Книга Лазаря

– Мари! – запоздало крикнул я ей вслед.
– Чего еще? – откликнулась она.
– Сегодня вечером на шабаш идем. Не забудь!
– Не будет сегодня ничего, командир, – уверенно ответила Мари.
– Ты-то откуда знаешь? – услышав ее обычный противный тон, раздраженно спросил я.
– Бокора нет! – донесся ее голос из коридора. – Курицу ты будешь резать?!
Точно! Я как-то не подумал. Одним из ключевых моментов общения хунгана или мамбо с духами был ритуал принесения в жертву черной курицы, резать которую мог лишь бокор. Еще одна причина терпеть неандертальца.
Заглянув в палатку, увидел бледного Хосе, лежащего с капельницей, и сидящую рядом Нию, довольную и расслабленную стараниями Жозефа.
– Привет, Хосе, ты живой? – весело спросил я, пригнувшись и протискиваясь в лазарет.
Хосе слабо пожал мне пальцы правой руки. Ния встала, уступая мне место, но не ушла, а осталась стоять рядом, озабоченно посматривая на капельницу.
– Хосе, дружище, ты, по-моему, залежался здесь, – нарочито бодро обратился я к укушенному. – Сегодня опять удобрения завезли. Мне что, одному с этой химией возиться? Давай, поднимайся.
Хосе слабо улыбнулся и прошептал:
– Мне этот питекантроп половину руки отрезал. Я думал, что вообще умру.
– Ерунда! – отмахнулся я. – Он тебе жизнь спас. У нас в России на юге такие змеи живут. У них необычная консистенция яда. Очень жидкий. Его невозможно отсосать или жгутом перетянуть. Моментально всасывается. Посмотри сам.
Я закатал штанину и продемонстрировал Хосе старый широкий шрам на левой икре, напоминающий кратер вулкана, который заработал в детстве, упав в открытый колодец теплотрассы и зацепившись ногой за крюк на стальной лестнице.
– Такая же змея, один в один, – продолжил я печальным голосом. – Вот только никого рядом не было – пришлось самому вырезать мясо с ядом тупым перочинным ножичком.
Я замолчал, словно погрузившись в болезненные воспоминания. Хосе, напротив, очевидно взбодрился.
– Вечером Хосе сможет вернуться в миссию, – напомнила о себе Ния. – Ему уже ничего не угрожает.
Я согласно кивнул и бросил на нее взгляд, который зацепился за золотой крестик на шее.
– Да… Ния, ты же католичка? – обратился я к ней. – Мне сегодня пришел в голову интересный вопрос. Что происходит с душой, когда человек умирает? Она уходит куда-то или остается рядом? И на сколько?
В полутьме палатки заметил, как Ния неловко подалась назад и глаза ее испуганно округлились.
– Мне нельзя, – тихим голосом произнесла она. – По договору с работодателем. Обсуждать с вами… эти вопросы.
– Какие вопросы? – искренне удивился я. – Все это написано в Библии или в этом вашем… Катехизисе. Разве это секрет?
Ния повернулась и, отодвинув брезентовую перегородку, прошмыгнула в свой отсек. Я непонимающе посмотрел на Хосе. Тот выглядел удивленным не меньше меня.
– Я сам католик, – сказал он. – Здесь нет никакого секрета. Душа после смерти немедленно отправляется на первый личный суд и оттуда сразу в ад или рай. До второго Страшного суда.
– У нас в православии, по-моему, не так, – я попытался вспомнить, что когда-либо слышал про это. – Душа сорок дней находится где-то возле тела и только потом уходит в отведенное место. Зачем тогда поминать на девятый и сороковой?
– На третий, седьмой и тридцатый, – поправил меня Хосе. – В эти дни душа доступна для молитв близких и священников. Если в раю, то приблизить к богу, если в чистилище или аду, то облегчить участь. Так католики говорят.
– Значит, по-вашему, душа уходит сразу? – мне эта мысль показалась важной, однако я пока не понимал, почему.
– Конечно, – пожал плечами Хосе. – Она после смерти принадлежит другому миру. Здесь ей больше не нужно оставаться. Может, даже и невозможно.
– Ну, ладно, поправляйся, – хлопнул я его по плечу. – Удобрения ждут.
Хосе ответил мне слабым кивком.
