Ещё один брак по расчёту (СИ)

Выслушав проповедь и помолившись, танцевать Катриона, разумеется, не стала. Ей вообще хотелось уйти и тихонько всплакнуть без лишних глаз и ушей, но мало ли чего ей хотелось. Место сеньора — рядом с его людьми, в горе ли, в радости ли. Не дело сидеть одной и лить слёзы, когда твои люди, наломавшись за лето в поле, с полным на то правом радуются и веселятся. Так что Катриона только ненадолго отлучилась из-за стола, чтобы попрощаться с матерью Кларой, торопившейся провести благодарственную службу в ещё одной такой же убогой дыре и вернуться в селение, хоть сколько-то похожее на человеческое жильё (подслушивать дурно, конечно, но иногда очень полезно… впрочем, каких ещё слов можно было ждать от горожаночки, сосланной в «места дикие и глухие»?). Уже приготовленные телеги с зерном, мукой и овощами следовало отправить в Волчью Пущу завтра: храмовую десятину Катриона всегда отсчитывала честно, не пытаясь схитрить и придержать часть тех же овощей, о которых несложно было бы соврать, сколько их собрано; матушка-ключница это знала и никаких хозяйственных книг для сверки не требовала.
А может, сама не любила и не очень-то умела разбираться во всей этой скучной цифири. Марена же вон, при всех её якобы отличных хозяйских умениях, не пыталась отнять у сестры супруга нудное и утомительное право вести записи и пытаться привести их хоть к какому-то итогу. Решила для себя, что незамужняя золовка будет у неё управительницей за бесплатно и возьмёт на себя всю грязную, тяжёлую и скучную работу; она же, законная жена сеньора Вязов, будет следить, чтобы служанки не бездельничали, а кухарка и конюх не воровали. Ну, так уж и быть, починкой старого белья и шитьём нового займётся тоже. Катриона думала иногда, что и она охотнее посидела бы с пяльцами, чем отбивала зад об седло, объезжая поля, но в дела брата и его жены не лезла. У них и без того было… не очень хорошо: Марена обижалась, что он вечно занят, вечно его где-то носит, а она тут совсем одна, и ей даже поговорить не с кем в его крепости — неужели у него нет почтенных пожилых родственников? А то ведь и золовке дома не сидится, вечно она пропадает где-то по полдня… Вальтер, то просто замотанный, то простудившийся под дождём или мокрым снегом, а то и раненый по мелочи, сначала вяло огрызался, потом начинал злиться всерьёз, повышать голос, а заканчивалось всё громкой ссорой и слезами.
И так раз за разом. Наверное, со временем они привыкли бы друг к другу, Марена притерпелась бы к жизни в Вязах, а ребёнок не оставил бы ей времени сидеть часами, вздыхая, у мутного окна, в котором половина шаров была уже побита, а оставшуюся половину покрывали царапины и какие-то пятна. Но не судили им Девятеро ни привыкнуть, ни притерпеться. Вальтер погиб, Марена уехала, и пришлось Катрионе рваться на части в попытках успеть выполнять обязанности и владетеля здешних земель, и их защитника. Получалось, как она сама сознавала, плохо. Особенно с защитой. Собственно, если бы не барон, было бы просто ужасно. Но до его замка даже летом в хорошую погоду на дорогу уходило два-три часа (если не гнать лошадь галопом, понятно), а зимой или ранней весной иной раз еле за день удавалось добраться. Так что Катрионе был совершенно необходим кто-то, кто взял бы под свою руку егерей — те не отлынивали от своих обязанностей, конечно, однако явно нуждались в хорошей узде, а то и плётке. У самой Катрионы на это не было ни времени, ни сил. А если верховный жрец не разрешит ей сократить срок траура, ей придётся как-то в одиночку справляться до конца следующего лета.
Обо всём этом она и думала, сидя за столом вместе со стариками, выпившими ещё недостаточно для того, чтобы кряхтя встать и размять свои древние косточки. На гладко обструганный и навощённый столб за платками и лентами для внучек они, понятно, влезть не пытались, но отплясывали иногда так, что Катрионе даже страшно за них становилось: а ну как не выдержит чьё-нибудь изношенное сердце? Не хватало только смерти на празднике — знака настолько дурного, что впору экзорциста из города приглашать.
