Приказ №1

— Молодцом! А теперь пошли со мной, дело есть.
Михайлов взял с вешалки полушубок и начал одеваться, в это время в комнату заскочил Гарбуз. Он был так возбужден, что даже забыл поздороваться.
— Миша, последние известия! Царь, оказывается, вчера в ночь отправился в Петроград, но на станции Малая Вишера его поезд задержали, не пропустили в столицу. Тогда он решил повернуть на Псков. Там главнокомандующий Северным фронтом его «порадовал»: армия дружно переходит на сторону восставших, даже остатки войск генерала Иванова взбунтовались и повернули оружие против царя. Но это еще не все. Только что по телеграфу приняли сообщение: императору вручена телеграмма председателя Думы Родзянко. Ему предлагается отречься от престола и передать трон Алексею.
— Алексею?! — Михайлов был возмущен. — Что там Родзянко с ума спятил? Хочет спасти монархию? Неужели не ясно, что народу России не нужны ни Николай Второй, ни Алексей, ни сам бог на троне. Нам нужны свобода и власть рабочих и крестьян! — Михайлов перевел дыхание и дальше говорил уже спокойно. — Давай, Иосиф, связывайся срочно с Мясниковым и Любимовым — пусть возвращаются в Минск. Чует мое сердце, что здесь с часу на час жарко станет. Действуй, друг! Ну, а мы пока решим одну проблему местного значения.
Михайлов наконец надел полушубок, который так и держал на весу.
— Двигаем, Николай!
Они вышли из дому и направились в сторону Романовской, где жил Чарон. На углу их встретил Алимов. Шея его была укутана теплым вязаным шарфом. Михайлов спросил:
— Роман Петрович, как, если не секрет, ее зовут?
— Кого? — смутился Алимов.
— Ты не красней, — улыбнулся Михайлов, — я же прекрасно знаю, что у тебя такого красивого шарфа не было. Откуда бы ему взяться? Так что признавайся.
— Да ладно вам, Михаил Александрович...
— Ладно так ладно, — примирительно сказал Михайлов. — Как дела? Где твой подопечный?
— Сидит дома.
— Шпиков не видно?
— Один приходил. Я его хорошо знаю: Лопатов, из охранки. Он с Чароном и раньше встречался. Позавчера на кладбище, вчера на Соборной площади. А сегодня вот прямо домой пожаловал.
— Ушел?
— Часа два тому.
— Подозрительных не замечал больше?
— Не видать. Мы тщательно проверили подъезд, и двор, и подходы.
— Сколько людей здесь?
— Со мной — четверо.
— Оставь троих у входа, а сам пойдешь с нами.
Михайлов, Дмитриев и Алимов вошли к Чарону. И опять, точь-в-точь как и в предыдущее посещение Михайловым этой квартиры, хозяин был в халате. Он засуетился, замельтешил, застрочил, как пулемет.
— Бог мой, кто ко мне пришел! Товарищ Михайлов, как я рад! Проходите, присаживайтесь, я здесь картошки сварю, чай организую.
— Не стоит, — сухо сказал Михайлов. — У вас бумага и ручка найдутся?
— Да-да, конечно.
Чарон метнулся к буфету, достал оттуда несколько листов бумаги, чернильницу с ручкой.
— Вот, пожалуйста.
— Садитесь и пишите, что я вам продиктую.
— Срочная депеша? — улыбнулся Чарон. Он сел, немного поерзал на стуле и приготовился писать.
— Пишите: «Я, Сыроегин, даю настоящую расписку с тем, что сего числа получил от Московского охранного отделения...»
С лица Чарона начала медленно сходить слащавая улыбка, вместо нее разлилась мертвенная бледность. Его руки мелко задрожали, и Чарон бросил ручку на стол.
— Это что, провокация?
— Нет, не провокация. Провокации скорее по вашей части, Сыроегин. Как видите, нам все известно. — Михайлов положил на стол расписку, привезенную Алимовым из Москвы. — Вот эту бумагу мы взяли специально для вас в Московском охранном отделении. Надеюсь, у вас хватит благоразумия трезво оценить ситуацию и не пытаться тянуть время?
Такого удара Чарон не ожидал. Растерянно он смотрел на расписку, а в голове вихрем проносилось: «Как они узнали? Кто меня выдал? Это конец! Они со мной нянчиться не станут, да и тюрем у них нет».
— Что молчите, Чарон? — Михайлов говорил спокойно, даже с иронией. — Я не думаю, что вы были так немногословны, когда два часа назад встречались с Лопатовым.
Чарон был сражен окончательно: «Бог мой! Они и это знают! Все кончено! А может, признаться? Может, пожалеют?»
Словно в тумане он видел лицо Михайлова, голос его доносился как бы издалека:
— Только не пытайтесь врать и изворачиваться. Полагаю, вы не настолько глупы, чтобы не оценить ситуацию реально. Поэтому предлагаю правдиво и искренне отвечать на мои вопросы. — Михайлов сел напротив Чарона, пододвинул к себе чернильницу, ручку и бумагу. — Итак, вопрос первый: ваша настоящая фамилия?
— Страмбург, — неожиданно для себя выпалил Чарон. — Страмбург Иосиф Карлович.
— Цель вашего появления в Минске?
— Розыск государственного преступника Михаила Фрунзе.
— Для чего вас водворили в тюрьму в Москве?
— Охранке стало известно, что Щербин — минчанин. Я должен был сойтись с ним поближе, сдружиться, чтобы после побега вместе прибыть в Минск. — Он кисло улыбнулся. — Иначе бы вы мне не поверили.
— Арест Щербина в Минске ваша работа?
— Отчасти. Его арестовала полиция. Но скрывать не стану, я приложил руку. Боялся, что он догадается, кто я на самом деле.
— Где он сейчас?
— В тюрьме.
— Шяштокаса помните?
— Шяштокас? Это кто?
— Альгис Шяштокас, литовец. Он вместе с вами находился в московской тюрьме.
— А, этот... Как же, как же! Он единственный, кто мне не верил, и я его больше других остерегался.
— Знаете, где он сейчас?
— Нет, не знаю.
— На какой день вы намечаете арест руководителей подполья? — Михайлов сделал короткую паузу, обдумывая, говорить ли о типографии. Пожалуй, следует дать понять Чарону-Страмбургу, что о его делах известно все. Это поможет сломить волю шпика, заставит его говорить правду до конца. — Насколько мне известно, вы хотели это сделать путем вызова каждого из нас в типографию?
— Господи! — Чарон изумленно обвел глазами подпольщиков. — И это вы знаете?!
— Мы действительно многое знаем, — кивнул Михайлов. — Это позволяет мне сейчас задать только один вопрос: вы согласны сообщить нам всю правду — и о себе, и о других агентах, внедренных в ряды партии?
Страмбург тихо ответил:
— Я понимаю, что иного выхода у меня нет, и поэтому отвечу однозначно: да.
— Тогда берите побольше бумаги и все подробно напишите.
Чарон взял стопку бумаги, поудобнее устроился за столом и начал писать.
  
КУПИТЕ ЦАРЯ
 
Ход событий неудержимо приближал все более и более очевидную развязку.
Император, поняв наконец, что сколько бы он ни мотался на поезде по стране, это ничего не даст, что власть в руках ему уже не удержать, пошел на хитрость: направил на имя председателя Государственной думы Родзянко телеграмму о своем отречении от престола. Но даже в эти минуты он пытался спасти самодержавие: отрекался в пользу своего сына, а чуть позже послал новую телеграмму — он согласен передать престол брату Михаилу. Но ход событий ни царь, ни его приближенные уже не могли изменить. Главной политической силой в стране стала партия большевиков.
Несмотря на крайне сложную обстановку в городе, на различные слухи, на заявление командующего Западным фронтом о том, что он не допустит никаких беспорядков в Минске, Михайлов, Гарбуз и приехавший из Орши Любимов решают созвать в ночь на 1 марта совещание представителей большевистских организаций Минска, а также 3-й и 10-й армий. Это решение принималось на квартире Михайлова. Соня, чтобы не мешать мужчинам, вызвалась наблюдать за улицей. Михайлов, возбужденный, по-военному подтянутый, расхаживал по комнате:
— Жаль, что Мясников не успел приехать.
— Очень трудно добираться по железной дороге, — пояснил Гарбуз. — График совсем разладился.
— Да, многое сейчас разладилось, — задумчиво посмотрел на друга Михайлов, — настолько разладилось, что трудно предсказать, как повернутся события завтра. В городе тревожно, обстановка неясная. Поэтому, други мои, нам надо быть готовыми ко всему: и к арестам, и к провокациям. Нельзя даже исключать кровавых столкновений. Ясно только одно: мы не имеем права упускать момент и обязаны сражаться за победу революции всеми средствами. — Он обратился к Любимову. — Исидор, будь любезен, направь ко мне сюда Алимова, Дмитриева и Солдунова.