Туманы Серенгети (ЛП)
Это то, от чего он пытался меня оградить. Я думала, что справлюсь с этим. Я была большой девочкой. Я жила в большом мире. Но в тот момент, в бедствующем поселении Барака, под пылающим жаром послеполуденного солнца, я почувствовала слабость и головокружение — мне было тошно при мысли об искромсанном маленьком мальчике, преданном его собственными родителями. Я отвернулась от машины и натолкнулась на ближайшую хижину, благодарная за темноту в её тени, которая оградила меня от жителей деревни.
Они все знали.
Сельчане. Джек. Гома. Бахати. Схоластика.
Мо тоже знала.
Намного проще, когда люди думают, что они видят мать мзунгу и ребёнка мзунгу.
Раз в месяц Мо обеспечивала безопасную транспортировку одного из детей, которых разыскал Габриэль.
Теперь слова стали более понятными. Мо взяла на себя опасную миссию, но она знала.
Её так же вырвало на почву цвета охры, как и я меня? Она также дохромала до стены и упала на землю, когда впервые услышала об этом?
Нет. Мо была сильной. Она всегда была начеку, всегда крепко стояла на ногах. Она не зацикливалась на вещах, которые разбивали ей сердце. Как бойфренды, которые изменяли ей, или люди, которые её разочаровали, или события, которые разрушали её иллюзии. Она все принимала, подстраивалась и двигалась дальше.
— Мир разобьёт тебе сердце. Это данность. После того, как ты примешь это, становится легче, — сказала она после особо грубого разрыва отношений.
Что происходит, когда ты хочешь расстаться с миром, Мо? Когда он бросает на тебя что-то такое непростительное, что ты сворачиваешься калачиком в тени грязной хижины и уже никогда не хочешь снова увидеть его лицо?
Ответа не было. Подъехал Джек и стал ждать меня, удерживая машину на холостом ходу. Я уставилась на колеса, покрытые грязью и пылью за время нашего путешествия, в салоне лежали солнцезащитный крем и закуски для Джумы. Мы заберем их обратно невостребованными.
— Сколько, по-твоему, ему было лет? — спросила я, все ещё сидя на земле. Ему могло быть два, пять, десять, двенадцать.
— Мы никогда не узнаем, — ответил он, усталый и измученный.
— Разве мы не можем пойти к властям? Попросить их что-нибудь сделать?
— Если бы полиция могла что-то с этим сделать, этого бы не случилось. Ты не можешь сражаться с армией безымянных, безликих призраков. Даже если ты догонишь их, они всего лишь посредники, работающие на целителей, которых, в свою очередь, финансируют богатые, влиятельные покровители. Это не человек, с которым ты имеешь дело, Родел, или группа людей, — это образ мышления, менталитет. И это самый опасный враг из всех.
— Значит, мы ничего не сможем сделать? Просто принимаем это и двигаемся дальше? Потому что это не личное? Потому что это нас не касается?
— Да! Да, ты принимаешь это! Так же, как я должен был это принять, — глаза Джека стрельнули в меня обжигающей горечью. — Нет ничего более личного, чем потерять дочь. Ты думаешь, я не хотел наказать людей, ответственных за убийство Лили? Ты думаешь, я не пытался представить себе их лица? Я каждую ночь бодрствую, цепляясь за дым и пепел, вдыхая зловоние собственной беспомощности. Так что не проповедуй мне о равнодушии. И если ты не можешь справиться с этим, то вперед, можешь упаковать свои вещи и вернуться домой, Родел, потому что это не грёбаное чаепитие в колыбели Африки.
Я приподняла подбородок, хотя он дрожал. Джек был не единственным, кто потерял кого-то. Я потеряла свою сестру. И по какой-то сумасшедшей иронии судьбы наши пути пересеклись — два человека с еще не зажившим, хрупким горем, брошенные в безнадежную ситуацию, пытаясь спасти кучу детей, когда мы едва могли удержаться от паники.
