На баррикаде (Рассказ)

  
Петр Гаврилов
 
НА БАРРИКАДЕ
 
Рассказ
 
 
Художник И. Годин
 
Колька Клюев, десятилетний курносый и веснушчатый мальчик, выбежал за ворота своего дома и остановился как вкопанный.
По Лаврову переулку мчались сани. Но в оглоблях были не лошади, а люди, и они гнали сани наподлёт, как рысаки. Снег весело взвизгивал под железными полозьями саней, словно и он торопился куда-то.
Белокурый парень с длинной шеей, замотанной красным шарфом, — товарищи звали его Константин — крикнул Кольке, блеснув белыми зубами:
— А ну садись, прокатим!
Колька неуверенно шмыгнул носом, однако припустился за санями — искушение было слишком велико. Он хотел было уже взобраться на задок саней, да вспомнил про злых извозчиков с их хлёсткими кнутами и крикнул с опаской:
— Врёшь, кнутом стеганёшь!
— Нету! — обернулся на бегу Константин. — Теперь кнуты по всей России отменяются. Шабаш!
Он ещё что-то сказал, но Колька не расслышал. Остальные засмеялись.
«Ну и неправда! — сидя уже в санях, убеждал себя Колька. — Как же: извозчикам, да без кнута? Тогда бы все задаром так и катали взад-вперёд».
Сани дёрнулись и помчались ещё быстрей. Колька подполз к передку и встал на ноги.
Ох, и хорошо же было лететь во весь дух, стоя, как заправский извозчик!
И верно, кнутом не стегали. Кольке стало весело. Подражая бородатым извозчикам, он прикрикнул солидным баском:
— Эх вы, залётныи-и! Шевели копыта-ми-и-и!
Парни засмеялись, а Константин подпрыгнул в оглоблях и, словно конь копытом, шутя ударил соседа сапогом.
  Ох, и хорошо же было лететь во весь дух!..  
«И чего это сегодня народ такой весёлый?» — думал Колька, удивлённо оглядываясь по сторонам.
Да и было чему удивляться!
Лавров переулок и на самом деле вёл себя сегодня как-то шиворот-навыворот. Несмотря на ранний час хмурого декабрьского утра, переулок был полон людьми.
И все эти люди как будто посходили с ума. Двое рабочих, свалив один уличный фонарь наземь, подбежали к другому и, словно дровосеки, дружно и весело начали тюкать по нему топорами. Щепки так и летели в разные стороны. Другие рабочие тащили тяжёлые доски. Ещё какие-то дядьки выкатывали из склада купца Трофимова дубовые брёвна, ногами толкали перед собой бочки…
И делалось это всеми как будто наперегонки и даже с удовольствием.
Безмолвный, смотрел Колька с высоких саней на такие небывалые дела.
Соскочить, что ли, с саней да хватить каменюгой по забору Трофимова? Небось Колька не забыл, как больно купец трепал его за уши каждый раз, как только ловил с украденными щепками. А печку-то дома чем топить, ну? Дров мамке на что покупать?
А сани меж тем мчались быстрей и дальше — к новым чудесам.
Закинув верёвки за шею черного с золотом двуглавого орла над вывеской казённой винной лавки, человек пять рабочих тянули орла вниз вместе с вывеской, подбадривая себя выкриками:
— Е-е-щё раз! Да-авай, раз!
Колька знал, что этот деревянный черный орёл был вроде как царским знаком. А теперь что же это они с тем орлом делают, ух ты-и!
Две головы орла со змеиными красными языками в пастях с треском отломились. Трухлявые куски дерева посыпались вниз, дымя древесной пылью. Все, кто тянул верёвки, попадали на мостовую, смешно толкая друг друга.
Тут уж и Колька не выдержал. Засунув в рот два пальца, он засвистел по всем правилам, с переливами, на весь переулок.
Сани сразу остановились. Потеряв равновесие, Колька шлёпнулся в сани, задрав вверх ноги в больших драных валенках.
Когда он, сконфуженный, поднялся на ноги, на него глазели какие-то рабочие и смеялись. Один из них, с короткой черной бородой, в желтом полушубке, туго затянутом ремнём, снял мохнатую папаху и шутя поклонился Кольке:
