Ещё один брак по расчёту (СИ)

— Семейная жизнь даже у ровни редко складывается удачно, — хмуро сказала Катриона, вспомнив брата и Марену. — А с супругом, которого видишь три-четыре раза в год, и ссориться будешь те же три-четыре раза за год.
— О да, — усмехнулась Елена. — Это уж точно.
В дверь постучали, заглянула сира Лаванда:
— Матушка, пора за стол. Сира Катриона, вы идёте?
— Нет, я возвращаюсь в Вязы.
— Тогда Гертруда вас проводит. Ей, по-моему, нужен приличный повод удрать из замка, — фыркнула Лаванда.
Катриона, подумав, кивнула. Её сопровождали двое егерей, но паладин Пути — это гораздо серьёзнее. Волкам, понятно, нет дела до щита, отражающего тёмную магию, но разбойники в сторону Ордена Пути обычно и дышать-то не смели, потому что даже не убийство — попытку нападения на своих братьев-сестёр Орден считал смертельным оскорблением и мстил за него страшно. Да и просто поболтать с племянницей барона, выбравшей себе нелёгкую долю воина света, было интересно. Дева-паладин не всё, конечно, могла рассказывать о своей службе, но Катриона любым крохам была рада, лишь бы они выходили за узкие рамки обычного её существования.
Сира Гертруда однако была не в духе. Ей, похоже, больше всего хотелось пустить своего коня в галоп и, не разбирая дороги, лететь куда глаза глядят, сбрасывая дурное настроение. Кто уж её обидел и чем, про то Девятеро ведают, но болтать с дядиными вассалами у неё желания не было, и Катриона не стала навязываться. Так и скакали рядом, ни словом не перебросившись, кроме ещё во дворе сказанных пустых вежливых глупостей. С сиром Роландом, тоже приехавшим на помолвку брата, поцапались? Они с самого детства не ладили, всё делили непонятно что. Или баронов младшенький слишком уж сильно задирал нос перед признанным бастардом, дочкой дяди и красотки-мельничихи? А у сиры Гертруды не тот был характер, чтобы молча утираться, когда её дразнят. И раньше-то не особо утиралась, а уж теперь, когда она стала паладином Пути… Причём, как похвасталась сира Гертруда в прошлый свой приезд, полный рекрутский курс Ордена она прошла всего за три с небольшим года — сказалось и обучение военному делу с кузенами наравне, и занятия с жрицей (а ещё вроде бы и с сирой Фридой тоже). Вот только сир Роланд, кажется, так успехов кузины и не оценил.
«А вообще, странно это, — тоскливо думала Катриона, стараясь успевать за сирой Гертрудой, чей конь вообще-то в конюшне стоял, а не проделал уже путь от Вязов до замка, как Сорока и лошади егерей. — Ведь знаю же, что сир Роланд временами та ещё задница и старшие братья у него гораздо лучше. А всё равно, если бы позвал он меня с собой в Озёрный, бросила бы всё и побежала, как собачка. Ну, пока Вальтер был жив, точно побежала бы, оставила бы Вязы на брата с женой. Хорошо, хоть Роланду в голову не придёт меня куда-то звать».
Темнело, да ещё и тучи то и дело наползали, заволакивая ущербную луну. Сире Гертруде поневоле пришлось придержать коня, чтобы он не упал, споткнувшись в потёмках на мёрзлых колдобинах.
— Сармендес, отец богов, — пробормотала она, выпустив из правой руки повод, чтобы сотворить знак, очень похожий на оберег от злой силы, — освети мне Путь.
Над нею повис голубоватый светящийся шар, подозрительно похожий на клубок ведьминого огня, осветив дорогу футов на двадцать во все стороны. Катриона подумала, что знает, кажется, почему Орден Пути так не любит магов: Ренате, чтобы засветить такой же шар, даже говорить ничего не требовалось. Катрионе казалось, что когда чародейка щёлкает пальцами, то она больше рисуется, чем действительно призывает ведьмин огонь щелчком. Что он и так бы загорелся, едва она подумала бы о нём. А когда у кого-то легко и просто получается то, что тебе далось с немалым трудом, кое-кто восхищается, конечно, да только большинство всё же завидует.