Я засмеялась над иронией ситуации. А потом снова засмеялась, потому что начала понимать пустые, безрадостные причины смеха Джека. Но мой смех превратился в тихие, всхлипывающие рыдания. Это был стоицизм, который поразил меня, принятие трагедии — самоубийства или совершенного преступления. Я видела это в глазах Джека, а затем снова в хижине, в глазах матери Джумы. Возможно, когда вы наблюдали как снова и снова лев заваливает наземь газель, когда вы чувствовали, как земля дрожит от миграции миллионов антилоп гну, это происходит естественным образом. Вы подружитесь с непостоянством, мимолетностью и незначительностью. В то время как я некогда лелеяла трагедию, неудачу или разочарование. Я сопротивлялась. Я продвигалась вперед с глубоким убеждением, что счастье — естественное состояние вещей. Я верила в это.
Я хотела уцепиться за счастье, но оно медленно ускользало от меня.
Джек позволил мне поплакать. Он не пытался меня уговаривать или утешать. Меня не торопили, не говорили, чтобы я перестала. Когда я, наконец, села в машину, он коротко кивнул мне, как, я подозреваю, один солдат кивнул бы другому. Подтверждая уважение, родство, то, что вместе пережили что-то большое и уродливое.
Когда мы въехали в мерцающую синеву туманного горизонта, я мельком увидела его душу. Так много кусочков его были скормлены львам. И также мрачно и горько это изменило его, он был гладиатором, выстоявшим там, где я бы точно упала.
Глава 7
Сквозь острова деревьев акации с плоскими кронами в блекнущее небо просачивались лучи малинового и фиолетового цвета. Даже когда ночь опустилась на обширные равнины, свет был ослепительным и ясным. Это был Серенгети, регион Африки, простирающийся от северной Танзании до юго-западной Кении. Известный своими великолепными львами и стадами мигрирующих животных, Серенгети охватывал ряд заповедников и природных зон.
— Нам придется остановиться где-нибудь на ночь, — сказал Джек. — Скоро стемнеет. Время свернуть с дороги. В Бараке мы задержались дольше, чем ожидали.
«Из-за моего нервного срыва», — подумала я.
Мы всё ещё были в нескольких часах езды от фермы, проезжая по краю кратера Нгоронгоро, жемчужины Серенгети (Прим. Нгоронгоро — огромный кратер в Танзании на краю саванны Серенгети, возникший в результате коллапса крупного вулкана около 2,5–3 миллионов лет назад. Диаметр кратера Нгоронгоро составляет от 17 до 21 км, его общая площадь насчитывает примерно 265 км². На дне кратера расположено озеро Магади, знаменитое популяцией фламинго). Извержение гигантского вулкана произошло около 3 миллионов лет назад, и затем он превратился в кратер глубиной 2000 футов (610 метров). В настоящее время самый большой в мире нетронутый кратер служит одним из самых обширных убежищ для диких животных на земле. В другой раз я, возможно, обратила бы больше внимания на него, но я рассеянно уставилась на расстилавшуюся перед нами дорогу. Я все думала о Джуме и о том, что он всё ещё был бы жив, если бы Габриэль и Мо сделали это, — как мы все связаны странными, таинственными способами. Потяните нить сюда, и там разрушится жизнь.
Джек свернул в палаточный лагерь, когда солнце начало садиться. Знак на въезде гласил: «Роскошные сафари-палатки». Маленькие, тёмные очертания виднелись тут и там, когда автомобиль подпрыгивал на грунтовой дороге, ведущей к ресепшену. Ночи в Серенгети принадлежали животным, и я была благодарна за крепкий, закрытый «Лэндровер» Джека.
— Мы можем что-нибудь поесть? — спросил Джек у стойки, после того как мы зарегистрировались.
— Ужин через пару часов, но в обеденном зале всё ещё есть закуски.
Мы направились к открытому навесу и заняли стол, обращенный к кратеру. Небо на западе становилось бледно-фиолетовым после заката солнца.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил один из сотрудников.
— Чай, пожалуйста, — ответила я.
— «Кока-Колу», — сказал Джек.