Советы пострадавшего (Юмористические рассказы)

Должен честно признаться: некоторые заявления настолько потрясли меня дерзновенностью замысла, что я не устоял и списал их для образца и возможного подражания.
Образец № 1. (Стиль интимный. Идея — «Все мы, люди, — человеки»).
Нач. тел. узла И. X. Драч.
Дорогой Иван Христофорович!
Хочу, чтобы Вы меня поняли по-человечески, как мужчина мужчину. Под Новый год я обженился. Ничего плохого про свою жену сказать не могу, окромя того, что ей двадцать один год, а мне сороковой стукнул пять лет назад. И вот, поверите, сижу у себя в проходной (служу помначохраны аптекарского склада), а у самого душа не на месте, так и свербит: а ну как жена ушла из дому куда не надо! Поверите ли, за смену четвертинку валерьянки выпиваю, чтобы успокоить свою расхлястанную нервную систему. А будь у меня дома телефон, я бы тогда каждые пять минут названивал ей с работы, и мы жили бы душа в душу.
Иван Христофорович! Пугать не хочу, но знайте: не поставите телефона — я над собою что-нибудь нехорошее сделаю или, того хуже, порешу свою молодую. Я такой.
Остаюсь в надежде на Вашу мужчинскую солидарность.
(подпись).
Образец № 2. (Стиль возвышенный. Идея — «Худые песни соловью…»).
Начальнику управления городской телефонной сети.
Многоуважаемый Никодим Никандрович!
С глубочайшей просьбой обращается к Вам композитор-полифонист А. Я. Музопузов.
Живя на старой своей квартире, я привык просвистывать по телефону фрагменты своих новых произведений группе ведущих музыкальных критиков, главному редактору журнала «Так громче музыка» и ряду других авторитетных инстанций. И лишь в том случае, если музыкальная тема не вызывает принципиальных возражений у упомянутых товарищей, я приступаю к ее аранжировке и инструментовке.
Отсутствие телефона делает совершенно невозможной мою жизнь в искусстве и в новой квартире. Умоляю Вас поставить мне телефонный аппарат для предварительного просвистывания музыкальных фрагментов авторитетным инстанциям.
Искренне Ваш.
(подпись).
Образец № 3. (Стиль озабоченный. Идея — «И сокращаются большие расстояния»).
Уважаемый товарищ начальник Утятинской конторы связи!
Как я есть продавец палатки «Фрукты-овощи» на Конюховском рынке, то граждане часто интересуются, когда поступят в продажу импортные апельсины и бананы, а в горторге насчет этого ничего не знают. По той причине я должен поддерживать непосредственную телефонную связь с островом Цейлон. Учитывая разницу во времени между Утятинском и Цейлоном (6 часов), переговоры приходится вести исключительно по ночам, по какой причине прошу установить мне на квартире личный аппарат.
(подпись).
Образец № 4. (Стиль нахальный. Идея — «Ты еще узнаешь моего дядю, голуба!»).
Заведующему телефонной сетью Соустьеву Б. У.
Обращаюсь к Вам в третий раз и последний. Хочу уведомить, что в среду мною получено письмо от известного артиста Райкина Аркадия, который мне родной дядя, чтоб вы знали. Дядя пишет: «Неужели, Юка (мое имя вообще Юрий, но родные зовут Юкой), неужели тебе до сей поры не поставили телефон? Просто удивительно! Сообщи мне, Юка, фамилию и приметы вашего телефонного начальника, и я этого бюрократа так пропесочу по телевизору, такой на него сарж наведу, что он упадет без чуйств, а весь ваш город две недели не прохохочется». Я попросил дядю пока что повременить, в надежде, что вы, Соустьев, осознаете и установите мне аппарат, не доводя дела до сатиры и юмора. Делаю вам последнее серьезное предупреждение, Соустьев.
(подпись).
Увы, дорогие друзья по несчастью, я вынужден вас огорчить. Как мне удалось выяснить, ни один из авторов этих душераздирающих посланий не добился успеха. Кроме последнего. Телефона ему, правда, не поставили, но зато он схлопотал фельетон в местной газете «Областная младость». Его высмеяли как шантажиста и вдобавок самозванца, не имеющего никакого родственного отношения к известному артисту. И хотя буквы в словах «фельетон» и «телефон» почти одни и те же, но разница между тем и другим все-таки весьма существенная.
  
