Крутой сюжет 1994, № 01

— Здесь, наверное, крысы водятся.
— А ты еще заплачь, — огрызнулся Кумата.
— Поесть бы, — прошептал Ямото и грустно посмотрел на Иокаву.
— Тихо, кто-то идет, — шикнул на братьев Иокава и настороженно посмотрел на дверь, потирая на запястьях рубцы от веревок.
Дверь вновь отворилась, и снова зашел бровастый. В руках он держал глиняную миску, до краев наполненную рисом, и кувшин. Поставив все это на пол, страж удалился. Ямото и Кумата рванулись к еде.
— Стойте, подождите, — вдруг сказал Иокава. Братья недоуменно посмотрели на него. Иокава стал разматывать пояс вокруг талии. С внутренней стороны к поясу было пришито множество мешочков и кармашков. Старший брат подошел к миске с рисом и стал что-то щепотками бросать туда.
— Травка?
— Да. Отец дал в дорогу.
После еды братья спали, как убитые, усталость и травка Иокавы сделали свое дело.
Их никто не трогал. Кроме бровастого стража, к ним никто не приходил. Так прошли три дня, потом еще столько же. Но все оставалось по-старому: утром и вечером плошка риса и кувшин воды. По нужде они ходили в деревянную бочку, которую раз в сутки в сопровождении бровастого один из братьев выносил и опорожнял в сливную яму во дворе. Это был единственный момент в их заключении, когда им было разрешено покидать место своего непонятного заточения. Выходя по очереди во двор, братья старались запомнить все, что можно было увидеть по дороге до ямы, а потом сообща обсудить планы побега: Иокава сразу сказал братьям, что здесь что-то нечисто. Их не отвели в городскую тюрьму. Раз. Старший брат загибал пальцы. Их держат взаперти и не пускают даже на прогулку. Два. Выводят только в сумерки, когда двор почти пустой. Три. Их сносно кормят: Четыре. И вот уже шесть дней, как к ним никто, кроме слуги, не приходит.
Иокава победоносно сжал пальцы в кулак и сказал: «А если нас держат здесь незаконно, значит, мы можем попробовать бежать отсюда». Но легко сказать: бежать! А как это сделать? Вырваться из подвала с каменными мощными стенами невозможно. Маленькое окошко с толстыми железными прутьями — единственное отверстие, откуда в подвал попадал свет. Братья загрустили. Они понимали, что отец их ищет. Может быть, даже ходит где-то рядом, но как он определит, что они здесь, в доме наместника?
Надо сказать, что братья не забывали уроков своего отца. Каждый день своего заточения они занимались физическими упражнениями. Иокава рассказывал братьям, на какие точки тела нужно нажимать, чтобы стимулировать работу того или иного органа или, наоборот, несильным ударом вывести человека из строя. В эти секреты отец посвящал только его.
Прошел еще один день. Вечером, как обычно, кто-нибудь из братьев должен был отправиться к сливной яме. Была очередь Иокавы.
Когда вышли из подземелья во двор, Иокава обратил внимание, что рядом с дверью, ведущей в их темницу, нет солдата, караулившего вход. Несколько стражников расположились около ворот, еще двое прогуливались рядом со стеной, казавшейся огромной и неприступной. Иокава повернул голову и посмотрел в дальний конец двора. Там стена была увита старыми ветвями дикого винограда, мертвой хваткой цеплявшегося в щели и выщербины между камнями. «По веткам можно быстро добраться до верха и…» Иокава с опаской глянул на сопровождавшего его бровастого — не читает ли он его мысли?
* * *
Вряд ли жители Токэду смогли бы узнать теперь мастера Судзуки. В обносках, широкой соломенной шляпе, закрывавшей половину лица, с узелком на короткой бамбуковой палке на плече его можно было принять и за крестьянина, отправившегося в город искать защиты у сёгуна, и за разорившегося деревенского лавочника, приехавшего в Эдо просить в долг у богатых родственников.
Судзуки толкался в разношерстной, кричащей толпе рыбного рынка, прислушиваясь к разговорам, стараясь не упустить ни малейшего намека или случайно оброненной фразы, дающей хоть тоненькую ниточку, ведущую к сыновьям.
