Ключи от рая

— Иду, иду!
Он поспешно затушил сигарету и улегся в постель. Жена скоро задремала, а он лежал рядом, слушая ее ровное дыхание, чувствуя живое нежное тепло ее тела, и думал о том, как ему повезло, какая большая беда прошла мимо, и теперь впереди у него еще немало дней и ночей…
Николай счастливо улыбнулся, обнял жену и наконец-то заснул.
День уже клонился к вечеру, и в небе полыхал ослепительно красивый закат. Последние лучи заходящего солнца окрасили облака во все оттенки от алого до фиолетового, и деревья в золотисто-багряном уборе стояли гордо, будто красуясь друг перед другом.
На поляне пятеро молодых людей сидели рядом с машиной. К вечеру стало заметно холодать, и внутри, наверное, было бы и уютнее и теплее, несмотря на разбитое стекло, но почему-то сесть туда снова никому не приходило в голову.
Надо было куда-то идти и что-то делать дальше, но сил не осталось. Дурнота еще не отпустила из своих крепких объятий… Трудно встать и идти, когда кружится голова и подкашиваются ноги!
Но дело было не только в этом. Невозможно разойтись просто так, словно всего лишь съездили за город на небольшой пикничок — пива попить и шашлыков пожарить. Каждый думал о чем-то своем, но нарушить молчание никто не решался.
Марина дрожала, обхватив себя руками за плечи, и раскачивалась взад-вперед, словно китайский болванчик.
— Ломает? — тихо спросил Глеб.
Девушка лишь кивнула. Зубы стучали так, что она, кажется, и слова сказать не могла.
— Есть чем поправиться?
— У меня нет, — ответила она непослушными губами, — думала, уже не понадобится…
Марина чувствовала себя жестоко обманутой. Как она только могла так опрометчиво поступить вчера? Маленький пакетик с героином, выброшенный в урну, теперь стоил больше целого мира! Закрыв лицо руками, она заплакала тихо и безутешно. Зойка кинулась было к ней, но Глеб остановил ее:
— Оставь. Видишь, плохо человеку?
Но Зойка не послушалась. Упрямо сжав губы, она уселась рядом с Мариной, обняла ее за плечи, что-то зашептала на ухо… Резко дернув плечом, Марина сбросила ее руку, но плакать почему-то перестала, словно это вспышка злости придала ей сил.
Докурив очередную сигарету до самого фильтра, Влад щелчком отбросил окурок в сторону, покачал головой, словно не веря в произошедшее, и задумчиво протянул:
— Да, бывает же такое… Кому сказать — никто не поверит!
Он поднялся на ноги, аккуратно отряхнул джинсы и деловито добавил:
— Ну, значит, не судьба. Пошли, что ли? Не ночевать же здесь…
Глеб привычным движением откинул волосы со лба. Вид у него был потерянный, но даже сейчас он не собирался сдаваться без боя. Тяжело жить на свете гордому человеку!
— Что значит «не судьба»? Просто стечение обстоятельств!
— И ангел тоже? — тихо вымолвила Зойка.
— Это галлюцинация! Не может такого быть. Кислородное голодание мозга, вот и привиделось…
Сейчас Глебу очень хотелось найти простое, логическое объяснение тому, что произошло с ними.
— Да? Всем вместе? — отозвался Леша. — Это только гриппом все вместе болеют, а с ума сходят поодиночке!
Он невесело усмехнулся и добавил:
— Уж я-то точно знаю.
— А это — тоже привиделось? — отозвался Влад.
Он поднял руку, показывая алый крест на запястье.
— У всех у нас теперь такие. Меченые мы.
Он еще подумал немного и сказал тихо, но твердо:
— В общем, придется жить.
— Что значит — «придется»? — вскинулся Глеб. — Каждый волен распоряжаться собой, как считает нужным!
Он бы мог еще долго говорить о свободе воли, цитируя античных философов и французских вольнодумцев семнадцатого века, но, обведя взглядом лица своих товарищей, понял: бесполезно. Главное решение для себя они уже приняли… Глеб осекся на полуслове и махнул рукой:
— Ну, как хотите! То есть вы — как хотите, а я — как знаю. Прощайте, больше не увидимся!
