Повести о карме
– Не обижайте нас отказом! Мы от чистого сердца! Если бы не вы…
Я навострил уши, но отец прервал Нисимуру:
– Тысяча благодарностей, Керо-сан! Кланяйтесь от меня всем, кто помнит про скромного Хидео. Это счастье – иметь таких друзей!
– Я передам! Я непременно передам! Поправляйтесь…
Отдав деньги, Нисимура почувствовал себя лишним.
– Отец, я бегу в аптеку! – закричал я, едва толстяк вышел за ворота. – Помните ту чудодейственную мазь? Мои ушибы сразу прошли! Вам она тоже поможет!
После некоторых колебаний отец бросил мне мешочек. Я поймал его на лету: тяжелый! Отлично, хватит на всё.
Я припустил со двора.
– Стой!
Я замер в воротах.
– Принеси бумагу, тушь и кисть. Я напишу, что нужно купить. Знаю я этого Судзуму! Всучит, мошенник, что подороже…
Пока я бегал за письменными принадлежностями, отец пристроил на здоровом колене кипарисовую дощечку, поданную матерью. К счастью, правая его рука не пострадала. Кисть нырнула в тушечницу, вспорхнула над листом дешевой рисовой бумаги, выводя иероглиф за иероглифом. Писал отец быстро, практически не отрывая кисть от бумаги.
– Вот, держи. Ничего сверх списка не бери, понял?
Маленький я, что ли? Вот возьму и обижусь.
– Да, отец.
Глава пятая
Гром и молния
1Допрос стражника Икэды, проведенный Ясуо Хасимото, начальником городской стражи, в присутствии писца(продолжение)– Старшина караула остановил ронина. Позже Хидео-сан сказал нам, что у него возникли подозрения.
– Подозрения? На каких основаниях?
– Старшине показалось, что этот ронин нарочно затесался в толпу паломников. Он хотел пройти без досмотра, предположил Хидео-сан. Рассчитывал, что мы сочтем его самураем или паломником, уже прошедшим проверку.
– У ронина была подорожная?
– Да.
– Вы ее видели?
– Да. Мы все ее видели.
– Грамота была в порядке?
– На первый взгляд, да. Но, полагаю, Хидео-сан уже тогда что-то заподозрил. Он оставил грамоту у себя и велел ронину зайти в помещение для личного досмотра. Потом, когда все закончилось, Хидео-сан сказал мне, что некоторые иероглифы были подчищены и написаны заново. Это была краденая грамота, она принадлежала другому человеку.
– Что произошло после?
– Ронин выхватил меч и бросился на нас.
– Он носил меч? Вместо плетей?
– Да, тяжелый деревянный меч. Наверное, дубовый. Таким легко расколоть кому-нибудь череп.
– Я знаю. Поэтому их носят только опытные бойцы.
– Да, очень опытные. Иначе можно убить противника, и тогда: фуккацу! Надо быть сумасшедшим, чтобы размахивать дубовым мечом, не имея к этому таланта. Но этот ронин и был сумасшедшим. Мы сразу решили, что он сошел с ума.
– Почему?
– Мы били его палками и плетьми. Загоняли на обочину, к деревьям. А он кидался на нас, как бык. Размахивал своим мечом и кидался как бык.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, как бык. Головой вперед. Казалось, он хочет нас забодать.
– Продолжайте.
– Мы теснили его на обочину, но старшина приказал нам отступить. Прекратить, велел Хидео-сан. Тех, кто в горячке не услышал его, он оттаскивал собственноручно.
– Торюмон Хидео велел вам прекратить схватку?
– Да.
– Вы не сочли этот приказ удивительным?
– Удивительным? Я счел его преступным! Отступить перед очевидным злоумышленником?! Я был среди тех, кого Хидео-сан оттащил прочь.
– Так вы не услышали приказа – или не хотели его исполнять?
– Ой, это я зря. А как лучше, господин?
– Неважно. Что случилось потом?
– Когда мы отступили?
– Да.
– Хидео-сан взял боевой ухват.
* * *Писец заинтересовался.
Кисть исправно выводила столбики иероглифов, но писец весь превратился в слух. Боевой ухват? Рогатый наконечник, по форме схожий с огромной подковой. Древко длиной в семь сяку [23]. На древке – острые шипы, чтобы преступник не хватался за него.
