Гуркха и Владыка Вторника (ЛП)

– Значит это знаменитая Канелия Шакиа.
– Я полковница запаса. Я бы предпочла, чтобы вы называли меня по званию.
– Разумеется, полковница Шакия, – ответил Додже с поклоном. – Я тебя узнал. Позволь сказать, что твои демонстрации боевого искусства доставили мне огромное удовольствие. Особенное впечатление произвел дебют в ММА. Блестящий удушающий захват сзади.
Гамилькар поднял бровь. Боевые искусства? ММА? Он не искал ее в системе, уважая приватность. В этом смысле он был старомоден. Она никогда не упоминала профессиональные бои.
– Это было больше пятнадцати лет назад, – сказала полковница.
Додже снова облапал ее взглядом.
– Однако мне кажется, что ты и на день не постарела. Интересно, как бы ты справилась с профессионалом.
– У вас профи под рукой? – лениво поинтересовалась полковница. Ее пальцы поглаживали рукоять ножа, суля беду всем присутствующим.
– Послушайте, Додже… – вмешался Гамилькар.
Полковница подняла руку, заставляя его молчать. Она перенесла вес на носки, ноги были слегка расставлены, а руки свободно висели.
Додже щелкнул пальцами и дверь бесшумно скользнула в сторону. Безмятежной походкой ожившей горы в комнату вошел гигантский монгольский джентльмен без шеи. Его взгляд метнулся между Гамилькаром и полковницей Шакией, и верно идентифицировал ее как угрозу.
– Господин Кхунбиш, демонстрацию, пожалуйста, – приказал Додже.
Господин Кхунбиш не ждал. У него был борцовский бросок, низкий и быстрый, рывок для прохода с захватом обеих ног. Он знал, что с его весом противнице невозможно будет высвободиться. Полковница встретила его коленом в лица, что почти не замедлило монгола. Затем она обхватила его шею, удерживая ноги подальше от его цепких рук, и сделала какой-то резкий пируэт, после которого оказалась на его спине. Рука скользнула под его подбородок и зажала шею левым бицепсом, ноги обвились вокруг торса, и она повисла на нем, словно магнитная мина, пока он с ревом пытался вырваться. Это казалось невозможным, но Гамилькар потрясенно смотрел, как огроменный монгол выгибался, пытался ее стряхнуть, шатался, хватал ее руками – делал все, чтобы ее сбросить. Ощущая как воздух покидает его легкие, он принялся биться спиной о стену, пытаясь отодрать или отбить ее, используя свой вес. Полковница Шакия лишь усиливала захват, жилы на руках вздувались канатами, а на лице играла окровавленная ухмылка.
Наконец монгол закончил свою тщетную борьбу. Он подобрался, сжал зубы и хлопнул в ладоши. Внезапно раздался треск электричества, щелчки, а затем бойцов окружили запах обугленной плоти и дым. Полковница Канелия бросила его шею со вскриком, откатилась назад в низкую стойку. С застенчивой улыбкой, несмотря на очевидную боль, Господин Кхунбиш сложился, где стоял: его одежда свисала обгоревшими клочьями, спина дымилась.
– Электрический разряд, совсем как угорь, – сказал Додже. – Используется только в крайних случаях, разумеется. Все же я сказал бы, что это ничья, нет? Прекрасно, полковница Шакия. Чувствую себя неприступным в защитном кольце твоих рук.
Канелия Шакия подергивалась от адреналина и электрического шока. Гамилькар видел, как ее рука почти непроизвольно движется к револьверу, и уже мог представить крупнокалиберную дыру на месте, где был лоб Додже, так что он подскочил к ней, поднял и обнимал, пока дрожь ярости не утихла – бесконечно краткое мгновение, прежде чем ее глаза вернулись к обычной холодности. Господин Кхунбиш кажется понимал, будучи из того же теста, поскольку слегка поклонился, извиняясь, и сделал за спиной Додже традиционный салют бао кван, кулак в ладони, спрятанный от нанимателя жест уважения между мастерами боевых искусств.
– Благодарю за демонстрацию, господин Кхунбиш, – полковница Шакия вернула поклон пранамой, индийским ответом. В плавильном котле Катманду, городе, где столкнулись эти две древние мировые культуры, использовались миллионы жестов уважения, каждый из них понятный в деталях подтекста. Пранама также была небольшим извинением за то, что все зашло так далеко.
– Теперь мы убедили вас, что сможем защитить? – спросил Гамилькар.
Старик уперся в него взглядом.
– Защитить меня? Определенно. Я просчитал Карму, господин Гамилькар Панде. Как думаешь, сколько стоит жизнь Бхана Гурунга?
– Что?
– Что если господин Кхунбиш вырвет его голову из тела, подвиг, который, я уверен, он способен осуществить голыми руками? С моим счетом, хмм? Какой кармический штраф наложит на меня наша возлюбленная правительница?
– Вы предлагаете убийство.
– Видишь ли, мне кажется, мой счет выдержит потерю. Я копил добрые дела всю жизнь, э? Мне кажется, Карма позволит мне убить вашего Бхана Гурунга средь бела дня и глазом не моргнув. Мне кажется, я могу распорядиться о его казни как только он войдет в эту дверь, и мой счет почти не пострадает. На самом деле, мне кажется, у меня такая фора, что я могу распорядиться о твоей смерти и смерти восхитительной полковницы – и ваш босс мне позволит. О, может тут меня подожмет, но ты, со своим драгоценным карт-бланшем, ты будешь мертв. Что об этом думаешь, могучий шериф? — глаза Додже вспыхнули безумием.
– Мои бедные детки, вы думали что-то изменилось? Вы думали, ваш бог алгоритмов убережет вас от меня? Вы думали, у меня нет двадцати Кхунбишей? Ты думал, я не могу кастрировать тебя перед твоей сучкой и смотреть как ты истекаешь кровью, а Карма даже и не дернется? Так что, да, я определенно чувствую себя защищенным. И Гурунг придет за мной, да, и ты будешь обязан вмешаться, даже если ненавидишь меня. И если он пройдет мимо доброй полковницы, без сомнения ты принесешь себя в жертву. И когда вы оба умрете, сражаться будет Кхунбиш. И когда Кхунбиш умрет, поднимется еще двое его братьев по духу, а затем еще двое. И когда куча трупов воздвигнется достаточно высоко, я наконец избавлюсь от этого проклятия.
  
