Тайное братство

Кутуз глубоко вздохнул, поискал глазами своего главного визиря. Громко позвал:
— Поди сюда, Актай.
Грузный человек с оливковой кожей пустил коня и вскоре поравнялся с Кутузом.
— Я слушаю тебя, мой повелитель.
— Мне нужен твой совет.
— Спрашивай, мой повелитель, — ответил Актай медовым голосом.
— У меня под кожей застряла заноза. Я желаю ее вытащить.
  
7
 
 Нью-Темпл, Лондон 
 13 октября 1260 года 
Жак достал из глиняного горшка гусиное перо и, не сводя глаз с племянника, принялся задумчиво катать его между большим и указательным пальцами.
— В твои годы мы с братом побеждали почти во всех турнирах. Ты здесь уже давно. Пришла пора себя показать.
Гарин поднял глаза, удивленный упоминанием о своем покойном отце. Жак его редко вспоминал.
— Я постараюсь, сэр, при первой же возможности, — тихо проговорил он. — Вы же знаете, в прошлом году я болел.
— В этом году все будет иначе, верно?
— Я постараюсь, сэр.
— Да уж постарайся. На турнире ожидается присутствие наших гостей. Мой племянник не должен ударить лицом в грязь.
У Гарина пересохло в горле. На общее четырехдневное собрание капитула сегодня утром с эскортами рыцарей прибыли магистры шотландского и ирландского прицепториев. Такие собрания созывались каждый год для обсуждения насущных дел, и завтра в их честь состоится турнир.
— Победить будет нелегко, сэр. Уилл хорошо сражается, и…
— Кемпбелл — простолюдин, — раздраженно бросил Жак, сжимая в кулаке перо. — А ты из рода де Лион. Когда станешь командором, твой послужной список должен говорить сам за себя. Кемпбеллу же командором никогда не быть. Ему совсем не обязательно побеждать, а для тебя это долг.
— Да, сэр. — Гарин спрятал за спиной руки с обкусанными ногтями. Дядя не терпел вредную привычку.
Жак бросил перо на стол. Вздохнул, откинул назад голову.
— Ты последний из де Лионов и обязан поддерживать честь рода. Я не в счет, дни моей славы позади. Жаль твою мать. После гибели мужа и старших сыновей она уже потеряла надежду восстановить достойное место, которое занимала среди королевской знати. Она храбрится, делает вид, что все в порядке, но однажды призналась мне, как часто плачет по ночам в своей убогой лачуге. А ведь когда-то у нее были драгоценности, ароматические масла, наряды. Все необходимое для женщины ее положения. От этого теперь остались одни воспоминания.
Гарин боролся со слезами. В его присутствии мать никогда не делала вид, что все в порядке. Ее чувства присутствовали на лице — страдание и горечь. Тяжело представлять знатную женщину плачущей ночью в своей спальне, в небольшом имении в Рочестере, где она жила на скромную пенсию Темпла. У нее были три служанки, готовили, убирали, но Гарин знал, что в Лионе она командовала целой армией слуг.
— Я сделаю все, чтобы ей жилось лучше, сэр, — прошептал он.
Жак слегка смягчился.
— Мы с твоей матерью постарались, чтобы у тебя были лучшие учителя, и они с тобой занимались с шести лет. Теперь твоим наставником стал я. У меня большой опыт, приобретенный за годы служения ордену тамплиеров. Ты можешь им воспользоваться, если захочешь.
— Я хочу.
— Молодец. — Жак улыбнулся. Уголок единственного глаза чуть сморщился.
Гарин испугался. Он никогда прежде не видел у дяди такого выражения лица.
Жак поднялся, приблизился к племяннику. Положил руки на плечи.
— В последние месяцы я был суров с тобой. Но это для твоей же пользы. Ты понял?
— Да, сэр.
— Ты должен быть готов к очень важной работе, Гарин. Более важной, чем даже командорство.
— Что это, сэр?
Жак не ответил. Убрал руки с плеч Гарина и отошел назад. Улыбка исчезла.
— Теперь иди. Увидимся на турнирном поле.
Гарин поклонился:
— Спасибо, сэр. — Чувствуя слабость в ногах, он повернулся уходить.
— Гарин.
— Да, сэр?
— Сделай все, чтобы я мог тобой гордиться.
Эти слова звучали в ушах Гарина по пути в сержантские казармы. Он ведь и так изо всех сил старался не подвести дядю. Что же еще такое нужно сделать?
