Ключи от рая
Маринка даже приободрилась. О том, что произойдет через несколько часов, она думала без страха. Даже с любопытством. В самом деле, чего бояться? Она так устала!
А пока можно пойти домой, в давно опостылевшую комнату. Там, по крайней мере, тепло и сухо. Один укол — и станет легко, все тревоги и печали отступят, и несколько часов можно будет провести в приятной полудреме…
Нет, не нужно. Марина вдруг почувствовала, что это было бы неправильно. Повинуясь внезапному порыву, она выбросила пакетик в ближайшую урну и решительно пошла прочь.
На метро еще можно успеть.
Глава 2
Влад
Влад Осташов пришел домой поздно, ближе к полуночи. Весь вечер он провозился в гараже, пытаясь довести до ума старенькую, еще отцовскую «шестерку». Говоря по совести, машина уже давно свое отбегала, сколько ни чини, ни латай… Но завтра — день особый. «Не подведи, старушка! — повторял он, копаясь в двигателе. — Уж ты потерпи еще чуть-чуть, очень надо!»
Квартира — двушка-распашонка хрущевской постройки — встретила его темной и гулкой пустотой. Как всегда… Конечно, давно бы пора привыкнуть, но сейчас стало как-то не по себе. Странно было думать о том, что больше он сюда уже не вернется.
Влад скинул ботинки, в одних носках прошлепал в ванную и долго, старательно мылся, смывая запах бензина и масла. Напоследок он еще постоял под обжигающе-горячим душем, подставляя лицо упругим струям. Хорошо! Даже вылезать жалко…
Он крепко растерся махровым полотенцем, переоделся во все чистое и сел у стола на кухне. Когда-то она казалась такой маленькой, тесной, и мама, помнится, еще сокрушалась, что повернуться негде… А сейчас появилось странное чувство, что для него одного эта кухня (впрочем, как и вся квартира!) стала велика и болтается, как слишком просторный ботинок на ноге.
Спать совсем не хотелось. А времени до утра еще много, и как его убить — неизвестно. Влад достал пачку сигарет, закурил и с тоской покосился на бутылку водки в кухонном шкафчике.
Вот чего ему сейчас больше всего не хватает! Но нет, нельзя… С утра голова должна быть ясной.
Влад резким движением затушил окурок. Он аккуратно вытряхнул пепельницу, сполоснул под краном и поставил на подоконник сушиться. Привычка накрепко въелась в плоть и кровь. Отец — бывший военный, а потом тренер по боксу, кумир всех окрестных мальчишек — не терпел в доме беспорядка. И сына воспитал так же… «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят!» — повторял он. Строг был, конечно, но сына любил по-настоящему. Даже имя ему придумал особенное — Владислав. «Славой владеть будет! — говорил он, — настоящим мужиком вырастет!»
И Влад старался изо всех сил. Отца он почти боготворил. Одного его слова, взгляда или движения бровей было достаточно, чтобы сын убирал свои игрушки, без напоминаний готовил уроки, задыхаясь, обливался холодной водой и отправлялся бегать по утрам в любую погоду… Все — для того, чтобы не подвести отца, не обмануть его доверие и, может быть, иногда услышать сдержанные слова похвалы: «Молодец, сынок!»
Мать почему-то занимала в его мире гораздо меньше места. Тихая, миловидная женщина, она любила комнатные цветы и занавески с оборочками, вела кружок мягкой игрушки в местном Доме пионеров и варила клубничное варенье, так что по всей квартире шел нежный сладкий аромат. Особой нежности между родителями Влад никогда не замечал, но отец всегда таскал картошку с рынка, прибивал полки, делал ремонт в квартире… Словом, брал на себя всю работу, требующую грубой мужской силы. «Женщине тяжелей поварешки ничего поднимать не положено!» — еще одно любимое его выражение.
Так и шло время… В день, когда ему исполнилось восемнадцать, Влад сам отправился на призывной пункт. Вопрос о том, идти или не идти в армию, в семье вообще не обсуждался. Потом можно и в институт поступать, но какой же мужик, если не служил?
