Знак судьбы
Некоторое время Констанция молчала, потом внимательно посмотрела на Дональда.
— Но мне казалось, что ты любишь его, — произнесла она.
— И люблю и не люблю. Давай не будем говорить о… дяде, потому что я не смогу рассказать тебе о своих чувствах к нему, даже если очень постараюсь. Сам не понимаю этих чувств. Есть только две вещи, в которых я совершенно уверен, и главная из них заключается в том, что я люблю тебя. — Дональд понизил голос почти до шепота, остановился и повернулся к девушке. — Я люблю тебя так сильно, что временами это пугает меня. А это только доказывает силу моих чувств — до недавнего времени мне был неведом страх. А сейчас, каждый раз уходя от тебя, я боюсь, что с тобой может что-то случиться. Но когда ты окажешься по ту сторону холмов, все изменится, я обрету в душе покой. Ох, Констанция, Констанция.
Губы девушки слегка приоткрылись, она взглянула на Дональда с удивлением, потому что таким она не видела его раньше, и сама ощутила неизведанное доныне смятение чувств. Но это не любовь… или все-таки любовь? Констанция не могла точно ответить: ее нынешние чувства были совсем не похожи на те, что она испытывала к Уиллу Хедли. Может, это жалость? Нет, уж кого-кого, а Дональда она жалеть никак не могла. Будь он одет в лохмотья и просил бы милостыню на дороге, он все равно не вызвал бы у нее чувства жалости. Констанция так и не смогла определить, как она относится к Дональду. Девушка поняла, что он позволил ей заглянуть под маску своей надменности, где ее взору предстала вся глубина его одиночества. Сама Констанция не знала, что такое одиночество, поскольку никогда не была одинокой. Только сейчас до нее дошло, что никогда в жизни она не оставалась наедине с собой, ну, разве что в туалете. Все остальное время, даже когда она спала, кто-то обязательно присутствовал рядом: Барбара, Анна, Мэри или дядя Томас.
Когда Дональд обнял ее и резко притянул к себе, у Констанции перехватило дыхание, и она прошептала:
— Мы же на главной дороге.
— Ну и что? Разве в это время в воскресенье мы встречали здесь кого-нибудь? — Твердые, ищущие губы Дональда припали к губам девушки. Завершив поцелуй, Дональд, не отпуская Констанцию, посмотрел ей прямо в глаза. — Ровно через две недели мы поженимся, и уж тогда все время будем вместе.
У девушки вырвался нервный смешок, она высвободилась из объятий Дональда, и они пошли рядом, взявшись за руки.
"Через две недели в это время мы уже будем мужем и женой", — подумала Констанция. А ведь еще много дней назад она решила сказать Дональду, что не сможет выйти за него замуж. Но потом спросила себя: что же тогда ждет ее в жизни, какие перспективы выйти замуж, если она отвергнет эту возможность? И Констанция поняла, что ее ожидает судьба даже не Барбары, а Анны, и уже одна эта мысль была невыносимой. Она хотела иметь мужа, свой дом и детей, много детей. Совсем недавно Констанция прочитала в женском журнале статью о том, что рождение детей и интересная работа — огромная компенсация для женщин, вступивших в брак без любви. И кроме того, говорилось в статье, подобные союзы становятся более счастливыми и долговечными, чем ранние, так называемые "браки по любви", когда невеста смотрит на мир сквозь розовые очки.
И еще одно обстоятельство вызывало у нее тревогу: Констанция не знала, приживется ли она в деревенском доме. Ей нравились родители Дональда, да и она им, похоже, тоже, но все-таки чувствовалась какая-то натянутость в их отношении к девушке. Такой манеры поведения, скорее, можно было бы ожидать от слуг, и это ставило Констанцию в неловкое положение. Успокаивало лишь то, что там будет жить Мэтью. С ним Констанция чувствовала себя легко и непринужденно. Казалось, Мэтью, в отличие от Дональда, вырос совсем в другом мире. Он был более утонченный, более ласковый. Констанция с удивлением поймала себя на мысли, что постоянно дразнила Дональда, а вот Мэтью — никогда. Возможно, потому, что Мэтью был неразговорчивым и довольно застенчивым. Таким он и остался.
Некоторое время они шли молча, а Констанция не любила долгой тишины, ей всегда хотелось нарушить молчание.
— Мне показалось, что сегодня Мэтью выглядит очень хорошо, — заметила она.
— Да, он себя неплохо чувствует, и если бы ездил на лошади, а не ходил так много пешком, то чувствовал бы себя еще лучше. Стоит мне только упустить его из виду, как он уходит далеко за холмы с книгой. Он так может ослепнуть, и я ему об этом сказал. Будь у него здоровье получше, Мэтью мог бы стать хорошим учителем. Понимаешь, у него большая тяга к знаниям. — В голосе Дональда прозвучала гордость, как будто он говорил о своем сыне.
