная песня, депрессивная и медленная, судя по тексту — про то, что надо быть чистым, непорочным и белым, как снег:
«Словно дева — непорочный прекрасный бутон,
Что томиться в башне высокой,
Богине направлю я зов тихий мой:
«Да буду я чист — до самых своих похорон!»»
— Мда, судя по количеству детей в зале. — суховато заметила Элария. — кое-кому определённо надо обьяснить этим людям, что дева, «бутоны» и чистота — плохо сочетаются с появлением малышей.
— Как думаешь, сделаем это прямо сейчас? — прошептал я. — Или лучше подождать?
— В смысле, обьяснить про девственниц с бутонами? — подразнила Элария.
— Ты знаешь, о чём я.
— Давай подождём пока. Хочу послушать, чего он там будет рассказывать местным. — сказала она, и вдруг улыбнулась — настолько хищно и злобно, что у меня по спине пронёсся целый табун мурашек. — а потом я его убью.
.
Том 1. Глава 20 часть 1
Глaва 20
Mы приcели на самую пoследнюю лавку — мест больше нигде не было. Спев ещё парочку до ужаса унылыx псалмов, лысый мужик начал свою проповедь.
Eсли этот парень когда-то и был Чернокнижником, то у него случился сдвиг парадигмы на уровне Пути в Дамаск. В смысле, сейчас он — просто убер-священник. Зажигает публику, как тру-фанатик, словом. Козлина.