Глава 9
 
Папуля Вторник
 
– Папик. Ну, папик. Папуля Вторник. Йоу.
Папуля Вторник? Правда?
– Что? Что ты хочешь?
– Просто узнать, папуля. Какой план? Чувак, Гурунг разбрасывает фисташковую скорлупу по всему саду. Можешь сказать, чтоб он перестал?
– Не папик. Не папуля. Не папка. Мелек Ахмар. Мелек Ахмар. Король…
– Да-да-да, Король Марса, Повелитель Войны, я в курсе, Папуля Вторник.
Бывает что-нибудь хуже языкатого подростка-джинна? Бывает? Не думаю.
– Так что, пап, ходят слухи, ты всё.
– Что?
– Всё. Развалина. В прошлом.
– Отгребись! Я занят.
– Эй-эй-эй, не убивай гонца. Я слышала, не говорила, – ее возмущение зашкаливало и было совершенно искренним. Что, разумеется, означало, она точно это говорила. – Говорят, все твои приятели сгинули и никто тебя не помнит и всем насрать. На тебя.
– Если, как ты неоднократно упоминала, Хорус, Меммион, Курикен, Давала и все остальные исчезли, значит это лишь подтверждает факт, что я самый могущественный джинн в мире! Среди живых никто мне не ровня! Тебе повезло, что…
– Да-да, я понимаю, просто здесь правит Авария, и, говорят, если мы слишком много волн подымем, то он придет и нас размажет, – РеГи наслаждалась своей ролью главного мучителя и взяла за привычку буквально преследовать Мелека Ахмара по странному саду.
– Авария? – Прозвище было ему незнакомо. – Это что за хрен?
– Ну, знаешь, смертельный дуэлянт, непобедимый?..
– Дуэлянт? Я не занимаюсь дуэлями. У меня есть булава, которой я плющу горы.
– Ага и реки, и озера, и еще всякое-разное.
– Нет… что? Как можно расплющить озеро?
– Не парься. Авария. Знаешь, Авария. Темный, секси и симпотный? Загадочный ореол? Вроде как постоянно грустит?
– Я понятия не имею, что за хрен этот Авария, но если он начнет меня бесить просто потому что он мудила…
– Да ладно, все слышали об Аварии… он как рок-звезда! – сказала РеГи. – Такой шакалистый и все такое…
– Погоди. Шакалистый?
– Ага. Голова шакала, чо.