Шторм (ЛП)
— Ты должен вернуться, чтобы спасти две жизни! — кричит он через плечо и исчезает.
* * *
«Твою мать!»
Я снова иду, спотыкаясь, в полной темноте, и надеюсь, что выбрал правильный путь. Джекса в условленном месте ещё нет, я предоставлен сам себе. Сумки, кажется, весят целую тонну, и я ощущаю себя улиткой. Мне постоянно приходится решать, каким путём пойти.
Мои мысли заняты Айсом и Штормом. Схватили ли Айса? Почему он не идёт? А может быть, я ошибся дорогой? Тогда Шторм умрёт! И Вероника тоже…
— Эй, Марк!
У меня едва не случается сердечный приступ, когда внезапно передо мной появляется Джекс, и я врезаюсь в него.
— Слава богу, мужик! Айс остался сзади.
— Знаю, я сделал для него всё, что мог, — говорит Джекс и снимает с меня рюкзак. — Сюда!
Мы с Джексом приезжаем на монорельсе в Резур уже после полудня. Айс не вернулся. Но я вернулся, и могу теперь спасти две жизни, как он и хотел, правда, похоже, в этом больше нет необходимости. Я вижу на вокзале Веронику, и с ней всё в порядке… пока она не узнаёт, что Айса схватили. Она любит этого Воина, и я даже представить себе боюсь, что она сейчас чувствует. Джекс смог перехватить радиосообщение о том, что Айса собираются казнить. Сенат хочет преподать урок. Я молюсь, чтобы этот проклятый режим наконец-то был свергнут. Люди в смятении, сенаторы пытаются исправить ситуацию. Мы должны держать руку на пульсе и использовать беспорядки, но моя главная забота — это, как и прежде, Шторм.
Поэтому я немедленно бегу в больничное отделение и опорожняю под ноги Саманте свой рюкзак. Вываливаются бесчисленные маленькие упаковки, я копаюсь в этой куче и беру нужное лекарство, чтобы сразу же дать его Шторму. Саманта всё время рядом и помогает мне.
А потом мне остаётся только ждать.
Глава 5. Только хуже
Мои спина и шея чертовски болят, но я не хочу открывать глаза, хочу, чтобы мне и дальше снился Шторм. Я просидел у его кровати всю ночь и, должно быть, в какой-то момент заснул. Моя голова покоится на приподнятом матрасе больничной койки, и я наслаждаюсь игрой пальцев в своих волосах. Они гладят мою щёку и шею.
— Сколько времени, Сэм? — бормочу я и открываю глаза.
Это была не рука Сэм, это была рука Шторма. Он быстро отдёргивает её и закрывает глаза.
Я вскидываю голову так резко, что она начинает кружиться и появляется адская боль в позвоночнике. Я очень напряжён. Сейчас я бы мог вытерпеть массаж, который вновь напомнит мне о Шторме и начале наших отношений.
Я сонно осматриваюсь. Лучи низко стоящего утреннего солнца погружают маленькую комнату в оранжевый свет, но Саманты здесь нет. Я один сижу у кровати Шторма.
Да, это была его рука. Мне не приснилось.
Я широко улыбаюсь ему:
— Как ты?
Я быстро проверяю его жизненные показатели, прослушиваю лёгкие и сердце. Всё это время Шторм смотрит на меня, жмурясь. Свет ослепляет его чувствительные глаза. Я бросаюсь к окну, чтобы задвинуть занавески, и голова Шторма лежала в тени, и встаю рядом с ним.
Он просто смотрит на меня и ничего не говорит. Конечно же, он ещё не может понять, что произошло. Я рассказываю ему, что он вместе с Айсом пришёл в Резур, чтобы увидеть меня, и был ранен, потом у него была лёгочная эмболия, но теперь он на пути к выздоровлению.
Я говорю и говорю, и наконец целую его в губы.
Он широко распахивает глаза и хватает ртом воздух.
Я тут же отстраняюсь:
— Прости, я просто очень рад, что тебе лучше.
— Режим… Видео… — хрипит Шторм.
Я подношу к его губам чашку с водой, но он забирает её у меня. Он хочет пить самостоятельно, это хорошо. Его руки дрожат, он очень слаб, но он жив. Жив! Я мог бы обнять весь мир.
— Режиму не далеко до свержения, — говорю я ему.
