Так берегись
Счастье, что исчезать мне совсем не нравится. Настолько не нравится, что иногда бывает трудно уснуть. Сейчас, хвала магистрам, такое случается редко, только когда я на взводе, а рядом, как назло, ни одного милосердного колдуна с запасом усыпляющих заклинаний, зато в юности это было серьёзной проблемой – как бы сильно я ни устал, всегда подолгу лежал в постели, ворочался с боку на бок, не закрывая глаз, почти бессознательно предпринимая усилие не исчезнуть, остаться, где есть, не утратить себя, не спать, не спать.
Никогда не знаешь, какой из твоих заскоков однажды окажется спасительным навыком, так что, наверное, лучше иметь их побольше, про запас. Вот и сейчас, почувствовав, что наваждение рассеивается – предположим, неизвестный сновидец неудачно перевернулся на другой бок и вот-вот проснётся от боли в неловко подвёрнутой руке, – я очнулся, мгновенно оценил ситуацию, собрался, сконцентрировался, приготовился открыть глаза в центре Ехо, неподалёку от разрушенных стен резиденции Ордена Дырявой Чаши и как ни в чём не бывало продолжить прогулку, но в самый последний момент передумал. Мне стало так жаль прекрасного поезда, его пассажиров с бокалами и газетами, весёлых паровозных гудков – как же это он возьмёт и бесследно исчезнет, не хочу, не позволю, не могу допустить! – что я покрепче вцепился в поручень и взял управление в свои руки: мысленно приказал поезду продолжать быть, паровозу гудеть, а шпалам и рельсам лежать там, где я их впервые увидел, среди синих и серебристых весенних трав одного из множества пустырей столицы Соединённого Королевства. Ага, есть, спасибо! Отлично, дорогой поезд, оставайся с нами, будь всегда. А теперь самое время замедлить ход, чтобы я не расшибся, когда буду прыгать, тише, ещё тише, пожалуйста; ладно, чёрт с тобой, не хочешь, не тормози, спрыгну и так.
Я довольно легко отделался. Когда спрыгиваешь с подножки стремительно мчащегося поезда, не имея необходимых спортивных навыков, зато твёрдо рассчитывая на магию, которая на этот раз почему-то не сработала, одно разбитое колено и две ободранные ладони – совсем неплохой результат. Впрочем, в первый момент я не заметил ни царапин, ни ссадин. Сидел в траве, смотрел вслед стремительно удаляющемуся последнему вагону, думал: интересно, а теперь, без меня, он всё-таки исчезнет? Или выполнит мою просьбу, останется здесь навсегда? Было бы здорово разжиться поездом-призраком, таких развлечений у нас до сих пор не водилось. Толку от него никакого, одна бескорыстная радость, примерно как от стихов на небе; с другой стороны, когда есть радость, зачем ещё какой-то дополнительный толк?
От лирических размышлений меня отвлекла саднящая боль в ладонях; попытавшись встать, я обнаружил, что и с коленом не всё в порядке. Попытался ликвидировать боль, но не преуспел. Меня это не особо встревожило: знахарские умения я приобрёл совсем недавно, и ещё не отвык от естественных для всякого новичка неудач. Подумал: ладно, значит, придётся вернуться домой Тёмным Путём, не хромать же через весь город. Но ни с первой, ни со второй, ни даже с третьей попытки домой так и не попал. Остался стоять, где стоял, и вот тогда, конечно, – нет, даже не испугался. Просто оцепенел от полной невозможности происходящего. Только рыба, внезапно разучившаяся плавать, могла бы меня понять.
У нас принято считать, что нет ничего ужасней, чем утратить магические способности; лучше уж умереть молодым, зато на пике могущества, чем прозябать долгие годы беспомощной никчемностью – в этом убеждены практически все. И больше всего на свете боятся, что их однажды настигнет так называемый «Бич магов», своего рода болезнь, внезапно, без каких бы то ни было внешних причин лишающая чудесной колдовской силы; лекарства от этой напасти не существует, можно только ждать и надеяться, что способность колдовать однажды вернётся, как исчезла, сама. Обычно рано или поздно так и случается, но гарантий нет; по крайней мере, мне рассказывали о нескольких стариках, которые до сих пор не дождались возвращения магической силы. Такая горькая им почему-то досталась судьба.