Он встал и, не оглядываясь, быстро зашагал к шоссе.
 Глава 8 
 Почему? 
 
 
Я в этот мир пришел — богаче стал ли он? 
Уйду — великий ли потерпит он урон? 
О, если б кто-нибудь мне объяснил, зачем я, 
Из праха вызванный, стать прахом обречен! Омар Хайям. Рубаи 
Сейчас
— Ну, значит, за встречу…
Звякнули бокалы. Выпили молча к, не сговариваясь, до дна, только Зойка чуть пригубила.
— Мне сейчас больше нельзя, я ведь грудью кормлю! — смущенно объяснила она.
По тарелкам застучали ножи и вилки. Все почему-то почувствовали, что успели проголодаться, и с удовольствием отдавали должное угощению. Даже Марина, вежливо отказавшись от нежно-розовой ветчины и куриного рулета, все подцепляла вилкой нежные стебли спаржи, и по ее лицу разливалось выражение одновременно счастливое и виноватое, как от вкушения тайной запретной радости…
Когда гости насытились и тарелки опустели, за столом воцарилось неловкое молчание. Все словно ждали чего-то, и никто не решался начать разговор первым. Молчал и Глеб, рассеянно вертя в пальцах ножку бокала. Казалось, он как-то позабыл о своих гостях! Солнечные лучи, отражаясь в хрустальных гранях, отбрасывали радужные блики, а он смотрел в одну точку, словно волшебник в магический кристалл, и видел в прозрачной глубине что-то очень важное, доступное лишь ему одному.
Наконец, словно спохватившись, Глеб поставил бокал на стол и заговорил — очень медленно, тщательно подбирая слова:
— Друзья мои! Я очень благодарен вам за то, что вы смогли прийти. Знаю, что сделать это было нелегко… Прошло много времени, и, наверное, не хочется вспоминать о прошлом.
Он невесело усмехнулся и добавил:
— Тем более о таком прошлом.
Глеб помолчал недолго, и по лицу его пробежала тень. Он покачал головой, словно отгоняя воспоминания, и продолжал:
— Я долго колебался, прежде чем решился разыскать вас всех и снова собрать здесь. Но, поверьте, у меня были особые причины так поступить… Я сделал это в первую очередь для того, чтобы попросить прощения. У каждого из вас своя жизнь — а ведь ее могло не быть! И в этом моя вина. Ведь именно я был организатором и вдохновителем того, что мы все пытались убить себя — к счастью, неудачно. Я очень надеюсь, что вы сможете простить меня — если не сейчас, то когда-нибудь.
Он опустил голову, словно перед судом, ожидая приговора.
Гости переглянулись. Первым заговорил Алексей. Непостижимым образом он стал похож на себя прежнего. Будто на миг с него слетела оболочка вальяжного московского бизнесмена, такого преуспевающего, холеного, уверенного в себе, и явственно проступил прежний облик. В этот момент всем показалось, что перед ними снова сидит мальчишка — костлявый, веснушчатый, лопоухий… И до смерти испуганный все ближе надвигающейся черной тучей близкого безумия, грозящей поглотить его без остатка.
— Мне прощать нечего. Ты же помнишь, каким я был тогда? Может, если бы не тот случай — давно бы в психушке сгнил или еще что… Так что, можно сказать, все к лучшему обернулось.
Голос подала Зоя:
— Да если бы не Маринка, я б под поезд бросилась! И не было бы ни Леночки, ни Стасика… И Олега бы не встретила!
Она махнула пухлой ладошкой.
— Ой, да что теперь! Все хороши были. Глупые…
— Господь простит! — произнесла Марина, но глаза ее сияли глубоким внутренним светом, словно у Богоматери на старинной иконе. — И тебя, и нас.
— Спасибо! — выдохнул Глеб.
Голос его дрогнул, и всем показалось, что на глазах блеснули слезы… А может быть, так и было.
— Спасибо вам большое, — с чувством повторил он, — поверьте, это очень важно для меня!
Глеб замолчал на мгновение, словно собираясь с духом, прежде чем сказать нечто важное, и произнес тихо, но отчетливо и твердо:
— Знаете, я ведь, наверное, скоро умру.