Николай I - Попаданец (СИ)
Николай I - Попаданец. Книга 1.
Предисловие.
Что было бы с Россией, если бы не было тридцати «потерянных» лет Николая I, если бы вместо Александра II освободителя, был бы Николай I Освободитель, и крестьянская реформа действительно бы дала землю крестьянам, а промышленная революция началась в России на полвека ранее.
Глава 1.
Я закрыл книгу, и устало прикрыл глаза. Уже полночь, а завтра на работу. «Опять с утра буду как зомби» - подумал я. Есть у меня маленький фетиш: когда остается несколько станиц до конца книги, я обязательно должен их дочитать, даже если как сейчас, чувствую себя убитым после рабочего дня и, зная, что завтра с утра никакой кофе не поможет.
А что делать, если ты любишь читать. С детства глотаешь книги и привычка читать для тебя также естественна как для некоторых привычка курить. Так, что иногда заканчивая одну книгу, я автоматически начинал другую, а иногда почитывал несколько параллельно.
С утра действительно пришлось тяжело.
- По кофе? – спросил Сашок.
- Угу, - угрюмо ответил я, - без молока и много.
- Баба? - ехидно спросил Сашок.
- Если бы, - ответил я, - так, нездоровое увлечение литературой.
- Понятно, - протянул Сашок, но тему не продолжил. Мы с Сашком типичные рабочие приятели. С утра кофе вместе, в полдень обед тоже вместе или в компании еще нескольких коллег. В пятницу пиво после работы. Вообще-то ритуал распития пива предложил наш с Сашкой начальник в целях сплочения коллектива. Но традиция не прижилась, и упавшее знамя подобрали мы с Сашкой.
Вне работы мы с Сашком не общались. Читать Сашка не любил. Так что наши разговоры сводились к small talks, сериалам коих Сашок смотрел немеренно и Сашкиным же похождениям, реальным и мнимым.
За что он мне нравился, так это за оптимизм и жизнелюбие. Я относился к жизни более серьезно, был более тяжелым на подъем. Большинство моих друзей, тоже можно было причислить к «серьезным молодым людям». Поэтому мне импонировали беззаботные люди, даже если у нас не всегда было много общего.
Возвращался домой я как обычно на подземке. Был час пик, и вагон был набит под завязку, так что за поручни можно было не держаться. Я вспомнил о прочитанной давеча книге. Эта была биография Николая Первого. Спорная личность. Одни считают его деспотом, другие рыцарем самодержавия. Так получилось, что про Николаево царствие большинству известно по его началу и концу. То есть по восстанию декабристов и Крымской войне. Мало кто слышал про Русско-Персидскую и Русско-Турецкую (очередные) войны, про спасение Турции в борьбе против Али-Паши, про подавление Польского и Венгерского восстаний. Об этом в основном знают специалисты или те, кто специально интересуется.
Многим Николаева эпоха видеться как эпоха застоя между царствованием Александра Первого с его драматичной борьбой с Наполеоном и царствованием Александра Второго, царем освободителем, погибшим от рук террористов. Но я думал о другом: была ли у Николая I свобода выбора? Были ли его решения ошибочными или это послезнание потомков, и даже императоры не имеют свободы воли и скованны обстоятельствами.
Придя домой, я наскоро поужинал дежурной яичницей с бутербродом и засел за Интернет. Прочитав книгу я люблю проверить информацию из других источников. Из любопытства и объективности ради. За что я люблю Википедию, так это за ссылки. Начав читать одну статью, я мог очутиться в совершенно другой. Заодно это давало более полную картину эпохи, начиная политическими раскладами и кончая технологиями.
Про Крымскую войну и её героев Нахимова и Корнилова я читал еще, будучи школьником. Гораздо меньше я знал про Николаевских генералов Паскевича, Ермолова и Дибича. Вот и захотел восполнить пробелы. Зависнув в Интернете, я вынырнул в районе полуночи. Если бы я знал, как пригодится мне любая крупица информации о времени Николая I, то я бы всю ночь не спал. Но я уже упоминал о послезнании. Заснул я быстро, как будто свет в голове выключили и без особых сновидений.
Проснулся я с удивительно ясной головой и без будильника. Без будильника, потому что кто-то тряс меня за плечо. Этот кто-то оказался седовласым старичком с большими и мохнатыми бакенбардами.
- Ваше Высочество, - просительно сказал он, - вставайте, у вас классы в скорости, а вы еще не умывшимся. Сначала я подумал, что это розыгрыш, но быстро отогнал эту мысль. Во-первых, ни у кого не было ключей от моей квартиры, да и друзья у меня серьезные - такие не разыгрывают. А во вторых я знал этого старичка, да и обстановка комнаты выглядела знакомой.