О том, что я достал медикаменты и из-за этого Айс был схвачен, я не рассказываю. Волнение не пойдёт Шторму на пользу, а ещё я не хочу думать о том, каково сейчас Айсу. До его казни осталось всего несколько часов.
Кроме того, прямо сейчас мне не следует упоминать, что мы с Сэм когда-то были парой. Скажу, когда он выздоровеет. Тогда я расскажу ему всё. Не хочу больше иметь от него тайн.
Я вижу, как сильно его утомляет питьё, и забираю чашку.
— Отдохни. Мы всё наверстаем, как только тебе станет лучше.
Шторм кивает и закрывает глаза.
Моё облегчение по-прежнему не знает границ, и я с нетерпением жду дня его выписки.
Поскольку Шторму становится лучше, я, чем могу, помогаю повстанцам. У меня хорошее настроение, потому что Айс жив — при помощи одной хитрости ему удалось избежать казни и сейчас он вместе с Вероникой держит путь в Нью-Ворлд-Сити. Там они хотят освободить мать и сестру Вероники.
Между тем, в Уайт-Сити начинается революция. Сенаторы больше не могут скрывать своё лицемерие. Граждане идут на баррикады.
Через несколько часов до нас доходит спасительная новость: режим свергнут, сенаторы арестованы. Уайт-Сити свободен!
В Резуре будет праздник, я врываюсь в комнату Шторма, чтобы принести радостную новость. В то время, как никто не может скрыть свою эйфорию, он кажется равнодушным. Он по-прежнему мало говорит, не смотрит мне в глаза и хочет, чтобы его оставили в покое. Я начинаю подозревать, что у него депрессия. Он выглядит несчастным и уставшим.
Анестетики воздействуют на метаболизм мозга и действительно могут вызвать новую депрессию или пробудить дремлющую. Я слышал о таких случаях. Поэтому надеюсь, что скоро это состояние у Шторма пройдёт, и он станет таким, как прежде.
Помимо того, мир, каким он его знал, рухнул. Всё, что он считал правильным, хорошим, ценным и достойным защиты, оказалось поддельным. А ещё, он полюбил мужчину, который в первых рядах сражался, чтобы как раз этот мир и разрушить. И теперь он живёт с теми, кого считал врагами. Это слишком для любого человека, а для тяжело раненого девятнадцатилетнего юноши, у которого не было возможности посмотреть на жизнь под разными углами, это определённо сложнее, чем для меня. На меня тоже повлияло всё это, но я заранее был к этому готов. Шторма же окунули в новую жизнь с головой.
* * *
Во время следующей перевязки я спрашиваю Шторма, почему он отрезал косички. С одной стороны, чтобы отвлечь его от боли, с другой — мне любопытно. И я хочу наконец услышать, как он говорит. Он почти всегда молчит.
Шторм пожимает плечами, хотя это, определённо, причиняет ему боль, и отвечает равнодушно:
— Захотелось что-то изменить.
Он сидит на больничной койке, а я осторожно накладываю повязку ему на грудь. Дренаж убрали, и шов больше не мокнет. О сквозной ране в предплечье уже не стоит и говорить.
— Твои раны заживают поразительно быстро, как ураган. Ты делаешь честь своему имени.
Я улыбаюсь ему, чтобы он не выглядел таким хмурым, но он просто фыркает. Он не облегчает мне задачу.
— Шторм — это не просто ураган, это ещё и горячая кровь, боевой дух, сила… это имя мне больше не подходит.
В его голосе столько разочарования, что у меня сжимается сердце.
— На данный момент, может быть. Но ты выздоровеешь. Может быть, ты хочешь, чтобы я звал тебя Кейном?
После того, как я закрепляю свежую повязку на его груди, он откидывается на подушку и закрывает глаза.
— Я ничего не хочу, просто чтобы меня оставили в покое.
Шторм кажется отстранённым, не проявляет ко мне романтических чувств. Он позволяет мне осматривать его рану, но мои прикосновения действуют на него как удар током. Он постоянно вздрагивает. Но, по крайней мере, они не оставляют его безразличным. Вот только они ему неприятны или он подавляет возбуждение? Может, он лишь разыгрывает передо мной душевную травму? Постепенно я начинаю сомневаться, давит ли на него депрессия или дело в чём-то другом. Или он просто ненавидит меня, потому что я его предал. Но тогда он не признался бы мне в любви, когда его принесли.