Но лезть к сире Гертруде со своими мыслями о схожести умений магов и паладинов Катриона не стала. Считалось же, что это Сармендес одаряет своих воинов силами сражаться с нежитью и тьмой, а вот откуда черпают свои таланты безбожники-маги — это ещё очень большой вопрос. Кого-то, может быть, тоже наделяют подобной силой боги. Целителей, например. А вот взять боевых магов вроде сиры Фриды? Кто им такую силу дал? Отродья Бездны? Но сколько бы мать Саманта ни бурчала про нечестивое золото, которым безбожная колдунья откупается от гнева богов, что-то ни разу она от нечестивого золота не отказалась, когда сира Фрида жертвовала его Сот Трижды Мудрейшей. Нехорошо, конечно, так думать. Проживи матушка подольше, она, наверное, смогла бы обучить дочь большему почтению к Храму. Но Катриону растил отец, а у того всё было просто: если колдунья помогает защищать Волчью Пущу от орков и разбойников, значит, она хорошая баба и барон правильно сделал, что оставил её при за’мке. И вообще, раз колдуны существуют, значит, на то была воля Девяти. Колдовство, оно же как топор — можно дом построить, можно череп соседу раскроить. А жрецам следовало бы больше своими делами заниматься, чем искать пятна на чужих подштанниках, когда свои не стираны. Катриона, в отличие от отца, с жрицами и послушницами старалась не ссориться, но сплошь и рядом думалось ей, будто прав всё-таки он, а не служители Храма.
Ехали, даром что со светляком над головой, небыстро. Тучи уже не шли полосами, а обложили небо наглухо, точно горло при простуде. Из них посыпалась какая-то мелкая и очень холодная дрянь: не то дождь, замерзающий на лету, не то первая крупа. Лошадям она не понравилась тоже, и они без понукания прибавили шагу. Мимо тянулись и тянулись то чёрные молчаливые поля, то перелески, вздымавшие к мутному небу корявые руки. Одна бы Катриона тряслась от страха, и даже с егерями всё равно было бы боязно ехать поздним вечером пустынной доро’гой. Но в свете голубого шара, неотступно следовавшего за всадниками, серебрилась орденская кольчуга и блестел за спиной сиры Гертруды щит с Путеводной Звездой, а булава на поясе девы-паладина была не просто посеребрена, но и освящена, и это успокаивало. Не зря всё же паладинам вменялось в обязанность брать под своё покровительство всех, кому было с ними по пути.
— Вы ведь останетесь на ночь, сира Гертруда? — спросила Катриона, когда дорога знакомыми петлями стала спускаться к мосту и один из егерей заранее протрубил в рог, чтобы не торчать под запертыми уже воротами в ожидании, когда дозорные их откроют.
— Да, конечно, — рассеянно ответила та. — Простите, сира Катриона, я вам так ни слова и не сказала о вашем брате. Мне очень жаль, правда. Он был хороший человек. Не то, что некоторые, — прибавила она, не сдержавшись. Но тут же спохватилась: — Простите, не надо было так говорить. Меня в обители вечно наказывали за слишком скорый язык, да всё без толку. Вот уж кому я люто завидую, — вырвалось у неё, — так это сестрице единокровной. Только не тому, что на неё пять тысяч в приданое записаны, а как её тётенька Елена вымуштровала. Молчит, улыбается, а потом два-три слова обронит с этой улыбочкой матушкиной, змеиной — и тот же кузен Роланд стоит дурак дураком, не знает, то ли вот это его сейчас похвалили, то ли осмеяли. И сказано-то так, что придраться не к чему, и стоишь как помоями облитый. Мне бы так. — Она вздохнула и совсем уж себе под нос пробурчала: — В ордене бы тоже иной раз пригодилось.
Будить служанок, чтобы втолковывать сонным бестолочам, что от них требуется, смысла не было. Катриона сама набрала на леднике какой-никакой еды и сама кое-как подогрела её на не совсем остывшей плите, пока сира Гертруда тут же, на кухне, плескалась над бадейкой. Поесть дева-паладин, не чинясь, предложила на кухне же: то ли рекрутов в обители ордена не мучили этикетом, то ли она детство своё мельничное вспомнила, то ли просто не хотела уходить из самого тёплого в крепости помещения. Катриона охотно согласилась: столовая всё так же нагоняла на неё тоску.
Под нехитрый поздний ужин и кувшин наливки сира Гертруда наконец разговорилась. Только вот начали девушки с паладинских баек и рассказов Катрионы о дриадах, а ополовинив кувшин, стали жаловаться друг другу на неустроенную личную жизнь. Сира Гертруда, оказывается, дала обет безбрачия: «Тогда думала, что к лучшему, никто не заставит замуж выходить, как вон тётку Елену отец к алтарю погнал или кузине Дианоре нашли виконтовского бастарда, а тот говнюк редкостный, куда до него даже Роланду. А теперь как-то тоскливо становится, как подумаешь: дева-паладин — это ведь та же жрица, только вместо рясы кольчуга. Дядюшке Георгу хорошо: он и племянницу-ублюдка вроде устроил достойно, и традиций не нарушил — один служитель Девяти в семье опять есть. А мне даже ублюдков рожать смысла нет, всё равно отберут и в приют отправят. Лучше бы тоже в наёмники подалась, как кузен Алан, право слово!»