Пока что, хвала Девяти, всё было спокойно. Кто хотел пить — пил, кто хотел плясать — плясал под барабаны и два пастушьих рожка, кто хотел испытать себя и свою удачу — лез по гладкому столбу, чтобы сдёрнуть с колеса наверху один из платков или даже попытаться добыть с са’мой верхушки кошелёк с горстью серебра. Катриона посмотрела, как лесные девы лихо кружатся в танце под ручку с деревенскими парнями, и решила, что если глава Храма ей откажет, она пойдёт кланяться Первой. С мукой, крупой, хоть со сказочно дорогим сахаром в ножки поклонится и попросит защиты для Вязов на одну зиму. Только на одну! Ну, не годится она в маршалы. Её учили всего только постоять за себя, потому что визжать и звать на помощь в здешних краях бесполезно — надо самой уметь убивать, а не надеяться на отважных и благородных спасителей. Выслеживать разбойников, устраивать засады, командовать бойцами и вести их в атаку Катриона не умела. И учиться не особенно хотела. Ей и без того было чем заняться.
========== Глава 3 ==========
Погода начала понемногу портиться — кисла, хмурилась, то и дело порывалась всплакнуть холодным серым дождём. Пока что быстро утешалась, к счастью, но затяжные дожди, которые потом перейдут в мокрый снег или снежную крупу, были не за горами.
С полей и огородов убрали всё, кроме поздней капусты, ждавшей начала заморозков. Катриона отложила десятину для барона, наскребла денег для уплаты подушного налога и собралась было засесть за шитьё. Но староста решил проверить, — пока есть ещё возможность заняться починкой, — не пора ли подновить частокол, а владетельница Вязов, разумеется, не могла полностью переложить такое важное дело на плечи опытного, хозяйственного, толкового, но всего только сельчанина. В надёжности ограды, которая зимой защитит село от зверья, а то и от кого-нибудь похуже, сеньора должна была убедиться лично. А при необходимости и поучаствовать в её починке, заказав кузнецу гвозди, скобы, петли для ворот и что там ещё могло прийти в негодность за… за шесть уже, оказывается, лет, что прошли с прошлого раза.
Частокол они и обходили, придирчиво осматривая его, пиная в подозрительных случаях, а то и вовсе ковыряя долотом, когда Курт, рассеянно глянув на дорогу, петлями спускавшуюся с крутого противоположного берега к мосту через речку, удивлённо спросил — то ли Катриону, то ли себя:
— А это кто к нам пожаловал вместе с сиром Кристианом?
По дороге, окружённая знакомыми и не очень всадниками, и правда катила чья-то фура. Новенькая, мокро блестевшая основательно просмолённым тентом, как-то невероятно легко двигавшаяся, даже если учесть, что лошади её тащили гладкие, ухоженные, какой-то крупной породы — местные им заметно уступали что в сложении, что в росте.
— Заканчивай сам, — вздохнула Катриона, отдала ему огрызок ядовито-алого карандаша, которым они помечали брёвна, требующие замены, и пошла к воротам, на ходу жухлым лопухом оттирая с перчатки смолу, в которую где-то умудрилась вляпаться. Разумеется, всадники оказались во дворе крепости раньше, чем она, но сира Кристиана не надо было водить за ручку, объясняя, где он может устроиться сам, а где — разместить своих людей. Катриону только любопытство чуть не сгрызло по дороге: кто это к ней приехал и зачем.
Сын барона ждал её во дворе, стоя рядом с незнакомой фурой. Видимо, ему уже сказали, где хозяйка, а может, он и сам заметил её, въезжая в ворота. Рядом с ним стоял незнакомый молодой мужчина, одетый как удачливый… как очень удачливый и потому состоятельный, невзирая на возраст, наёмник. Ещё двое так же дорого и основательно снаряженных неторопливо прохаживались туда-сюда чуть в отдалении, и Катриона в недоумении подумала, неужели барон нанял для неё бойцов из Гильдии? Ну… они бы не помешали, конечно, но как-то егеря поладят с ними? А троих наёмных бойцов, чтобы заменить почти десяток егерей, всё-таки недостаточно.
Тут она сообразила, что на незнакомце, стоящем рядом с сиром Кристианом, гильдейского жетона нет. И что он выражением лица вообще не похож на наёмника, зато очень похож на того, кто привык отдавать распоряжения и очень сильно удивился бы, если б какое-то из них оказалось невыполненным. Капюшон своей кожаной куртки он откинул, капли мелкой мороси поблёскивали в русых волосах, то ли в самом деле серые, то ли казавшиеся такими под хмурым небом глаза скользили по окружающей обстановке с цепким любопытством, а само лицо показалось Катрионе смутно знакомым.