Удар Молнии
В первые же сутки одиночества Глебу сразу же начала сниться Марита. Проснувшись, он выпил полбутылки водки, окатил голову водой и снова лег. «Наркоза» хватило лишь для того, чтобы разоспаться и потерять контроль над собой. К нему снова явился сон о Марите. Правда, теперь события происходили не в Бендерах, а в каком-то другом городе, не тронутом ни артиллерией, ни пожарами, существовавшем как бы вне времени и географической Привязки. Но те же фруктовые деревья вдоль улиц, каштаны, орехи и шелковицы выше домов, а по фасадам — толстые виноградные лозы. Будто Глеб купил здесь старый деревянный дом, причем сначала рассчитался с хозяином, потом пришел смотреть. Ходил и щупал стены, как щупают печь — теплая ли… Будучи во сне, он знал сюжет и как бы уже готовился к тому, что скоро случится. Если сон приходил легкий, он усилием воли обрывал его, однако теперь не мог сделать этого и пошел в дом. На полу сидели дети Мариты — девять девочек одного возраста, а между ними был открытый люк подпола. Глеб чувствовал, что Марита уже там, и стал спускаться по железным скобам. Под полом оказалась железобетонная камера городской теплосети — вентили, задвижки… Марита что-то прятала под изоляцию труб, и он знал что.
— Я убью тебя, сволочь! — крикнул он. — Ты опять прячешь?!
— Не прячу! — с прибалтийским акцентом воскликнула Марита. — Наверху наши дети, я ищу им воду.
В который раз Глеб вынимал из-под изоляции охотничий карабин «Барс» с ночным прицелом, неестественно маленький, будто игрушечный, однако стреляющий. На прикладе пилочкой для ногтей были сделаны зарубки, которые во сне сосчитать было невозможно. Глеб хватал Мариту за длинные волосы и пытался выволочь наверх, бил ее по лицу, а она становилась дерзкой, бесчувственной и кричала:
— Дай мне воды! Дай чистой воды!
Головеров проснулся от сердцебиения и жажды, напился из-под крана и больше не ложился спать. На его счастье, утром к нему неожиданно заявился Капеллан — Алеша Отрубин. За всю его службу он получал десяток прозвищ, но привилось и вросло лишь одно, которое было по нраву самому Алеше. Однажды в Армении, когда погиб Сашка Воронцов, Отрубина захватили на месте «преступления»: он читал молитву над мертвым, вытащив его из «мабуты» — брезентового мешка, в котором обычно сбрасывали на парашюте груз. Никто не знал, что Отрубин — верующий, никто никогда не видел, как он молится перед штурмом, причем не за себя — за всех. Это уже когда Алеша стал Капелланом, нет-нет да кто-то и высматривал, как аналитик «Молнии» майор Отрубин, уединившись и расставив три маленьких иконки, тихо читает молитвы и бьет поклоны, ему не мешали, не показывали виду, и один раз, когда Славка Шут сострил по поводу Капеллана и Божьей помощи, сам дед Мазай отозвал его в сторону и сделал строгое внушение.
Все думали, что после разгона «Молнии» Алеша уйдет в священники… А он устроился врачом на «скорой помощи», поскольку имел медицинское образование и в спецподразделении, кроме всего остального, исполнял обязанности доктора.
Капеллан сразу же заметил нездоровый вид Глеба и посоветовал ему посмотреться в зеркало. Головеров посмотрелся: похмельная рожа всколыхнула слабое сопротивление своему состоянию, и он рассказал Алеше о своих сновидениях, при этом умолчав об их истинной причине, произошедшей наяву. О случае в Бендерах и о снайпере-наемнице Марите, приехавшей воевать на стороне «румын», никто в «Молнии» не знал. Капеллану можно было поведать тайну, однако Головеров не в силах был решиться на это сейчас.
— Сказать могу одно — кончай пить, — заявил Алеша и дал какого-то порошка от похмелья. — Придешь в себя, поговорим. И наведи порядок в доме. Посмотри, что творится! Вывези всю грязь, сходи в баню, держи себя в форме.