— Да, мне тоже так кажется, — кивнула Констанция.
— Кажется! Это точно. В Хексем и Эллендейл он ездит только затем, чтобы покупать книги. Кстати, я вспомнил, в следующую пятницу мне надо будет поехать в город на рынок, а ты собиралась приехать к нам, чтобы познакомиться с моими дядей и тетей. Ладно, тогда я пришлю за тобой пораньше Мэтью, а он приведет Неда. У Неда спина широченная, даже если и захочешь, не упадешь с него.
— Упаду, упаду, — рассмеялась девушка, — ты же знаешь, какая из меня наездница. Не то чтобы я не люблю лошадей, просто не умею на них ездить. Другое дело Барбара, она скачет не хуже любого мужчины. Жаль, что мы не могли держать лошадей, Барбара была бы очень рада.
— Барбара стала какой-то мрачной.
— Ты думаешь?
— Я это вижу. Это потому, что она не хочет расставаться с тобой. Вполне понятно! Никто не хочет расставаться с тобой, но их потеря — это моя находка. — Дональд прижал к себе руку Констанции и произнес необычайно мягким тоном: — Знаешь, я еще несколько лет назад решил, что добьюсь всего, чего хочу, а на тебе я хотел жениться еще с детства. Но, несмотря на это, было много дней и ночей, долгих ночей, когда я сомневался в своих возможностях… и вот я добился своего. — Голос Дональда начал набирать силу. — Ты хоть знаешь, Констанция, что я к тебе чувствую? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Нет, ты не можешь знать, я и сам не в силах объяснить это чувство… как же его назвать?… Восторг, вот как! Я испытываю состояние восторга каждый раз, когда смотрю на тебя.
— Ох, Дональд, не надо, не надо. Ты вгоняешь меня в краску. Можно подумать, я какая-то важная персона.
— Так оно и есть. Посмотри на меня. — Дональд потянул Констанцию за руку, и когда она, робко улыбаясь, взглянула на него, сказал: — Да, ты для меня самая важная персона. Запомни это. Для меня нет никого важнее тебя, и сожалею я только об одном.
— О чем же? — спросила Констанция.
Дональд указал на железные ворота особняка.
— О том, что они закрыты. Если бы я был волшебником, то сделал бы так, чтобы они распахнулись перед нами. Привратник держал бы их широко раскрытыми, мы проехали бы по дорожке в карете, запряженной резвыми лошадьми, а лакеи, выбежав на ступеньки, распахнули бы двери дома. Они бы подали тебе скамеечку, чтобы тебе удобно было выбираться из кареты, склонили бы передо мной головы, а старший лакей спросил бы: "Надеюсь, поездка была приятной, сэр?" Мы бы прошли через холл и поднялись по лестнице в наши апартаменты… не в комнаты, а именно в апартаменты, и я помог бы тебе снять шляпку и накидку. А потом наблюдал, как ты надеваешь красивое платье, чтобы мы могли вместе спуститься в столовую…
В этот момент они как раз подошли к воротам особняка, Констанция вцепилась в ржавые железные прутья, прижалась к ним лбом. Тело ее содрогалось от смеха, и когда она обернулась, лицо ее было мокрым от слез — так сильно она смеялась.
— Тебе это кажется смешным? — сухо спросил Дональд.
— Конечно, Дональд, конечно, потому что для этого должно свершиться настоящее чудо, не так ли?
Прежде чем ответить, Дональд некоторое время изучающе смотрел на Констанцию.
— Если бы я рос в этом доме, как его сын, то мы и по сей день жили бы здесь. Я знаю это, нутром чувствую.
— Не говори глупости. — В голосе Констанции прозвучали властные нотки. — Ты был тринадцатилетним мальчишкой и не смог бы сотворить никакого чуда, не сможешь и сейчас. Да и не чудо требовалось тогда, а тридцать тысяч фунтов, хотя, насколько я понимаю, это всего лишь дало бы нам небольшую отсрочку. — Лицо ее стало серьезным, и следующая фраза прозвучала как утверждение, а не как вопрос: — Ты всегда страдал от того, что не был официально признан его сыном, так ведь? — Увидев, что подбородок Дональда напрягся, а на скулах заиграли желваки, Констанция торопливо добавила: — Ох, прости, Дональд, я… я не хотела тебя обидеть. Уверена, ты, со своей прозорливостью и настойчивостью, обязательно попытался бы что-нибудь предпринять, даже в том юном возрасте. Поверь мне, — девушка взяла Дональда за руку. — Я ни в коем случае не хотела обидеть тебя. Веришь?