Прикосновение монстра (СИ)
Прошло несколько дней, и Абрахим Вердшейл не находил себе места, терзая свое и без того больное сердце, прокручивая в мыслях снова и снова тяжелый разговор с сыном. Тот самый, после которого Лернас навсегда стал чудовищем в его глазах. И даже теперь, несмотря на бесчеловечную шутку в борделе, бургомистр просто не может вырвать отцовскую любовь из души и отречься от долгожданного первенца, пусть он и жестокий, эгоистичный, избалованный мерзавец.
Тяжелые раздумья Абрахима, которым он придавался на пару с бокалом шульдгардского коньяка, прервал неторопливый и знакомый стук в дверь.
— Входи, Верзек, — сухо процедил он, сделав еще глоток.
Через пару мгновений в личный кабинет Вердшейла-старшего вошел довольно высокий, поджарый мужчина средних лет и с маской ледяного безразличия на лице. Одет он был весьма скромно: темно-серый сюртук не из дорогих и башмаки без серебряных пряжек. Да и перстни из драгоценных металлов на его пальцах не поблескивали. Поэтому на личного помощника самого бургомистра Верзек походил меньше всего на свете, но именно им и являлся.
— Абрахим, — обратился он без церемоний, будто разговаривает с давним другом, — целители строго-настрого запретили тебе пить эту гадость.
— Я знаю. Все равно мне осталось не много. Хоть побалую себя любимым коньяком на прощание, — парировал бургомистр и, осушив бокал, поставил его на письменный стол, между стопкой бумаг и горочкой свитков. — Я так понимаю, у тебя есть новости о Шелдане?
— Я опасаюсь их рассказывать, учитывая твое состояние и болезнь. Но не могу скрыть столь важную информацию.
— Моему сыну стало… еще хуже?
Верзек больше, чем обычный преданный соратник. Он был семьей, тенью, невидимым ангелом в дешевом сюртуке заурядного библиотекаря, которому Абрахим доверял как себе. Этот невзрачный человек с проницательными и бесстрастными голубыми глазами, короткими черными волосами уже давно служил бургомистру, решал его нерешаемые проблемы и знал все его тайны, даже самые постыдные.
Подручный молча шагнул к шкафчику из красного дерева и, не произнося ни слова, принес мешочек пилюль, заказанных у целителя от сердечной болезни.
Абрахим безмолвно посмотрел на лекарства, что положили прямо перед ним, и, кажется, заранее стал нервничать.
— После лазарета, как ты знаешь, Шелдан вернулся в свой дом, — равнодушно начал Верзек, выпрямившись, словно солдат на плацу, — вел он себя неадекватно, но не настолько, чтобы его отправили в приют сумасшедших.
— Это я уже знаю… ему стало хуже? Или он… О нет, только не говори, что… — предположив самый трагичный вариант развития событий, Вердшейл-старший, побледнев, вскочил из-за стола, не отводя взгляда от совершенно безэмоционального лица помощника.
— Не беспокойся, он жив-здоров. Дело в том, что он решил сдать свободную комнату, и практически сразу на объявление откликнулся представитель искусственной расы…
— Что? В одном доме с моим сыном будет жить какая-то тварь? А раньше сказать было нельзя?
— События развивались стремительно. К тому же, с появлением жильца я заметил положительную динамику в состоянии Шелдана, поэтому не торопился с докладом.
— Ладно, — остынув, пробормотал Абрахим, возвращаясь в родное кресло. — Выяснил, кто он?
— Его зовут Грид. Раса — арига. Детство провел в приюте для «нелюдей», как туда попал — неизвестно. Потом несколько лет работал на стройке на износ. Ну, а потом был приглашен в бордель «Прикосновение монстра», где и трудился до недавних событий с Шелданом, после которых уволился с громким скандалом.
— Ты хочешь сказать, что… что это не просто тварь, а та самая тварь, которая моего мальчика?..
— Именно.
— Верзек… ты позволил ему жить в одном доме с Шелданом и ничего не сказал мне? Позволил ему… после всего приблизиться к моему сыну? — Мужчину начала бить мелкая дрожь, а похолодевшие руки сами потянулись к сердцу, которое сжимали сейчас тиски боли и негодования.
— Я не закончил доклад. Это существо хотело извиниться за причиненный ущерб и, как я понял, искупить вину. Целители считали, что недуг Шелдана неизлечим, но, вопреки их прогнозам, состояние юноши резко улучшилось. И улучшилось благодаря Гриду. Поэтому я решил не вмешиваться.
