Туманы Серенгети (ЛП)
— Церемония совершеннолетия, — ответил он. — Независимо от того, что произойдет дальше, я хочу, чтобы на твоём лице ничего не выражалось. Не проявляй никаких эмоций. Не отводи взгляд. Не вздрагивай. Ты меня слышишь?
— Почему? Что?
Я замолчала, когда пронзительные крики девушки заполнили воздух. Они исходил из хижины. Всё, что с ней происходило, было невыносимым — болезненным и мучительным. И всё же никто не помог ей. Все ждали, столпившись снаружи, пустые лица повернулись к темному открытому дверному проёму. Хор женщин начал напевать, как бы заглушая звуки или, может быть, предлагая ей утешение.
— Джек, что происходит? — прошептала я.
— Переход из девичества к женственности. Женское обрезание, — сказав это, он приобнял меня своей рукой, сдерживая мой порыв негодования.
— Послушай меня, — он наклонился, говоря медленно и спокойно мне на ухо. — Это происходит, хотя правительство запретило это. Это глубоко укоренившаяся традиция, но Олонана и его люди отходят от нее. То, что происходит там, символично. Девочка получает ритуальный надрез на бедре. Это ничто по сравнению с отсечением части ее гениталий. Крик важен. Она должна кричать достаточно громко, чтобы все на улице услышали, или они не будут чувствовать, что она заслужила статус, присвоенный ей. Они обрезают мальчиков тоже, в подростковом возрасте, за исключением того, что им не разрешается издавать ни единого звука. Это принесёт позор им и их семье.
Всё это было сложно и непросто принять. Когда крики девушки прекратились, я поняла, что мои пальцы плотно вцепились в Джека.
— Ты знаешь их через Бахати? — спросила я, отпустив его, как будто я коснулась горячей плиты. — Олонану и его людей?
— Семья Олонаны спасла моего деда во время войны, когда он получил ранения на вражеской территории. Они укрыли его, пока он не оправился от ран. Мы с Гомой всегда заезжаем и выказываем наше уважение всякий раз, когда находимся в этом районе.
— Вот почему ты взял Бахати под свое крыло и научил его водить?
— Сначала я не знал, что он был сыном Олонаны. Большинство его детей живут здесь, в бомасе.
Все стояли, когда девушка вышла из хижины в окружении двух женщин. Одна из них была женщиной, которая вошла в хижину раньше, вероятно, чтобы сделать ритуальный порез, а другая, как я предположила, была матерью девочки. Девочке дали традиционные бусины и кольцо из кожи животных, как признак ее перехода к женственности. Обряд обрезания призван показать её перед деревней готовой к браку и всем обязанностями, которые шли с этим.
— Она такая молодая, — заметила я.
— Она одна из счастливиц, — ответил Джек. — Несколько лет назад она не смогла бы выйти оттуда в течение нескольких дней.
— Так что же заставило их отказаться от этого? От женского обрезания?
— Это не то, что произошло за одну ночь. В конце концов, дело сводилось к тому, чтобы убедить мужчин, что секс с необрезанной женщиной более приятен, что это не поспособствует распущенности, неповрежденный клитор делает женщину более восприимчивой к их успехам.
— Это патриархальное общество, — продолжал Джек, заметив выражение моего лица. — Их образ жизни может показаться странным и суровым, но каждая культура эволюционирует со своим набором ценностей и традиций, которые меняются со временем и обстоятельствами. Женщины прогрессируют в своих суждениях и становятся более независимыми. Многие из них начали работать с иностранными организациями, продавая браслеты и украшения. Они превращают свои традиционные навыки работы с бисером во что-то, что приносит доход.
В суматохе мы смешались с деревенскими жителями, которые направлялись к домашнему скоту в центре деревни. Большая часть крупного рогатого скота была выгнана на пастбище, но несколько голов отстало вместе с козами и овцами. Корова была прижата к земле и ей выстрелили в яремную вену тупой стрелой. Кровь, которая брызнула из шеи, была собрана в бутыль из тыквы и предназначалась девушке, которая только что прошла церемонию.
— Масаи редко убивают свой скот, — объяснил Джек. — Но они возьмут часть крови и сразу же обработают рану. Корова не пострадает, а кровь используется как белок, чтобы помочь слабым восстановить свою силу… — он замолчал, потому что заполненный кровью бутыль передавали по кругу и Олонана предложил её ему.
Я наблюдала, как он сделал глоток и передал бутыль дальше. К счастью, он пропустил меня, и за это заслужил мою вечную благодарность. Суши были авантюризмом, который я была готова попробовать, но я снимаю шляпу перед ним за то, что он прошел через это все, как Дракула.
— Ты пьешь, когда тебе предлагают, — сказал он. — Это знак уважения.
— Начиная кровью и заканчивая слюной, похоже, обмен жидкостями организма явно является одной из основных тем для разговора, — заметила я себе под нос, но Джек всё же услышал меня. Я всегда думала, что я честная и открытая, но мои предрассудки начали всплывать, и это вызывало у меня раздражительность и неловкость.
— Может быть, я не должен был принимать приглашение на общинную оргию, к которой мы направляемся?
— Что?
Я остановилась посередине пути.
Маленький мальчик, идущий позади меня, уткнулся носом прямо мне в задницу. Для него это было мягкое приземление, но у него была тяжелая голова, и я потерла свою попу, когда все прошли мимо нас.
— Это часть праздника, — Джек с большим интересом посмотрел на мой зад, так что я пристально посмотрела на него, хотя чувствовала нервное возбуждение всякий раз, когда ловила быстрый взгляд этого Джека — забавного, непринужденного Джека, который был погребен под обломками торгового центра.
— Это пиршество, Родел, — сказал он. — Они собираются убить козу в честь сегодняшней церемонии.
— И я должна съесть её?
Моя попа болела, я устала, и мухи, казалось, запали на меня. Я была голодна, но не настолько.
— Они пожарят её, — рассмеялся Джек, — но сначала они танцуют, — сказал он, когда мы оказались на краю круга из жителей деревни.
Моран вошёл в круг, уравновешенный и царственный в своем алом одеянии и бирюзовой мантии. Он начал прыгать с копьём в руке, в то время как остальная часть мужчин издавала низкий гул. Когда он подпрыгивал всё выше и выше, они повысили гул, чтобы соответствовать его прыжкам, пока он не устал, а другой воин занял его место. Потом женщины стали петь. Одна женщина пела основную партию, а остальная группа отвечала в унисон. Многие женщины носили богатые украшения, вышитые бисером воротники вокруг шеи, которые качались вверх и вниз, когда они шевелили плечами. Когда мужчины прыгали, свирепые и гордые, достигая впечатляющих высот, все восхваляли их. Это было очень мужская демонстрация мускулатуры, мужественности и выносливости. Я взглянула на женщин, чтобы посмотреть, заметили ли они это.
Черт побери, они были заняты именно этим. Они были полностью сосредоточенны на происходящем. Особенно девушка, прошедшая символическую церемонию обрезания. Другие девушки подталкивали и подпихивали её локтями. Она была «холостячкой», дебютанткой, королевой бала. Я задумалась, может ли она выбрать себе мужа, или если это будет решено за неё.
Я собиралась спросить об этом Джека, когда Олонана потянул его в круг. Сквозь толпу пронеслась пронзительная трель, когда Джек снял свои ботинки. По-видимому, это был призыв к битве, чтобы увидеть, кто может прыгать выше. Олонана и Джек прыгали лицом друг к другу, поднимаясь и опускаясь. Я мельком заметила кинжал под одеждой старосты, когда они прыгали всё выше и выше. Это был поединок между главой и его гостем, и Джек участвовал в этом.
В его движениях была безудержная энергия, дикость, которая пробудила что-то горячее и электрическое во мне. Он двигал мышцами. Динамичный, доминирующий, убедительный. Я могла бы отследить линии его тела через одежду — очертание его груди, контуры стальных бедер, руки, которые коснулись меня прошлой ночью в ванной. Я вогнала свои ногти в ладонь, надеясь очнуться от безумия, поглощающего меня, распространяющегося по моим нервам, как огонь по траве. Что-то было в пыли, в сухом, низком напеве вокруг меня, что осело в моем животе, извиваясь, подобно рыбе, задыхающаяся без капли воды.