Войдя в пустую опочивальню, Гарин закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Под окном в пятне солнечного света сидел кот. Рядом птичка, вернее, то, что от нее осталось. Гарин наклонился, и кот начал тереться о его ноги.
— Тебе ведь положено ловить крыс, а не птиц, — пожурил его Гарин, взяв животное на руки.
Он собирался стать командором, но завидовал сержантам, хотя они не имели подобной грандиозной возможности. Подросток очень устал от такой жизни, когда каждую секунду боишься навлечь гнев дяди. Его бросало в дрожь от одной мысли о встрече со своим наставником.
Неожиданно кот, видимо, вдохновленный недавней охотой, выпустил когти и задел лапой его руку. Гарин поморщился, наблюдая за алой бусинкой крови, появившейся на коже, и удивляясь ее яркости. А кот замурлыкал как ни в чем не бывало.
По словам дяди, командор должен быть безжалостным. Должен уметь стойко переносить любые страдания и спокойно причинять их другим. Гарин прикусил губу, но остановить слезы не смог. Он зарылся лицом в теплую кошачью шерсть и зарыдал.
Из часовни к рыцарским покоям Уилл всегда ходил самым коротким путем. Миновав надгробия, выступавшие из травы, как зубы, он перелез через низкую стену, прошел несколько шагов и остановился, услышав пение. Причем пела девочка. Слов он не понимал, но язык распознать удалось. Валлийский. Язык, на котором говорили в Уэльсе, на родине Овейна. Девочка шла между деревьев. Задержалась в кругу солнечного света, затем присела поднять с травы яблоко. Уилл слышал о прицепториях сестер во Французском королевстве, но в цитадели ордена пребывать женщинам запрещал устав. Казалось, девочка явилась из другого мира. Уилл смотрел на нее во все глаза, осознавая, что видел ее прежде. Примерно полтора года назад, вскоре после отъезда отца.
Через день после возвращения из короткой поездки в парижский прицепторий, куда Джеймс Кемпбелл сопровождал Юмбера де Пейро, он позвал Уилла в солар и объявил об отбытии в Акру. Уилл умолял отца взять его с собой, но Джеймс не смилостивился. Так рухнула последняя надежда, что все будет как раньше. Через три недели, в день отплытия корабля, отец взял руку Уилла, но лишь на мгновение. Затем молча, не оглядываясь, взошел по сходням на корабль, стоявший на якоре у пристани Темпла. Корабль отчалил, а Уилл остался сидеть там до позднего вечера, когда Темза из серой стала черной.
На следующий день началось его ученичество под руководством Овейна. Рыцарь сочувствовал Уиллу, но через несколько дней неожиданно отбыл сам. Наставником мальчика на целый месяц стал Жак, сразу его невзлюбивший непонятно за что. Уилл не знал этого до сих пор. Его отец и Овейн относились к Жаку с большой симпатией, поэтому получалось, как будто Жак их вроде как предает.
Овейн вернулся поздно вечером. Уилл в это время работал на конюшне. Он очень удивился, увидев девочку примерно его возраста, сидевшую на боевом коне сзади наставника. Во дворе конюшни их встретил сам Юмбер де Пейро. Девочка без всякой помощи легко спрыгнула с огромного коня. Высокое и худое существо, закутанное в пыльный плащ на несколько размеров больше. Волосы свисали на спину спутанной массой, открывая бледные скулы, туго обтянутые кожей. Она показалась Уиллу простой дикаркой, но необыкновенное впечатление производили глаза. Огромные, светящиеся, они внимательно разглядывали все вокруг, даже магистра, как будто имели на это право. Следующим утром девочка исчезла. Уилл спросил Овейна, кто она такая. Наставник назвал ее своей племянницей, привезенной из Уэльса. Больше ничего уточнять не стал.
Сейчас племянница Овейна выглядела совсем иначе. Ее долговязость превратилась в очаровательную гибкость, и формы уже начали заметно округляться. Большинство городских девиц, которых довелось увидеть Уиллу, заботились о бледности лица, полагая загар нескромным. У нее же лицо слегка побронзовело от солнца. И опять же у девушек было принято закалывать волосы под чепец, а у племянницы Овейна они свободно ложились на плечи, сияя, как золотые монеты.