Неделю назад на постоялом дворе в Токэду Судзуки с трудом удалось уйти от солдат Окаты. Проникнув неожиданно в дом и разделавшись со стражей, Судзуки ворвался в комнату, где находился Оката и его самурай. Оглушенный ударом ноги в голову, самурай не оказывал сопротивления. Оката же, выхватив меч, сумел отразить несколько выпадов мастера. Услышав на крыльце топот многочисленной свиты Окаты, Судзуки последний раз взмахнул мечом и выпрыгнул в окно.
На него устроили настоящую облаву. Солдаты обшарили леса в предгорий Фудзиямы, днем и ночью патрулировали все окрестные дороги. Лесами и перелесками, одному ему ведомыми охотничьими тропами, мастеру удалось уйти от врагов.
В Эдо он жил уже три дня. Ночевал у дальнего родственника жены, старого глуховатого лавочника, державшего овощную лавку на улице Суда-тё. Торговал он в основном редькой и красным перцем, которые скупал у крестьян на равнине Мусаси.
Мастер узнал, где расположен дом Окаты. Он обошел кругом его огромные каменные стены, не найдя в ограде ни одного существенного изъяна, которым он мог бы воспользоваться, чтобы проникнуть в дом наместника. Да и там ли сыновья? Порой его одолевали сомнения: может, зря он теряет здесь время, пытаясь найти лазейку в крепость Окаты. Судзуки сумел узнать, что наместника вот уже десять дней нет в городе.
Мастер выбрался из толчеи рыбного рынка на улицу Фуна-тё. И почти тут же ему пришлось отскочить от лошади, во весь опор скакавшей по мощеной булыжником дороге. Всадник размахивал плетью, освобождая путь богатой коляске. В ней сидел Оката. Не глядя на расступившихся перед ним людей, наместник сидел нахохлившись, как большая хищная птица.
Судзуки, прижавшись к стене, проводил взглядом кавалькаду всадников, следовавших за коляской, и быстрым шагом, почти бегом, последовал за ними.
Ворота открылись, пропуская во двор всю процессию. Судзуки в толпе зевак, глазевших на богатого и влиятельного князя, успел разглядеть большой двор, дом, солдат, стену, увитую диким виноградником… Ворота захлопнулись, и мастер опять остался за этой злосчастной стеной.
Как только начало темнеть, Судзуки поднялся к стене, в том месте, где со стороны двора должен был расти виноград. Подождав, когда улица опустеет, мастер, как опытный скалолаз, цепляясь за малейшую щель между камнями, полез наверх. Он был в легком коротком кимоно и легких кожаных сандалиях. С одной стороны из-за пояса у него торчала бамбуковая палка, с другой — рукоятка короткого меча. Быстро вскарабкавшись на стену, мастер прильнул к ней, оглядывая двор. Все подходы к дому освещались факелами. О том, чтобы пробраться к дому незамеченным, можно было и не мечтать. Судзуки тихо соскользнул на толстые узловатые переплетения винограда и затаился, наблюдая за домом.
Прошло немало времени, прежде чем он заметил какое-то движение около главного входа. Несколько солдат с факелами шли в дальний конец дома. Двое из них скрылись в едва приметную дверь в стене, остальные остались стоять у входа. Через некоторое время солдаты вышли, сопровождая каких-то людей. По мере того, как эта группа приближалась, мастера охватывало волнение, когда же они вышли на освещенную факелами площадку, Судзуки узнал своих сыновей.
Все последующие события развивались стремительно. На крыльцо из дома в сопровождении слуг вышел Оката. Судзуки заметил, что руки у мальчишек не связаны. «Они не боятся их, глупцы». Сердце его билось ровно. Голова была ясной, руки крепко сжимали бамбуковую палку.
Оката, ухмыляясь, смотрел на приближающихся к нему юношей. Он уже собирался махнуть рукой солдатам, чтобы те бросили на землю строптивых мальчишек, которые при виде наместника не встали на колени.
Все вздрогнули, когда тишину разорвал боевой клич Судзуки. На мгновение все замерли. Этого было достаточно, чтобы братья, услышавшие клич отца, резкими ударами рук и ног расчистили себе дорогу и бросились со всех ног в его сторону.
Судзуки гигантскими прыжками бежал им навстречу. Не останавливаясь, мастер крикнул сыновьям, чтобы они убегали: «Ждите меня в лавке Мокасито».