— Улучшилось? Насколько?
— Шелдан смог несколько раз дотронуться до жильца и даже не прятался в угол, как делал это ранее. Ну, а сейчас он ведет себя практически как здоровый человек.
— Ты чего-то недоговариваешь, — Абрахим прищурился.
Верзек налил в пустовавший бокал обычную воду и заранее достал пилюли из мешочка, а затем продолжил:
— Твой незаконнорожденный сын проникся симпатией к Гриду, и теперь они в отношениях.
— Ч-что значит «в отношениях»? — переспросил бургомистр, побелев окончательно.
— Они любовники, Абрахим.
Не дослушав до конца, мужчина вцепился в лекарство и, давясь, жадно запил его водой:
— Эт… это невозможно! Мой сын и… грязная тварь из борделя. Неслыханно! — Бокал с громким лязгом разбился о стену после довольно яростного броска.
— Шелдан не знает о своем кровном родстве с семьей Вердшейл, — сухо заметил подручный, даже не моргнув глазом на пролетевшую рядом стекляшку.
— Он… мой сын! Мой, понимаешь? Я не позволю!
— Плохая идея. Разрыв может усугубить его и без того неприятную ситуацию. Если он какое-то время ведет себя как здоровый человек, это не значит, что он им стал окончательно. Похоже, это лишь временное улучшение. И новое потрясение вполне может привести к необратимым последствиям. Даже к самоубийству.
— То есть ты предлагаешь сидеть и смотреть, как мой мальчик… как он…
— Мы живем в Орене, а здесь общественность относится лояльно к нестандартным отношениям. А Шелдан обычный житель города, без рода и племени, на которого общественности плевать. Другое дело, если он станет Вердшейлом. Тогда да, его личная жизнь… станет интересна каждой собаке.
Абрахим молчал с минуту, буравя горящим разгневанным взглядом лучшего друга и сжимая кулак почти до крови, а уже потом, взвесив все за и против, спросил, сбавив тон на более тихий:
— Этот… Грид не навредит ему?
— Думаю нет. Хотел бы — давно навредил. Но он искренне заботится о Шелдане.
— Ладно… ничего не предпринимай пока, но следи за этой… этим Гридом в оба. Я хочу, чтобы Шелдан был здоров и счастлив, пусть даже и… так.
— Поверь, он счастлив. — На губах Верзека мелькнула тень улыбки.
— Что ж, новости в целом не такие и безнадежные, — глубоко вздохнул, наслаждаясь умиротворением и спокойствием, которым заполнялось напряженное тело благодаря действию лекарств, — если забыть о том, что мой сын теперь ксенофил… ну да ладно. В Орене каждый второй ксенофил…
— Мой доклад завершен, раз вопросов больше нет, то я вернусь к работе.
Бургомистр одобрительно кивнул и уж было потянулся к рабочим бумагам, но все-таки окрикнул друга в тот момент, когда он коснулся дверной ручки:
— Купи уже одежду поприличней. Похож на младшего клерка самой задрипанной конторы, ей-богу…
Помощник замер и въедливо осмотрел рукава своего бедного сюртука.
— Ты же знаешь, я в одежде ценю только прочность и надежность. Если бы в мирное время можно было ходить в легком доспехе — я его бы не снимал, — улыбнувшись, что для него весьма большая редкость, вышел из кабинета.
Верзек не оглядывался на огромные пейзажи, скованные рамами, и на изящных мраморных дев, мимо коих проходил не один раз. На прислугу, шарахавшуюся от него, как от чумного, тоже не смотрел. Казалось, вообще ничто в мире не может отвлечь его и прервать четкие, размеренные шаги.
Почти ничто…
Мужчина сразу распознал Лернаса по характерному цокоту башмаков и остановился, дожидаясь, пока он появится в поле зрения. Наследник Вердшейлов и правда совсем скоро распахнул легкие двери, отделявшие его от Верзека, как обычно ехидно скалясь.
— Какая чудесная и неожиданная встреча! Это же наш любимый папин работник. Как всегда в темно-сером убожестве, — вместо приветствия бросил Лер с легкой издевочкой в голосе и демонстративно поправил ворот у черного сюртука, расшитого серебряными нитями, — который куплен, видать, в самой дешевой лавчонке. Он у тебя, кстати, один? Или два одинаковых?