Тяжелая, громоздкая штуковина.
Сам писец никогда в жизни не орудовал боевым ухватом, и не потому что случая не представилось. В арсенале стражи на почтовых станциях ухваты имелись, но скорее из-за традиции, чем для реального применения. Ухватами чаще пользовалась городская полиция. Если требовалось утихомирить и задержать буяна, его загоняли к забору или стене дома – и пришпиливали ухватом за шею, не давая сойти с места. Древко удерживал либо один силач, либо двое напарников, а остальные хватали добычу, скручивали руки и вязали буяна веревками.
Старшина караула отдал приказ отступить? Не трогать преступника?! Об этом следовало доложить кому следует. Но при чём здесь ухват?! На дороге нет стен и заборов, куда можно было бы пришпилить сумасшедшего ронина. Чего добивался подозрительный старшина? И ещё…
«Он кидался на нас, как бык. Казалось, он хочет нас забодать.»
Что бы это значило?!
Писец сделал две пометки: одну на полях, для господина Хасимото, другую в уме, для шпионов бакуфу.
* * *– Итак, вы отступили, а старшина взял ухват. Что было дальше?
– Они сошлись в поединке. Ронин размахивал мечом, но Хидео-сан не подпускал его к себе. Бил древком по коленям, тыкал «рогами» в грудь. Ронин кричал. Он очень страшно кричал. Казалось, у него вырывают сердце.
– Объяснитесь.
– Ну, сердце. Прошу прощения, господин, я не умею объяснять.
– Неважно. Продолжайте.
– Хидео-сан…
– Почему вы все время называете его Хидео-сан?! Его здесь нет, вы к нему не обращаетесь. Вы говорите со мной. Почему не просто Хидео?
– Потому что я очень его уважаю. Мне нельзя так говорить?
– Можно.
– Хидео-сан теснил ронина на обочину. Мы сперва не поняли, зачем, а потом вспомнили про дерево.
– Дерево?
– От начала дороги до нашей станции – ровно один ри [24]. Через каждый ри по закону насыпается холмик и высаживается дерево…
– Я знаю. Высаживается железное дерево, чтобы путники могли отдохнуть в тени. Повторяю вопрос: при чем здесь дерево?!
– Там ещё стоит дорожный столб с указателем, но Хидео-сан выбрал дерево. Он бил ронина по коленям, а когда тот прижался спиной к дереву, старшина пришпилил его к стволу. Мы кинулись вперед. На этот раз старшина не стал нас останавливать. Он держал ронина, пока мы не связали негодяю руки и не бросили лицом в пыль. Тогда Хидео-сан велел принести бритву…
– Бритву?!
– Да, господин. Я принес бритву, а старшина обрил ронину голову. Можно было подумать, что он постригает мерзавца в монахи.
– Зачем он это сделал?!
* * *Ясуо Хасимото кипел от негодования.
История с задержанием преступника напоминала дурной сон. Тупица-стражник, болтливый как скверный актер. Удивительный приказ отступить. Странный поединок, когда ронина следовало просто избить палками и задавить числом. И вот – бритва.
Постриг? В монахи?!
Пытаясь совладать с гневом, Хасимото встал, прошелся по комнате. Из-за спины писца глянул на листы бумаги с записью допроса. Напротив реплики «кидался как бык» стояла пометка: «Уделить внимание».
Он прав, подумал Хасимото. Он прав, а я проморгал.
– Вы говорили, ронин кидался на вас как бык. Вы выяснили причину?
* * *– Да, господин. Когда мы обрили ему голову…
– Опять?! Я не жалуюсь на память.
– Простите скудоумного! Но иначе я ничего не смогу вам объяснить. Я не умею рассказывать, если не по порядку. Когда меня перебивают, у меня мысли путаются.
– Хорошо. Вы обрили ему голову. Дальше!
– У него была трещина в черепе. Ужасная трещина, не понимаю, как он ещё оставался в живых. Наверное, упал в горах с крутизны и ударился о камень. Или конь ударил копытом. Хидео-сан сказал нам, что ронин хотел умереть.