Глава 2.
Прошел уже месяц с тех пор как я попал в прошлое. Мне казалось, что прошла целая жизнь. То, что я попал в ноябрь 1812 года и очутился в теле Николая Павловича, будущего императора Николая I я узнал еще в первый день. Разбудивший меня Андрей Осипович, мой камердинер помог мне умыться и сопроводил в классную комнату, где меня уже дожидался мой младший брат Михаил и Андрей Карлович Шторх, наш учитель политэкономии. Идея проводить урок политэкономии 16ти и 14ти летним подросткам в восемь утра была явно бредовой, плюс наш с Михаилом учитель делал это сухо и педантично, читая нам по своей печатной французской книжке, ничем не разнообразя этой монотонии.
Как оказалось, мое сознание наложилось на память реципиента, то есть Николая, что очень мне помогло. Так как я помнил события и людей из жизни настоящего Николая и только поэтому не спалился. Узнавание людей и событий с ними связанными приходили ко мне сами собой. Как будто кто-то мне подсказывал из-за плеча. Но все это происходило у меня в голове совершенно безотчетно. Странно, но я почему-то поверил в то, что произошло, практически моментально и меня охватил ужас. Не ужас быть разоблаченным, а ужас одиночества. Мои родные и друзья, вся моя прежняя жизнь, в один миг, без предупреждения, оказались в прошлом, то есть в будущем. Мир в одночасье изменился. Ведь уровень технологий значительно определяет бытие, а я переместился на двести лет в прошлое, в мир без интернета, телевизора, телефона да и вообще без многого того что составляет нашу жизнь в XXI веке. Я чувствовал себя как ребенок, так как многому мне предстояло учиться заново. Так, например, привыкнув к клавиатуре и практически отвыкнув писать рукой, я должен был научиться писать пером без помарок. Вместо автомобиля была лошадь. И хотя тело реципиента все это помнило и делало автоматически, у меня был диссонанс между моторикой и личными привычками. Со временем он сгладился, но первые месяцы это было довольно мучительно.
Я не знал, вернусь ли я когда-нибудь в свое время, и поэтому, предполагая худший сценарий, я решил максимально сжиться с этой эпохой и сделать мое пребывание здесь насколько возможно комфортабельным. Благо положение Великого князя, брата императора, весьма этому способствовало. Далеких планов, по преобразованию страны, даже учитывая тот факт, что я стану Императором Всероссийским у меня не было. Ведь я был простым человеком из будущего, который еще не чувствовал внутренней связи со временем в котором он очутился, и который не знал местных реалий, кроме как из книг. Но теория и практика это как говорят в Одессе: две большие разницы.
Первые дни я провел в каком-то оцепении, действуя на автомате, благо, как я уже упоминал, мне помогала память реципиента. Наши с Михаилом классные занятия были довольно интенсивными. Так как, по-видимому, настоящий Николай был довольно рассеян и не испытывал особой тяги к учебе, моя молчаливость была воспринята именно так. Мой младший брат Михаил пытался было узнать, что со мной, но я сослался на усталость и тревогу. Так как шла война с Наполеоном и потому как мы оба "хотели на фронт", а нас не пускали, эта тревога и разочарование показались Михаилу убедительными.
Хотя я попал в этот мир в разгар войны с Наполеоном, ту, которая Первая Отечественная, события, происходившие на фронте, проходили мимо нас. Самого понятия фронт еще не было, все же масштаб был не тот. Хотя люди гибли тысячами, и за победу над Наполеоном пришлось заплатить жизнями трехсот тысяч солдат и мирных жителей. В Гатчине же, где я очутился, все было тихо. Конечно, напряжение войны чувствовалось. Люди жадно ждали новостей из армии и возле приезжих офицеров всегда толпились люди, спеша узнать новости. В этой атмосфере я и Михаил продолжали ежедневные занятия под ретивым генеральским оком Ламздорфа – нашего с Михаилом воспитателя. Это был типичный солдафон, деспотичный и ограниченный. Поставленный нам в воспитатели еще Павлом I, моим (т.е. Николая) отцом, он оставался таковым и при брате моем, Александре I. Матери моей, Марии Федоровне, которая жила с нами в Гатчине, почему-то импонировал этот деспотичный стиль воспитания, хотя со временем мы стали все больше времени проводить с другими педагогами которые преподавали нам право, экономику, математику, физику и военные науки: стратегию, тактику, инженерное дело.