Глеб послушался и целый день вяло занимался приборкой, распихал по углам пустую посуду, кое-как промел ковровое покрытие в комнате, вымыл пол на кухне и в коридоре, однако от этого не полегчало. Он, может быть, лучше Капеллана знал, как избавиться от навязчивых сновидений и больной памяти: клин следовало вышибать клином. Выйти сейчас в «свет», познакомиться с очаровательной телочкой, недели на две все как рукой снимет. Или уж позвонить кому-нибудь из знакомых девушек и позвать в гости на тот же срок. Только не быть одному!
На «свет» и на разговоры требовалась хоть какая-нибудь душевная энергия, эмоциональный всплеск или простое желание женщины. Ему же ничего не хотелось, и потому он поплелся в ванную мыться. Отмывшись, Глеб увидел вокруг себя невероятную грязь и начал убирать в ванной. Возился долго, намеренно не спешил, и все равно была уже ночь и надо ложиться спать. Он лег, не расстилая постели и не раздеваясь, и сразу понял, что снова станет сниться Марита. В глубине сознания медленно вызревал непривычный и неведомый ранее страх. Головеров понимал, что он вызван алкогольным психозом, однако сладить с ним не мог. Хотелось, чтобы рядом кто-то был, чтоб слышался чей-то голос, шаги, движение, чтобы ощущалось время. Телевизор уже не работал, молчало радио, телефон отключили за неуплату месяц назад. Он спасся тем, что включил краны в ванной и на кухне. Звук бегущей воды постепенно снял страх и напряжение. Глеб уснул на кухонном табурете, положив голову на стол, причем так крепко и сладко, что, как в детстве, пустил слюнки.
А проснулся от звонков и резкого стука в дверь. Головеров открыл: за порогом оказался разгневанный юноша-участковый и молодая женщина в каком-то фирменном халате-униформе.
— Вы затопили мою квартиру! — в ужасе и сквозь слезы выкрикнула она. — Как вы посмели!.. Как вы могли!..
Глеб побежал в ванную: вода была на полу, стекала из переполненной ванны и искристо поблескивала, будто в солнечных бликах.
— Любоваться будем или воду убирать? — Участковый постучал дубинкой по стене. — Живо тряпку в руки!
Спросонья Головеров несколько утратил бдительность, потерял над собой контроль и на мгновение «распустил руки», как позже будет записано в протоколе. Провокатор укатился к порогу, и хорошо, что ничего себе не повредил. Он быстро вскочил, призвал женщину быть свидетелем сопротивления, оказанного работнику милиции, и куда-то умчался, — наверное, за подмогой в отделение или сразу за ОМОНом — смотря какие у него инструкции. А Головеров взял половую тряпку и, как-то невнятно сокрушаясь о содеянном, принялся собирать воду. В сточную горловину попали куски поролоновой губки, вероятно, забились туда, когда ночью отмывал ванну. Стоило проткнуть отверстие пальцем, как вода лихой воронкой с гулом устремилась в канализацию. Женщина тихо вошла в коридор и попросила тряпку.
— Сам, — буркнул Головеров. — Извините… Тогда она сняла рабочий халат, переложила что-то из кармана и начала помогать. Тряпка у Головерова была маленькая, к тому же из синтетической ткани и почти не держала воду. Халат же в руках женщины поднимал сразу около литра, и минут через десять пол в ванной лишь влажно поблескивал. Она тут же сполоснула халат под струёй воды, отжала его и взглянула на Головерова.
— Спасибо, — сказал он. — Простите, я не нарочно… Женщина была еще возбуждена от обиды и торопливой работы, в глазах поблескивала досада.
— Этого мало! Идемте, я покажу, что вы натворили в моей квартире!
Он послушно поплелся следом и по пути утешился тем, что жил на втором этаже и под ним была всего одна квартира. Потолки и стены коридора, кухни и ванной были напрочь испорчены грязными потеками, кое-где пластами отваливалась шпаклевка и обои со стен. На полу и мебели расплылись молочные лужицы, а сверху все еще капало.
— Вы знаете, сколько я потратила на ремонт? — с обидой спросила она, оглядывая жалкую картину. — И надо же, только осенью закончила…
— Я за все заплачу! — пообещал Головеров и вспомнил, что денег у него осталось на бутылку водки.
— Заплатите, да? А кто мне заплатит за то, что я месяц жила в грязи, пока был ремонт, и теперь еще месяц жить? А если вспучится паркет?
Квартира у нижней соседки была сделана по высшему классу и обставлена соответствующей мебелью.