В свете луны

Кларенс усмехнулся, и Ройс попытался ответить ему тем же, но его лицо словно окаменело. Противоречивые эмоции наполнили его грудь – гнев и стыд, раздражение и что-то еще более глубокое – родство, о котором оба не говорили вслух, но молча признавали.
Из кузнечных мехов со свистом вырвался воздух, подбросив вверх искры, которые начали лениво опускаться вниз. Кларенс каким-то образом умудрялся посвистывать и улыбаться одновременно. Даже с открытой настежь дверью в маленьком помещении было невыносимо жарко.
Ройс снял шляпу и положил на верстак рядом с собой.
– Ты улыбаешься как идиот, потому что мистер Линкольн собирается заставить тебя платить в будущем за обед или по какой-то другой причине?
Кларенс оторвался от работы. Пот капал с его блестящих волос и ручейками стекал по щекам.
– Мы с мисс Пэтси собираемся пожениться в будущее воскресенье.
Ройс на минуту задумался.
– В «Излучине» нет никого по имени Пэтси.
– Нет. Мисс Пэтси принадлежит Джонсону.
Ройс вскочил на ноги.
– Господи, Кларенс! Ты не мог найти женщину в каком-нибудь более приличном месте? Ведь это сторожа Джонсона забили твоего отца до смерти.
Кларенс вынул из огня раскаленный добела железный прут и положил на наковальню.
– Мы собираемся пожениться, – сказал он упрямо и твердо. – По нашим обычаям – в это воскресенье, а повенчаемся, как положено, когда все изменится.
Ройс изучал лицо Кларенса, но ничего нельзя было разглядеть под маской, которую тот вдруг надел на себя. Ройс видел лишь пот на бровях негра от тяжелой работы и гордо поднятый подбородок. Внезапно жара в кузнице показалась еще более непереносимой.
– Джонсон не продаст ее, если ты на это рассчитываешь.
Кларенс положил молот на наковальню и посмотрел вверх.
– Джонсон не возьмет денег, но ему просто не терпится заполучить этого коня.
Ройс вытащил из кармана платок и принялся вытирать лицо. Затем понял, что платок перепачкан засохшей грязью, и сунул его обратно в карман.
– Какого коня?
– Юпитера.
– Юпитер норовист.
– Это точно.
Кларенс просил лишь о возможности жить бок о бок со своей женщиной, чтобы защищать ее. Это было привилегией свободного мужчины. Молот со звоном опускался на наковальню, и каждый его удар с болью и грустью отдавался в душе Ройса, смотревшего, как Кларенс кует подкову.
У Пейтона в «Излучине» были рабы. И всем им, черным и белым, богатым и бедным, придется пройти через все круги ада, прежде чем будет решена эта проблема.
– Я попробую, – сказал Ройс.
Кларенс выпрямился. Ройс смотрел в его гордое лицо, блестевшее от пота, в ясные карие глаза, печальные, мудрые и надменные одновременно. Кларенс кивнул. Ройс взял с верстака свою шляпу.
Кларенс произнес:
– Молодой Боганнон хочет быть хорошим кузнецом, и мы показали ему, как ковать железо, как ты и просил. Клем говорит, что у него задатки плантатора.
– Ты должен будешь научить его, Кларенс, ты и другие.
Мужчины смотрели друг на друга – самоучка негр с выступающими, покрытыми потом мускулами, блестящими в тусклом свете, и худощавый аристократ-бунтарь с лицом хищника, который выучил своего раба читать и писать.
– Мы сами о себе позаботимся, – произнес Кларенс и повернулся к огню.
Ройс уже почти дошел до двери, когда Кларенс окликнул его:
– Ваша никчемная лошадь подкована.
– Спасибо, – шепотом ответил Ройс.
Но Кларенсу не нужно было этого слышать. Ройс не сомневался, что Кларенс в этом уверен.
* * *
Ройс передал коня груму, который повел его в небольшую конюшню, а сам направился к главному зданию, где содержались знаменитые чистокровные жеребцы «Излучины». На полпути он остановился перед просторной конюшней. Здоровенный конь в шестнадцать ладоней ростом свесил голову над воротами.
– Кларенс прав, – сказал Ройс. – Ты бесполезный кусок мяса.
– Уже вернулся? – донесся голос из глубины стойла.
– Вернулся. – Ройс потрепал коня по морде и направился туда, откуда раздавался голос.
