Кто ты, моя королева (СИ)
— Нет. — шепчу я, хотя теперь уже не уверена, что это правильно.
Я ненавижу врать. Мне легче вообще молчать, чем говорить неправду. Знаю, что многим это не нравится, что кое-кто считает меня излишне резкой и прямолинейной, но мне самой нравится эта моя черта. Я хочу быть честной, и с собой прежде всего. А сейчас мне приходится врать, приходится говорить неправду этому мужчине. Но разве поверит он мне? А если вдруг поверит, то что сделает? Казнит? В темницу посадит? Помилует? Как же это всё сложно!
— Ты же понимаешь, что я не могу просто так тебе поверить? — его голос звучит уже совсем спокойно, становясь обратно тем бархатом со стальными нитями, а лицо превращается в непроницаемую маску.
— Да. Теперь понимаю.
— Ты согласна на проверку? Ответить на мои вопросы под Глотком Истины?
— А что это? — решаю уточнить. А вдруг ещё один яд? Расскажу всю правду и коньки отброшу. Окончательно.
Он вскидывает бровь и поясняет.
— Это зелье. Заставляет говорить правду.
— Оно не причинит мне вреда? — задаю вполне логичный вопрос.
— Нет. Лишь тот, что ты можешь навлечь своими словами.
Ой, чувствую, не договаривает он. Но какой у меня выбор? И дальше тыкаться, как слепому котёнку во все стороны, делая ошибки, что вредят не только мне?
— Я согласна. Только поклянитесь, что это зелье действительно не причинит мне вреда.
— Ты не веришь моему слову? — снова закипает мой нервный “супруг”.
— Вы моему тоже не верите. — не остаюсь в долгу я.
Пока он молчит, обдумывая ответ, я снова зависаю, рассматривая его. Дурой была королева.
— Хорошо. Клянусь силой, что Глоток Истины не причинит тебе никакого вреда, кроме того, что ты можешь сама на себя навлечь сказанным. Ты подтверждаешь своё согласие?
Вот как. Я вздыхаю. Страшно, конечно. Очень. Мало ли что он спросит. Но мне очень нужно, чтобы этот мужчина мне поверил. Только от него зависит моя дальнейшая судьба.
— Да. Подтверждаю.
Яргард
Я не могу в это поверить. Она согласилась. Тэрэса согласилась выпить Глоток Истины и, по сути, полностью отказаться от контроля ситуации и того, что говорит и в чём признаётся. Когда мир успел сойти с ума?
Склонённая тёмная макушка, мокрое от слёз, бледное до зелени лицо, трясущиеся руки, распухшие веки и столько раскаяния в таких непривычных глазах. Такое, разве сыграешь? Я никогда раньше не видел её слёз. Что угодно видел, но не слёзы. Может поэтому на душе сейчас так муторно? Чувствую, что повёл себя недостойно, сорвавшись. А если она говорит правду и действительно ничего не помнит? Разве согласилась бы та Тэрэса, которую я знаю, на такое? Да она бы скорее удавилась, чем рискнула выдать все свои тайны.
— Я запретил Тайрэну посещать тебя. — сообщаю ей, и снова вижу реакцию, которой не могло быть у моей жены. Тэрэса вздрагивает всем телом и опускает плечи. В глазах понимание и… вина? У той, что даже убивая и калеча судьбы, не считала себя виноватой? Кто эта женщина? Неужели потеря памяти настолько меняет личность?
— Я понимаю. — добивает она меня окончательно.
— Если ты подтвердишь свои слова под действием зелья, я отменю этот запрет. — произношу то, чего сам от себя не ожидал.
В конце концов ничто не помешает мне узнать её истинные чувства и намерения по отношению к Таю. А женщина передо мною опять удивляет, искренне и с благодарностью улыбаясь. Мне.
— Я буду очень вам благодарна, ваше величество.
В ней всё не так. Она совсем другая. Там где прежняя моя жена бы вопила и требовала, чтобы ей раболепно прислуживали, эта легко общается с простой целительницей, без грамма аристократической крови, где вспыхнула бы и наорала в ответ, обливая грязью и ненавистью, там внезапно отступила, и проявила раскаяние, заставив чувствовать себя виноватым за несдержанность, там где раньше бы равнодушно пожала плечами, высомерно скривив пухлые губы, сейчас улыбается и благодарит.