— Слезай, кум, приехали!
Дальше в самом деле ехать было некуда. Пришлось Кольке слезать.
Всё, что люди ломали в Лавровом переулке, они стаскивали сюда и сваливали, как показалось Кольке, в одну беспорядочную груду. И сани, на которых так весело ехал Колька, повалили набок и поставили на попа. На самом верху этой груды какая-то тётенька в круглой черной меховой шапочке прикрепила палку с красной материей.
— Ты что тут делаешь, пострелёнок? — улыбаясь, крикнула она Кольке. — А мать небось ищет? Беги домой сейчас же!
— Не трожь его, Настюша, — засмеялся чернобородый Степан. — Пускай учится…
Колька не счёл необходимым отвечать тётеньке. Подумав, он спросил у Степана, кивнув головой на груду бочек, саней, досок и железных решёток:
— Это зачем вы?
Поправив у пояса большой пистолет, чернобородый, точно большому, ответил Кольке:
— Баррикада это. Видишь?
— Стало быть, вижу, раз не слепой. А зачем?
— А тебя как звать-величать? — вопросом на вопрос отозвался Степан.
— Колька… Клюев.
Степан сильными руками поднял Кольку с земли, заглянул ему в глаза, опять опустил на землю и сказал, уже не смеясь:
— А затем, чтоб царя-кровопийцу и всяких богачей долой, да чтоб у тебя, Колька Клюев, валенки были не дырявые, да на каждый день горшок мясных щей на столе, да чтоб ты не шнырял по улице, а учился в школе…
— Товарищ Степан! Идут! Вон они! — закричали вдруг с конца переулка.
Раздался резкий свист, повторенный дважды.
Степан сделал страшное лицо, захлопал по полушубку варежками, как петух крыльями, и крикнул Кольке:
— А ну, марш домой! Живо у меня!
Вооружённые рабочие-дружинники сбегались за баррикаду.
Колька хотел было дать стрекача, но вдруг в переулке что-то страшно треснуло. С перепугу Колька присел на корточки. Потом, сам не зная зачем, пролез через бочку без дна и забился в фанерный ящик из-под печенья. Пахло в ящике сладко и вкусно…
Наверху послышались какие-то странные звуки, как будто там отмыкали железные запоры, — это дружинники заряжали карабины и пистолеты.
— Товарищи! — строго сказал Степан. — Нам сейчас придётся схватиться с солдатами Семёновского полка. Гляди, значит, в оба. Напрасно не стреляй. Патроны береги! Подпусти ближе, тогда и бей на выбор! Слушай мою команду! Гото-о-всь!
И Кольке показалось, что над его головой начали щёлкать кнутами. Семёновцы открыли огонь, и сражение в Лавровом переулке началось.
Дав один залп по баррикаде, солдаты смело двинулись вперёд. Они рассчитывали на то, что рабочие, испуганные первым залпом, сразу струсят и не окажут серьёзного сопротивления. Однако баррикада сердито окуталась дымом выстрелов из пистолетов и ружей. Тогда семёновцы пошли осторожней, прячась в воротах и ловко стреляя оттуда.
Теперь выстрелы трещали не переставая. Меткая пуля Степана свалила неосторожного солдата.
На баррикаде закричали «ура». Молодой дружинник подбросил в воздух шапку. Шапка упала на баррикаду. Парень приподнялся, и его голова стала хорошо видна солдатам.
— Прячь башку! — крикнул Степан.
Но было уже поздно.
Грянули солдатские выстрелы. Парень ткнулся головой в свой карабин. Потом он скатился с баррикады на мостовую и замер на снегу, широко раскинув руки, словно притомился стрелять и захотел отдохнуть.
С тоскливым криком Настюша бросилась к убитому. Упав перед ним на колени, она гладила его мягкие волосы, содрогаясь от рыданий. Всё было напрасно…
Тогда, прежде чем кто-либо успел удержать её, Настюша быстро и ловко взобралась на баррикаду.
  Настюша быстро и ловко взобралась на баррикаду.