Толстый военком с усами, похожий на моржа, удивленно качал головой и все искал какой-то подвох — с чего это вдруг парень вперед приказа рвется? Полгода целых еще мог бы спокойно гулять! Нет, что-то тут не так — или с девочкой какой нашалил некстати, или денег должен, или еще что…
Сразу после призыва Влад попал в Закавказский военный округ. Поначалу было тяжеловато, но после отцовской выучки он всегда умел постоять за себя. Раздражала лишь скука и рутина повседневности. Начищать сапоги и бляху от ремня, тянуть ногу на строевой подготовке и красить траву на газонах перед приездом высокого начальства — разве это настоящее дело? В армию он шел не затем, чтобы тянуть лямку, утешаясь старой мудростью «Солдат спит, а служба идет», и считать дни до приказа!
Из его части регулярно отправляли группы пополнения в Афганистан, и Влада отправили с одной из команд — сам напросился. Казалось, что место его именно там… Впервые оказавшись на аэродроме под небом ослепительной яркости и синевы, вдохнув воздух чужой страны, Влад почувствовал: все, шутки закончились. Дальше война будет, дальше — пиф-паф!
Отцу Влад сразу написал все как есть, но маме просил ничего не говорить. Зачем, ведь волноваться будет, плакать, а это совсем ни к чему… Отец ответил сдержанно, но по тону письма Влад сразу почувствовал: он гордится им. Наконец-то.
Мама действительно так ничего и не узнала… Никогда. В тот день, когда под Кандагаром автоколонна, сопровождаемая БТР, напоролась на засаду «духов», в Москве было серое и пасмурное воскресенье, когда хочется остаться дома, телевизор посмотреть или книжку почитать. Мама на кухне готовила ужин, но вдруг побледнела, пожаловалась на усталость, прилегла на диван — и больше не встала. Приехавшие по вызову врачи «скорой» только развели руками и констатировали смерть.
Влад узнал о случившемся много позже, в госпитале. Пуля прошла на волосок от сердца, и даже врачи удивлялись: «Вот везунчик!» А он совсем не казался себе таким уж удачливым. Поначалу весь мир тонул в облаке боли, и спасением от нее было лишь погружение в зыбкий лекарственный туман. Бывало, что очередного обезболивающего укола он ждал, сжимая зубы до хруста…
Но больше всего его мучило странное, даже абсурдное чувство вины. Казалось, что мама не просто умерла, а пожертвовала собой, заступив его место. И как теперь с этим жить — неизвестно.
Когда Влад начал понемногу поправляться, его перевели в военный госпиталь под Подольском. Там, наглядевшись на своих товарищей по несчастью, он понял, что ему и вправду очень повезло: по крайней мере, руки-ноги целы и не придется всю жизнь на протезе прыгать или в инвалидной коляске кататься, надеясь на помощь доброго государства.
Приходил отец — постаревший, совсем седой… И какой-то потерянный. Он сидел у кровати, молчал, будто не зная, что сказать, и больно было смотреть на его сгорбленные плечи. Теперь он уже не казался таким сильным, уверенным, все знающим и умеющим — просто человек, раздавленный свалившимся на него горем. Влад и хотел бы утешить его, но сам не знал как.
А потом наступил тот день, когда открылась дверь в палату и вошла Алька. Тогда, конечно, Влад еще не знал, как ее зовут, — просто новенькая медсестра. Ничего такая, симпатичная… Ладная фигурка в белом халатике, рыжевато-каштановая челка выбивается из-под белой шапочки, а глаза почему-то разные — один карий, другой зеленый.
— Здравствуйте, мальчики! — улыбнулась она, и от этой улыбки как будто стало светлее вокруг.
Влад еще долго не осмеливался подойти к ней. Потом, когда познакомились поближе, он узнал, что вообще-то ее полное имя Александра, но ее так никто никогда не звал. Только Алькой… Даже имя это очень нравилось Владу.
«Аленький… Аленький мой…» — шептал он, задыхаясь от нежности, уткнувшись лицом в ее волосы, вдыхая запах кожи. Впервые у них все случилось в тесной комнатке, предназначенной для отдыха медсестер, ночью, во время Алькиного дежурства. Помнится, она еще волновалась — вдруг кому-нибудь плохо станет? А он был так горд и счастлив, словно только сейчас и начал по-настоящему жить и все еще впереди.