Птица со сломанным крылом (СИ, Слэш)
Юрген, впрочем, на него не смотрел. Он перебирал ласковым взглядом омег, снующих мимо открытой двери в приёмную директора – как будто пересчитывал взглядом разбросанные по полу карандаши.
- Куда ты уставился, Юрген, - Риза поднялся с кресла и, подобравшись к нему поближе, облокотился о спинку кресла наследника. – Они же все принесли обет. Принимают подавители все до одного.
- Да, - Юрген обжёг его насмешливым взглядом. – Ты наивен, как дитя. Тут половина «забыла» принять свои волшебные таблетки.
Риза вздёрнул бровь и уставился в коридор. Он запаха, конечно же, не чувствовал, да и вообще с трудом различал этих одинаковых омег, обряженных в чёрное все как один.
- Я думал, тебе понравился Виен, - произнёс он задумчиво. Сражаться с полигамной природой Юргена он давно перестал – и старался лишь не слишком тратить нервы на его выходки.
- Кто? – спросил Юрген рассеянно.
Риза закатил глаза.
- Забудь. Никто, - он снова рухнул в свободное кресло и, отвернувшись, уставился на двор монастыря, где журчал водой невысокий фонтанчик.
- Один из них может быть моим женихом, - произнёс Юрген задумчиво, разглядывая двух омег, устроившихся почти что напротив дверного проема и то и дело кидавших на него игривые взгляды.
Один омежка был шатеном. Волосы его были заплетены в косу, объемную, чуть распушившуюся и удивительно подчёркивающую его полные темные губы. Глаза у него были карие и глубокие, как лесная мгла.
Другой был блондином, но, в отличие от Виена, волосы у него были почти серебристые и лежали на одном плече мягкой волной, сколотые в хвост какой-то хитрой брошью из бирюзы. Драгоценные камни в монастыре были запрещены – но омеги всё равно старались кто во что горазд.
Риза ответить не успел. Только он повернулся и окинул оценивающим взглядом заинтересовавших Юргена омег, как их заслонили два других силуэта: полного беты, которого оба гостя знали по фотографиям под именем магистра Брюнера, и давешнего худощавого омеги.
- Нашёл! Нашёл, господин Розенкрейцер! – сообщил запыхавшийся Брюнер.
Юрген перевёл взгляд с Брюнера на сопровождавшего его омегу.
- Нет… - сказал он твёрдо.
- Да, господин Розенкрейцер! Да! Рад представить вам юного Лириэля Лоэнграма, владельца судостроительной компании «Дастиш Зонг»! – директор обернулся, намереваясь указать на стоявшего рядом с ним омегу, но обнаружил, что тыкает пальцем в пустое место.
Брюнер покосился на альфу, сидящего перед ним, затем выглянул в коридор, но, так и не увидев там никого, вернулся в кабинет.
- Не важно, - Юрген уронил руку на ладонь. – Я его не беру.
Он встал, собираясь покинуть кабинет, но директор ловко закрыл дверь у него за спиной.
- Вы правы, господин Розенкрейцер, это абсолютно не важно! Все его документы у меня. Лоэнграма вы видели и, стало быть, теперь сможете познакомиться с ним наедине, - Брюнер прокашлялся и, миновав Юргена, опустился в своё кресло за массивным дубовым столом. – Он немного пуглив, - пояснил он, не поднимая взгляда от бумаг. – Знаете… это бывает… В его возрасте, у омег, - Брюнер покосился на Ризу.
- У меня не было, - поспешил заявить тот и, в общем-то, не соврал. Омеги часто становились пугливы, когда их сексуальные порывы сдерживали до наступления официального совершеннолетия – то есть до двадцать первого дня рождения. Перед Ризой такой проблемы не стояло никогда, и потому страх перед альфами был ему не ведом – как и любые другие социальные запреты, насаждаемые обществом.
Юрген повернулся к двери.
- Не торопитесь, господин Розенкрейцер, - одёрнул альфу магистр Брюнер, - успеете сблизиться со своим женихом. А для начала нам с вами нужно уладить некоторые формальности… В преддверии его Посвящения.
Юрген попытался ретироваться, но Риза перегородил ему дорогу, развернул и направил в цепкие лапы директора.
- Предатель! – шипел Юрген, когда они вырвались, наконец, на свободу, закончив бумажную волокиту.
- Не валяй дурака! – отвечал Риза ему в тон. – Ты не можешь просто вернуться домой без него!
- Почему это? – Юрген даже остановился и заинтересованно уставился на омегу.
- Господин Рабан лишит тебя наследства!
- Плевать! Я стану контрабандистом!
Риза застонал. Иногда дурость приятеля доводила даже его.
- Юрген, - он поймал альфу за руку и заставил посмотреть себе в глаза. – Женишься и гуляй смело. Никто не будет тебя ни к чему принуждать.
- Он же урод! – не выдержал Юрген и выдернул свою руку из пальцев Ризы. – Мне его целовать! Хочешь сделать это за меня?
Лицо Ризы приняло задумчивое выражение, и Юрген ответил за него:
- Разумеется, нет!
- Я просто не люблю целовать омег! В отличие от тебя!
- Я люблю красивых омег, Риза! Красивых, а не таких, как… - он лишь махнул рукой и, развернувшись, двинулся по коридору прочь.
Некоторое время Риза следил, как удаляются его широкие плечи, облаченные в шёлковую чёрную рубашку, а затем негромко крикнув: «Юрген!» - бросился следом за ним.
Лириэль, стоявший за углом, только стиснул кулаки и проглотил подступивший к горлу ком. Никогда, с тех самых пор, как его лапали за дверями класса, приговаривая: «А он точно омега? Да ну! Не похоже! Смотри! Не стоит!»... С тех самых пор, как он прочитал, что его состояние - лишь естественная реакция омеги на выброс гормонов… С тех самых пор, как ему стукнуло семнадцать, Лириэлю не было так обидно как сейчас.
Шелестя сутаной и широко перешагивая длинными ногами, он вернулся в келью и долго ещё разглядывал себя в зеркале, пытаясь понять: что же с ним не так? Но так и не поняв ничего, рухнул на кровать, не раздеваясь, и почти что сразу уснул.
========== Часть 3 ==========
Юрген Розенкрейцер не любил, как он выражался, "проблемных омег".
За двадцать пять лет жизни в статусе наследника империи "Мейден Роуз" он убедился в том, что все омеги делятся на два типа: омеги, которые хотят забраться к нему в постель, и омеги, которые рассчитывают дотащить его до алтаря. Если первые имели все шансы на успех, то потуги вторых были попросту смешны, потому что судьба Юргена была предрешена давным-давно – и потому он смело расписывал перед ними все блага, доступные членам клана Розенкрейцеров до тех пор, пока они не попадали к нему в постель.
К чести Юргена нужно сказать, что он никогда не давал ложных клятв и никогда не говорил о любви, которой не испытывал ни к кому из них. А так же то, что, помимо фамилии Розенкрейцер, он имел немало других достоинств – как то: замечательные рельефные бицепсы, не менее скульптурный пресс, улыбку Джоконды и взгляд дикой пантеры. Не последнее место в списке его добродетелей занимали и три кубка по страйкенболу.