Он миновал несколько стойл и остановился, облокотившись о ворота. Внутри Гордон и Бо чистили гнедого скакуна Гордона.
Гордон посмотрел на брата.
– Мы думали, тебя не будет еще два дня, – сказал он. – Есть новости?
– Пока нет, – ответил Ройс. – Похоже, Ричмонд и Вашингтон ждут развития событий в форте Самтер.
Тень набежала на лицо Гордона. Ройс жизнь был готов отдать, чтобы уберечь брата от войны. Но в соответствии с кодексом чести Гордон должен был сражаться на войне, в которую не верил, а Ройс – позволить ему это.
– Ты, случайно, не встретил Энни? – спросил Бо. – Я сказал дяде Пейтону, чтобы он не беспокоился, потому что она сама может о себе позаботиться. Но он все равно беспокоится.
Ройс удивленно вскинул бровь:
– Дядя Пейтон?
– Ну, мы теперь вроде как семья. И он очень счастлив.
Мальчик равнодушно пожал плечами, но Ройс догадался, что Бо тоже счастлив. Ройс подавил вздох. Должно быть, простодушие было фамильной чертой Холстонов.
– Я видел ее, – ответил Ройс. – У реки с какой-то дворнягой. Оба были с головы до ног перепачканы грязью.
– Черт! – ругнулся Бо, энергично тряхнув головой.
Встретившись взглядом с Гордоном, Ройс с трудом подавил смех.
– Что за выражения, сынок? – спросил он.
– Ты же сам сказал, что я должен больше общаться с рабами и поучиться у них вести хозяйство. – Бо снова пожал плечами. – Вот я и учусь.
– Вести хозяйство, а не ругаться, как грязные матросы в порту.
В это время раздался голос Гордона, стоявшего по другую сторону коня.
– Будь поблизости, Бо, – сказал Гордон. – Тогда узнаешь много новых слов у Ройса Кинкейда. – Русая голова Гордона снова показалась из-за лошади, но Ройс сделал вид, будто не замечает ухмылки на лице брата. – И все же что заставило тебя выругаться? – продолжал Гордон. – То, что сестра украла твою собаку?
– Вот так повезло! Теперь всю вторую половину дня мне придется провести за чтением…
Бо стал пятиться от лошади, пока не уперся спиной в дубовую стену стойла. Он сполз по ней, уселся на солому и, положив большие не по возрасту руки на колени, опустил голову. Весь его вид говорил о том, что он пребывает в крайнем унынии.
– Я тебя не понимаю, – удивился Гордон.
– Тут и понимать нечего! Она злится на себя, а потом я узнаю, что должен читать Шекспира, если она не слишком сильно злится, Гомера, если злится немного сильнее, и – Господи, помоги мне – Платона, если она вне себя.
Ройс давился от смеха, глядя на нескладного подростка. Кроме того, его необычайно развеселило весьма интригующее замечание, которое он случайно услышал. Постаравшись скрыть свою заинтересованность, он ждал дальнейших расспросов Гордона. И брат не разочаровал его.
– Продолжай, Бо, может, я помогу тебе разгадать тайну, но ты должен мне помочь.
– Ты же знаешь ее. – Бо зарылся пальцами в свои соломенные волосы и вздохнул. – У нее на одном плече сидит бес, на другом – ангел. Если бес ей нашепчет, она не в себе, если ангел – вспоминает маму. – Бо перешел на фальцет и покачал головой.
Ройс едва не взорвался от распиравшего его смеха.
– А потом заставляет меня читать – показать ангелу, что она настоящая леди и растит настоящего джентльмена. – Бо округлил глаза и снова чертыхнулся.
– И на что тянет грязь на ее платье? На Шекспира или Гомера? – спросил Гордон, сотрясаясь всем телом от беззвучного смеха.
– А это смотря какое платье на ней надето. – Бо бросил на Ройса умоляющий взгляд. – Скажи, что не одно из траурных.
– Мне жаль, сынок. Но боюсь, тебя ожидает Гомер, – ответил Ройс.
Бо закрыл глаза и принялся молить небеса о пощаде.
– Скажи хотя бы, что не рваное. Ведь у нее их всего два.
Ройс прислонился к воротам.
– Я не очень хорошо разбираюсь в женской одежде, поэтому вряд ли смогу тебе помочь. Но почему, черт возьми, у нее только два платья?