Едва я вышел наружу, как сразу стемнело. Подняв голову, увидел, что небо заволокло черными плотными тучами, полностью скрывшими солнце.
И в этот момент прямо перед моими глазами ослепительно сверкнул пучок молний. Они расцвели так близко, что я почти почувствовал их попадание мне в голову. Не успели яркие пятна в глазах исчезнуть, как меня накрыло жутким грохотом, и мегатонны воды не пролились, но просто упали с неба на землю. Не капли, а настоящие струи хлестали с такой силой, что меня пригнуло к земле, а вода в реке закипела, как бульон на горячей плите. Я находился в ста метрах от миссии и попытался как можно быстрее добраться до двери, но на полпути едва не был сбит потоком воды, хлынувшим из леса в сторону реки. Напор был так силен, что прибрежный песок не успевал ее впитывать.
Шлепая по этому внезапному наводнению, с трудом добрался до навеса над крыльцом. Вода с силой и диким грохотом лупила по жестяной крыше, будто стремясь пробить металл и разрушить здание. Мокрый снаружи и изнутри, я съежился на крыльце, пораженный зрелищем первой в моей жизни африканской грозы.
Через несколько минут все стихло. Тучи, тяжело переваливаясь, покатились дальше на восток, открывая небо и яркое полуденное солнце. Вода на глазах просочилась в песок, оставляя на поверхности вырванные с корнем растения, листья, ветви кустарников и мелких змей и ящериц, часть из которых, слабо шевелясь, пыталась найти дорогу в привычный мир.
Не сумев развязать облепленные песком мокрые шнурки на своих огромных туристических ботинках, разрезал их перочинным ножом и с облечением сбросил обувь с ног. Я ненавидел их всей душой и носил только из страха перед змеями и другими ядовитыми тварями. Все остальные ходили в сандалиях, а дети йоруба так и вовсе босиком. Может, и мне удастся преодолеть свою фобию, тем более что запасных шнурков у меня не было. Стянул с себя влажные, прилипающие к телу штаны и футболку и в одних трусах, с которых стекали струйки воды, прошлепал в комнату. Переодевшись в сухое, достал из сумки сандалии. Вернулся на крыльцо, собрал намокшую одежду и развесил тряпки на бельевой веревке, натянутой между навесом для генератора и вторым входом в миссию, который был устроен в стене здания, обращенной к лесу.
Потянуло сигаретным дымом.
Мари сидела на крыльце, медленно затягиваясь и оглядывая беспорядок, причиненный ливнем. Я присел рядом.
– Круто, да? – сказала она. – Я в окно смотрела – просто кайф! Какой дурак додумался сделать жестяную крышу? Почти оглохла.
– Может, сэкономить хотели, – поддержал я ее. – Или строители были не местные. Я думал, что здесь сезон дождей, как в Южной Америке. Зарядил на пару месяцев – и льет себе спокойно. По телевизору видел.
– Как там Хосе? – поинтересовалась Мари. – С Нией сложились отношения?
– Нет, – хохотнул я, – Ния с Жозефом в плотной связи.
– Ну конечно! – фыркнула Мари. – У африканцев на этот счет вообще никаких запретов нет. Я точно знаю. Что мужчины, что женщины – они всегда со всеми готовы. Может, это из-за климата.
Я внимательно посмотрел на Мари. Пожалуй, впервые видел ее в нормальном настроении, без гримасы недовольства на лице. Наверное, наркота постепенно выходит на жаре.
– Знаешь, Мари, – неожиданно для самого себя сменил я тему, – я случайно спросил Нию о том, что происходит с душой после смерти. Она же католичка, а этот разговор о Лазаре меня немного зацепил.
– Ну и как? Она тебя просветила?
– Понимаешь… Здесь что-то непонятное, – попробовал я выразить словами то, что увидел. – Она сказала, что ей запрещено об этом с нами говорить. И выглядела так… Как-то испуганно или расстроенно… И ушла сразу в свой закуток.
– Глупость какая-то, – задумчиво произнесла Мари. – Какой может быть в этом секрет? Надо найти Катехизис, может, в кладовке…
– Со слов Хосе, – продолжил я, – душа после смерти сразу уходит из этого мира в рай или ад. Ну, или чистилище – кому что положено…
– Все равно не вижу никакой интриги, – заметила Мари. – Что за мистическая тайна?
Я собрался с мыслями.