Это не укладывается в моей голове. Я кручу эти мысли и так и эдак, но всё равно картинка не складывается. И это, как та соринка в глазу, раздражает и мешает сосредоточится. А ещё мне её жаль. Настолько жаль, что я забываю кто передо мной сидит. Вот прямо сейчас, такую слабую, трогательную, хрупкую и раздавленную не без моего участия. Когда Тай сказал, что королева просит о встрече, чтобы сообщить что-то важное, я понадеялся, что это будет информация об отравителе. Ну что она мне ещё может сказать? Хотя вполне в духе Тэрэсы промолчать сейчас. Тогда виновному правосудие короля покажется милостью, ибо месть королевы будет куда изощрённёй и страшнее. А она сказала то, чего я совершенно не ожидал. И если только допустить, что это правда, что эта женщина передо мной действительно не помнит себя, меня, всего того, что между нами было, то ей должно быть очень страшно сейчас, особенно после того, что я наговорил. И первым делом, после того как смогу убедиться в её правдивости я извинюсь. Успокоив себя таким образом, сообщаю ей своё решение.
— Завтра утром я приду с зельем. Будь готова.
— Как я должна подготовиться? — вскидывает на меня заплаканные глаза.
— Морально. — хмыкаю я.
И уже собираюсь уходить, когда понимаю, что она сама не сможет встать и вернуться в постель. Может конечно и Сэльму подождать. Но на эти сжатые губы, расширенные зрачки, побелевшие пальцы, что комкают тонкий батист сорочки, смотреть невозможно. Что я изверг какой-то?
Шагаю к ней и прежде чем поднять на руки, слышу прерывистый вздох. Моя жена Тэрэса, родив мне сына и узнав, что этим связала нас навеки, истерично вопила, брызгая слюной, что больше пальцем не позволит мне её касаться. Я и не касался. Самому было противно. А сейчас вот держу её тело в своих руках. И чувствую, как она дрожит. А ещё вижу, как учащается дыхание, вспыхивают щёки и напрягаются под тонкой тканью тугие соски. Такая очевидная реакция женского тела вышибает дух и, прежде чем я успеваю понять происходящее, моё реагирует в ответ.
— Благодарю, ваше величество.
— Яр, Тэрэса. Неужели и этого не помнишь? — боги, что мне делать, если она не лжёт?
— Тай сказал мне ваше имя, Яргард. Но я посчитала неуместным… — она пожимает плечами и тонкая сорочка сползает с правого.
Я не хочу этого делать, но глаза сами опускаются на слегка обнажившийся холмик груди, на твёрдую горошинку, под натянувшейся тканью. Чувство похоти, накрывающее меня сейчас даже сильнее, чем сразу после брачного обряда одиннадцать лет назад, словно ничего между нами и не было. И я никогда её так сильно не хотел, хоть и брал юное тело с обоюдным удовольствием. Узнав же о предательстве, вообще заглушил в себе любые ростки желания к законной супруге, пересилив действие древнего обряда. А сейчас один взгляд на кусочек обнажившейся плоти и меня ведёт, как несдержанного юнца. Ведьма. Точно ведьма.
В кровать я её уложил, не смотря и даже не дыша. Дабы не чувствовать её внезапно притягательный для меня аромат. И комнату покинул так быстро, как только мог. Совсем сдурел Тэрэсу хотеть. У меня любовницы на то есть.
Нэлли
Словами не передать, с каким страхом я теперь ждала утра. На что я согласилась? Совершенно ведь не знаю, как действует это зелье. По аналогии с представлениями о сыворотке правды и детекторе лжи, я наивно подумала, что главное ведь не врать, а когда нужно, можно будет и увильнуть. А потом, уже после лечебных процедур, пока Сэльма, по сложившейся уже традиции, читала мне перед сном, в голову полезли страхи и сомнения. И я осознала степень своего попадалова. Вот это я влипла! Согласилась выпить магическое зелье, даже не узнав толком как оно работает. А может я вообще ничего соображать не буду? А может вывалю королю на голову всю свою биографию с душещипательными подробностями.
— Ваше величество, вам плохо? — спросила сиделка, заметив что я таращусь в одну точку, едва дыша.
— Да. Очень. — выдавила я из себя.
Девушка тяжко вздохнула, и в её взгляде явно читалось: “Я же говорила”. Говорила, да не то. О допросах под зельем правды меня никто не предупреждал. А с другой стороны, какой у меня выбор? Так я хоть получу шанс, если не заслужить доверие, то хотя бы убедить короля, что не вру и не хочу зла Тайрэну. А если он заставит меня открыть всю правду, тогда… ну что ж, когда-то мне наверное придётся это сделать. Пожалуй, я даже почувствую облегчение, если не придётся хотя бы Яргарду врать. Только бы за это здесь головы не рубили и на костёр не отправляли. И ведь не узнаешь никак.