Однако Бич магов, этот главный страх всякого нормального угуландского колдуна, сейчас казался мне наилучшим из возможных вариантов. Магические способности я уже, было дело, утрачивал, и они вернулись прежде, чем я успел всерьёз затосковать. Если на этот раз всё-таки не вернутся, будет очень обидно, но руки на себя точно не наложу. Благо у нас тут и без умения колдовать вполне можно устроить себе крайне интересную жизнь.
Гораздо хуже, если всё, что меня сейчас окружает – пустырь, развалины загородной резиденции Ордена Дырявой Чаши, голубой свет далёких придорожных фонарей – всего лишь достоверная имитация знакомого фрагмента реальности, а на самом деле ни города Ехо, ни наполняющего его магией Сердца Мира, ни самого Мира, ни моих близких для меня больше нет. Вот о чём я, холодея от лютой тоски и отчаяния, думал после неведомо какой по счёту неудачной попытки послать зов Шурфу, Сотофе, Джуффину, Нумминориху, Кофе, Базилио, Мелифаро, а потом уже всем знакомым подряд, всё равно кому, лишь бы хоть до одной живой души докричаться. Но внутри моей головы была полная тишина. Снаружи, собственно, тоже, но это как раз нормально – с чего бы кому-то шуметь ночью на пустыре.
Подняв глаза к затянутому сизыми тучами ночному небу, я увидел, что на нём нет никаких стихов, ни единой строчки, и это меня окончательно подкосило. Скверный знак.
У меня есть один проверенный способ справляться если не с внешними обстоятельствами, то по крайней мере с попавшим в эти обстоятельства собой: в любой паршивой ситуации делай что можешь, даже если можешь так мало, что это – почти ничего. А сейчас я мог как минимум добраться до Мохнатого дома. Убедиться, что он на месте, и его обитатели тоже; ну или всё-таки нет. И уже исходя из этого обстоятельства думать, что делать дальше. Или не думать, а огласить иллюзорные окрестности скорбным воем начинающего безумца – но только по результатам расследования. Не прямо сейчас.
Поэтому я отыскал свой валявшийся неподалёку сапог, или его точную копию; заодно убедился, что пока предавался отчаянию, от шпал и рельсов не осталось и следа. Обулся и, невольно кривясь от боли в разбитом колене, потопал в сторону Ворот Трёх Мостов, за которыми начинается Старый Город, или что там у нас нынче вместо него.
* * *– Ага, живой, – сказал сэр Шурф.
Выражение лица у моего друга было такое, словно он собирался собственноручно исправить этот досадный факт. В первый момент я ему даже почти поверил. В роли злодея, внезапно возникающего из тьмы на пути беззащитного странника, сэр Шурф Лонли-Локли чрезвычайно убедителен и по-своему неотразим.
Но чёрт бы с его выражением, видывал я и похуже. Какие только злодеи не возникали передо мной из тьмы. Главное, сейчас я не просто видел перед собой крайне недовольного сэра Шурфа, но и явственно ощущал его силу, как всегда ощущаю её рядом с могущественными людьми. Из чего следовало, что Шурф – настоящий; всё на свете можно сымитировать и подделать, но вот это живое присутствие мага – пожалуй, всё-таки нет.
Следовательно, самого худшего не случилось. А если даже случилось, я с этим худшим больше не один на один.
– Вот, получается, хорошо, что ты вечно всякую жуткую хренотень про меня выдумываешь, сам себе веришь и потом беспокоишься, – наконец сказал я. – Потому что иногда эта жуткая хренотень внезапно случается. И что бы я сейчас, интересно, делал, если бы ты ни о чём не беспокоился и не отправился меня искать? Хотя ясно, что – хромал бы дальше. Благо до Ворот Трёх Мостов отсюда уже совсем недалеко.
Сэр Шурф, надо отдать ему должное, мгновенно оценил ситуацию, убрал с лица угрожающее выражение, предназначенное то ли для пробуждения моей совести, то ли просто для собственного удовольствия. И человеческим, а не специальным великим магистерским голосом, призванным устрашать всё живое, спросил: