Знак судьбы
Звук повторился. Похоже все-таки на стон. Барбара вспомнила, как стонала сама, пряча голову под одеяло, когда у нее болели зубы. Может быть, мисс Бригмор заболела? С одной стороны, Барбаре нет никакого дела до мисс Бригмор, но с другой — нельзя забывать, что гувернантка всегда была добра с ними во время их болезней. Возможно, ей сейчас необходима помощь, может, нужно принести из аптечки микстуру в белой бутылочке, ту самую, которую мисс Бригмор давала им, когда у них болели животы?
Барбара повернулась и на цыпочках добралась до дверей спальни мисс Бригмор. Теперь стон слышался несколько громче. Девочка заметила, что дверь в спальню слегка приоткрыта. Воспользовавшись этим, она просунула голову в щель и заглянула в комнату.
От того, что Барбара увидела, у нее перехватило дыхание. Продолжалось это довольно долго, ей даже показалось, что она вообще перестала дышать. Мисс Бригмор лежала на постели: одеяло спущено до талии, а верхняя часть туловища обнажена. Рядом с ней лежал дядя Томас. Приподнявшись на локте и склонившись над мисс Бригмор, он смотрел ей в лицо и гладил ладонью ее голую грудь. Барбара разглядела, что глаза у мисс Бригмор закрыты, а изо рта вылетают те самые тихие стоны.
Судорожно глотнув воздух, девочка почувствовала сзади какое-то движение. Она испуганно обернулась и увидела приближающуюся к ней Конни. Быстро шагнув навстречу сестре, Барбара схватила ее за руку, затащила в детскую и тихо закрыла за ними дверь.
— Что случилось? — спросила Конни. — Я проснулась, а тебя нет. Что… что такое? Мисс Бригмор заболела?
Барбара резко мотнула головой и только после этого смогла ответить:
— Нет, нет.
— Но я слышала какой-то шум.
— Она… она храпит.
— Ох, — захихикала Констанция. — Значит, мисс Бригмор храпит? А я и не знала. Наверное, и Мэри не знает, надо рассказать. Она храпит, как поросята на ферме, да?
Барбара прыснула со смеху, но тут же замолчала и оборвала сестру.
— Тс-с. — Подталкивая Констанцию, она отвела ее в спальню. — Ложись спать.
— А ты не пойдешь на галерею?
— Нет, нет, не пойду. Ложись.
— Да что случилось, Барби?
— Ничего не случилось. Залезай в постель. — Она затолкала сестру в кровать и укутала одеялом.
— Барби, чего ты такая злая?
— Да не злая я, не злая. Спи.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Барбара тоже забралась в постель. Она лежала, уставившись на розовые блики на потолке, которые отбрасывала красная стеклянная ваза, служившая подставкой для ночника. Дядя Томас проделывал такоес мисс Бригмор, а она позволяла ему. Это же грех. Мисс Бригмор сама говорила, что это грех. Но лежала спокойно с закрытыми глазами. Внезапно Барбара вздрогнула всем телом, перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Ей удалось прогнать из сознания образы дяди и мисс Бригмор, но их место заняли воспоминания об играх леди и джентльменов, которые она наблюдала с галереи и балкона. Барбара поняла, что существует какая-то связь между теми играми и сценой, свидетелем которой она только что стала. Ее дядя плохой человек, мисс Бригмор тоже плохая. Все леди и джентльмены плохие, хорошие только Мэри Пил, Конни и она сама. Лучше бы сегодня лед провалился на озере и она бы утонула.
Глава 3
— Эй, мой мальчик, какого черта тебе надо, что ты будишь меня в такую рань? — Томас Моллен перевернулся на другой бок, поправил ночной колпак и, прищурившись, посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Ради Бога! Что случилось?
— Мне надо поговорить с тобой, отец. — Дик Моллен присел на край огромной кровати и, наклонившись вперед, произнес напряженным голосом: — Я в безвыходном положении. Я… мне немедленно нужно две тысячи. Это вопрос жизни и смерти.
— Ох! — Томас откинулся на мягкие подушки и воздел руки к потолку. — Вопрос жизни и смерти, ему срочно понадобились две тысячи. — Он с тревогой посмотрел на сына и уже серьезным тоном спросил: — Что случилось?
— Я проиграл.
— Но ты всегда проигрываешь.
— Неправда.
— Ладно, я хочу сказать, что ты проигрывал и раньше… но это не было вопросом жизни и смерти. — Томас снова взглянул на часы. — Ты являешься ко мне в десять минут седьмого утра и требуешь две тысячи! Уму непостижимо! — Он сел на постели и, уже окончательно проснувшись, уставился на сына. — Ну, рассказывай.
— Я совершил ошибку.
— Что?
— Я же сказал, что совершил ошибку.
— То есть шельмовал?
— Нет, я же говорю…
— Да, черт побери, шельмовал. Играя против таких парней, как Ленокс и Уир, надо иметь крепкие нервы, чтобы шельмовать. Ты, наверное, рехнулся.
— Я… я не шельмовал. Просто допустил небольшую ошибку.
— Эй, послушай. — Томас многозначительно потряс кулаком. — Я тертый калач, и не пытайся пудрить мне мозги, мой мальчик. Если две тысячи понадобились тебе немедленно, значит ты шельмовал. Кто на тебя давит?
— Уир.
— С него станется, с этого ублюдка!.. Ладно, а если не отдашь?
Дик опустил голову.
— Он опозорит меня на весь город… да и вообще повсюду.
— У него есть доказательства?
— Ленокс подтвердит его слова.
— Господи, мальчик мой, ну и дружков ты себе подбираешь. Сколько всего ты им должен?
— Четыре тысячи. Но Ленокс подождет.
— Черт побери, они оба подождут. Успокойся, я сам все улажу.
— Нет! Ты не уладишь! — Дик ухватил отца за плечи и с силой уложил на подушки. — Помоги мне выпутаться! Я обещаю, что это был последний раз. Клянусь Богом!
— Это я уже слышал. Убери от меня свои лапы. — В голосе отца прозвучала угроза, и сын поспешно убрал руки. Томас медленно сел и спустил ноги на пол. Несколько минут, не меняя позы, он массировал пальцами лицо, а потом заявил спокойным тоном: — Вот что я тебе скажу. Я все время выручал тебя из подобных ситуаций, не хотел лишать тебя удовольствия и расстраивать Бесси. Но сейчас я и сам по уши в долгах, у меня нет и четырех сотен, не то что четырех тысяч.
Отец и сын уставились друг на друга. Молчание нарушил Томас.
— Ты можешь решить свои проблемы, женившись на Фанни. Я понимаю, у нее слишком длинные зубы, однако ты будешь не первым мужчиной, который женится на женщине старше себя на пять лет. Я тебя не заставляю, но другого выхода просто не вижу. Ты уже попросил ее остаться на…
У Дика вырвался крик, скорее похожий на стон.
— Да! Попросил, но, Боже мой, не потому, что хочу жениться на ней. На ней же клейма ставить негде.
Не обращая внимания на горячность и презрительный тон сына, Томас спокойно возразил:
— Возможно, но у нищих нет выбора. Она — наша единственная надежда. Я скажу тебе еще кое-что, мой мальчик, только слушай очень внимательно. Если ты не женишься на ней, это будет означать крах всей нашей семьи. Все рухнет, черт побери.
Повисла долгая пауза.
— Так… так уж и все? — спросил Дик полушепотом. Судя по выражению лица юноши, невероятное заявление отца буквально потрясло его.
— Да, именно это я и хотел сказать. Последние десять лет я спасался тем, что брал деньги в долг. И продержался столько времени лишь за счет того, что пускал пыль в глаза. Чтобы получить в долг, надо делать вид, что ты состоятельный человек. Но теперь, мой мальчик… — Томас тяжело вздохнул. — …Я устал плыть против течения. Никогда не думал, что мне придется признаться в этом. Но так оно и есть. — Он слегка похлопал себя по большому животу. — Должен тебе сказать, я утратил былой интерес к жизни.
— Что-то не заметно, — съязвил Дик.
— Может, и не заметно, да я и не жалуюсь на жизнь. И хоть у меня огромный опыт, твердо я уяснил для себя только одно: за все надо платить. Рано или поздно за все приходится платить…
— Ох, заткнись, ради Бога! Заткнись! — Дик вскочил с постели и прижал ладонь ко лбу. — Прекрати читать проповеди, да еще в такой момент. Философствование в твоих устах звучит как шутка. И не философия мне нужна. Неужели ты не понимаешь, что эти двое могут сделать со мной? Да я не посмею появиться ни в одном клубе. — Дик скрестил руки на груди, зажав ладони под мышками, как это делают мальчишки, пытаясь согреть замерзшие пальцы. Тело его медленно покачивалось взад и вперед, и это его жалкий вид, лишенный всякого достоинства, заставил Томаса отвернуться. Помолчав несколько минут, он произнес: