Приказ №1

С работой удалось неплохо — устроился помощником заведующего сапожными мастерскими Земсоюза. Удача сопутствовала ему и в сближении с руководящей группой большевиков: эту группу возглавлял не кто иной, как Михайлов! Правда, Иосифу Карловичу пока не удавалось увидеть Михайлова собственными глазами. Тот умело конспирировался.
Страмбург улыбнулся, вспомнив, как одно время он даже начал было думать, не являются ли Михайлов и Фрунзе одним и тем же лицом. По его просьбе эту догадку проверили, и ее пришлось отбросить. Фрунзе родился в далеком Туркестане, а Михайлов — в Петербурге, где и сейчас жили его родители. Сотрудники охранки встретились с ними, и те подтвердили, что их сын, Михайлов Михаил Александрович, действительно проживает и работает в Минске.
Догадка лопнула, однако Страмбург отнюдь не был огорчен. Он понимал: если Фрунзе находится здесь, то он, несомненно, встретится с Михайловым, а это значит — попадет в его, Страмбурга, поле зрения. Постепенно мысли его начали работать в другом направлении. Надо было решать, что делать дальше. Страмбург видел, что местное начальство ловит каждое слово Михайлова, — он стал для них авторитетом. А кому лучше, чем Страмбургу, было видно, что созданная Михайловым подпольная большевистская организация с каждым днем крепнет, набирается сил. Михайлов, другие большевистские руководители — Мясников, Любимов, Ландер, Могилевский, Фомин — свободно разъезжают по прифронтовой территории, проводят нелегальные совещания, выступают в частях, гарнизонах, среди рабочих, пропагандируют большевистские идеи, привлекают на свою сторону все больше и больше людей. Помимо Минска созданы большевистские организации в Несвиже, Ивенце, Лунинце... Нет, сейчас кончать с одним Михайловым — уже мало. Надо выявить как можно больше членов их организации, а затем... — Страмбург резко, словно шашкой, рубанул воздух ладонью.
Опять вскочил на ноги и начал быстро расхаживать по комнате. Его мучил сейчас один-единственный вопрос: каким образом добыть фамилии всех или большинства членов подпольной большевистской организации? Руководящий центр ее насчитывал не больше пятнадцати человек, но сплачивал вокруг себя еще около семидесяти активистов, через которых и осуществлялась связь с фронтом и другими городами Северо-Западного края.
«Черт бы побрал этого Михайлова! Это он придумал такую дьявольскую систему конспирации. Откуда такой опыт? Я уже сколько месяцев якшаюсь с ними и то знаю только семерых руководителей, а мне надо знать всех! И я буду их знать!»
Он достал из кармана часы — пора!
Страмбург всегда тщательно следил за своим внешним обликом. Ему надо было выглядеть то рабочим, то мелким чиновником. И то и другое Страмбургу удавалось. Через минуту он взглянул на себя в зеркало и удовлетворенно хмыкнул. Далеко не новое, но опрятное пальто с меховым воротником, поношенная каракулевая шапка-пирожок как нельзя лучше подходили к избранной им сегодня для себя роли.
Еще раз окинул взглядом свое жилище — не оставлено ли чего? — и вышел. Он направлялся на собрание группы активистов. Идти было недалеко — собрание, как он полагал, должно было состояться где-то на Раковской. Точного адреса Страмбург не знал. По условиям конспирации старшие групп встречали своих товарищей в условленных местах и только там называли адрес. Местом встречи была Петропавловская церковь, где Страмбурга и других членов их группы должен был встречать Ландер.
Через десять минут Страмбург был на месте. Сделал вид, будто разглядывает церковь, которую называли по-разному — то Петропавловской, то Екатерининской, то Желтой, — а сам внимательно посматривал по сторонам, чтобы не пропустить появления Ландера. Если бы кто-нибудь из прохожих и обратил внимание на одинокого человека, фланирующего вокруг церкви, он бы не удивился: один из многих тысяч приезжих знакомится с достопримечательностями Минска. Церковь была построена в начале семнадцатого века и действительно вызывала у знатоков немалый интерес. Это была трехнефная шестистолпная базилика, вход в которую украшали две башни. Над главным фасадом — лепные карнизы и портал.
Страмбург действительно увлекся созерцанием замечательного творения рук человеческих и не заметил, как приблизился Ландер. Проходя мимо, тот сказал:
— Идите за мной.
По узкой, мощенной булыжником улице они стали подниматься в гору, затем нырнули в арку, миновали небольшой двор, еще один и уже через другую арку вышли на незнакомую для Страмбурга улицу. Он в душе чертыхнулся: «Провалиться бы им ко всем чертям: почти каждый раз устраивают сборища свои в новом месте. Попробуй изучи хотя бы и этот паршивый городишко за четыре месяца! Идешь как с завязанными глазами».
В этот момент они снова свернули в какой-то двор, опять шли незнакомой улицей и, наконец, оказались у небольшого, похожего на барак, дома. Ландер огляделся, что, как заметил Страмбург, он делал очень часто, и с облегчением сказал:
— Пришли! В крайнюю дверь.
В довольно большой комнате собралось не менее пятидесяти человек. Свободных мест было мало, и Страмбург присел на табуретку, стоявшую в середине рядов. Огляделся, кивком поздоровался со знакомыми и снял шапку. Один за другим в комнату входили люди и рассаживались. Вскоре мест не стало вовсе, и те, кто пришел позже, стояли позади рядов, вдоль стен.
Но вот вошла еще группа людей, и сразу же стало тихо. Среди вошедших Страмбург увидел Ландера, Мясникова, Кривошеина и троих незнакомых. Они прошли вперед, где стояли стол и около десятка стульев, и сели. Оказавшийся в центре мужчина в офицерской шинели без погон встал и, чуть улыбаясь, смотрел на собравшихся. Сосед справа от Страмбурга прошептал: «Михайлов!»
«Так вот он каков, этот Михайлов, — весь напрягшись, подумал Страмбург. — Вот и встретились!» Он во все глаза смотрел на Михайлова, стараясь хорошенько запомнить его. «Рост — средний, глаза — серые, небольшие усы и борода. Похоже, что бывший военный, шинель сидит ладно».
В это время Михайлов заговорил:
— Товарищи! Уходящий 1916 год мы запомним как год революционного подъема народных масс всей России. В Белоруссии, которая является прифронтовой и даже фронтовой территорией, ширится недовольство рабочих, солдат и крестьян царем и его ставленниками. Несмотря на жестокий террор, забастовки рабочих, волнения крестьян, можно смело сказать, переросли в открытую революционную борьбу. Солдаты, доведенные до отчаяния несправедливой войной, открыто выступают не только против командования, но и против полиции и жандармерии. Четырнадцатого июня на железнодорожной станции Осиповичи солдаты выступили против командиров. Шестнадцатого июня произошло вооруженное столкновение солдат с полицией на станции Салтановка Могилевской губернии, двадцать третьего июня шел настоящий бой между солдатами и полицией на станции Руденск. А в конце октября грянуло революционное выступление солдат гомельского гарнизона. Солдаты разогнали офицеров, обезоружили часовых и освободили из-под ареста более восьмисот своих товарищей. И пусть считают царь и его генералы, будто им удалось подавить это восстание. Мы твердо убеждены, что солдаты гомельского гарнизона готовятся к новым действиям против угнетателей народа. Ноябрь и декабрь этого года принесли дальнейшее нарастание революционного процесса. Наша задача, товарищи, еще больше активизировать свою деятельность среди рабочих, солдатских и крестьянских масс. Необходимо еще острее разоблачать и показывать людям предательскую, антинародную сущность меньшевиков и эсеров, бундовцев. Нам надо сделать все, чтобы империалистическая война, чуждая всем трудящимся, принесла поражение царскому правительству и скорее переросла в войну гражданскую.
Михайлов сделал паузу, отпил несколько глотков воды из стоящего на столе стакана и продолжил:
— Конечно, это далеко не значит, товарищи, что мы с вами можем вот сейчас выйти из этого помещения с красными знаменами и революционными песнями. Царизм еще силен, он коварен. Нам надо помнить и об этом. Поэтому каждый из нас должен соблюдать все правила конспирации и подпольной борьбы. Помните, враг не дремлет. Он засылает в наши ряды своих шпиков и провокаторов. Враг хочет знать о нас все, чтобы, улучив момент, используя свое преимущество в оружии, одним ударом покончить с нами. Поэтому, повторяю, требование к каждому: максимальная активность при максимальной конспирации. — Михайлов неожиданно улыбнулся. — Обязательно нужно дожить до того уже недалекого времени, когда каждый из нас сможет гордо пройти по улицам нашего свободного города.