 
 
 
ПАМЯТКА
 
Недавно я встретил на улице Мишу Сыроватко. Из-за пазухи у него торчала умилительная мордочка бульдожьего щенка.
— Симпатушка? — спросил Миша. — А какое генеалогическое древо! Каждая ветвь так и гнется под тяжестью золотых медалей.
— Я не знал, что ты собачник!
— Я — нет. Но главный режиссер театра имени Кальдерона без ума от бульдогов.
— Он пригласил тебя на день рождения?
— Нет. Видишь ли, вчера я отнес в их театр свою пьесу, а сегодня через знакомых случайно узнал, что у режиссера семейное горе: околел любимый бульдог. Ну, я и решил утешить человека, купил ему за тридцатку этого милого пупсика.
— Короче говоря, ты хочешь дать главному режиссеру взятку, но, в отличие от гоголевского прокурора, он берет не борзыми щенками, а бульдожьими. Все понятно.
— Глубоко ошибаешься, — обиделся Миша. — Не взятка, а памятка. Ты пойми: каждый день порог театра переступает почтальон с сумкой, набитой пьесами. Со всей страны тысячи наивных кандидатов в Шекспиры шлют в театр свои незрелые опусы. У режиссеров просто нет времени прочесть всю эту прорву машинописного текста. Поэтому начинающий драматург, вроде меня, если он хочет привлечь внимание театра, должен хоть чем-то отличаться от сонмища конкурентов.
— Отличайся талантом, — назидательно изрек я.
— А откуда режиссер узнает, что я талант, если он мою пьесу даже в руки брать не желает? Значит, надо сделать так, чтобы пьеса сразу же ему чем-то запомнилась. Вот для того-то я и преподнесу ему щенка. Как живую памятку. Выйдет режиссер погулять, его обступят детишки: «Ах, ох, откуда у вас такой миленький пупсик?» А он ответит: «Да так, купил по случаю», — а сам подумает: «Надо же в конце концов прочитать пьесу этого Сыроватко». Днем ему жена звонит на работу и сообщает, что пупсик нагадил на ковер. Режиссер сразу вспоминает меня и думает: «Да, кстати, надо будет показать пьесу этого Сыроватко директору театра». Ночью его будит тоненький, как звоночек, скулеж песика, которому страшно без своей собачьей мамы. Режиссер вспоминает: «Да, кстати, надо будет показать пьесу Сыроватко в управлении театров». Так что видишь, щенок — это просто памятка.
— Взятка! — упрямо заявил я.
— Нет, памятка! — твердил Миша.
— Хорошо, допустим, но почему же в таком случае не вдарить режиссеру в глаз? Он бы ставил примочки и думал: «Ах, да! Надо будет немедленно показать гениальное творение Сыроватко директору театра!» На работе его спросят: «Откуда у вас такой чудненький, веселенький фиолетовый фонарь под глазом?» А он тут же вспомнит: «Ах, да, надо будет помочь Сыроватко переделать первый акт!» Уверяю тебя, хороший удар в глаз — великолепная памятка! Режиссер тебя до-о-олго помнить будет.
— Ты говоришь глупости.
— Ага, глупости! Значит, тебя устраивает не всякая память о тебе, а только добрая. Иными словами, за свой подарок ты ждешь ответной благодарности. Так бы и говорил.
— Ну, не совсем так, но что-то вроде, — заюлил Миша Сыроватко.
— Значит, взятка!
— Нет, памятка!
Спустя три дня я снова совершенно случайно встретил Мишу Сыроватко. Он шел мрачнее тучи. Я спросил, как дела с пьесой.
— Плохо.
— Не сработал, значит, бульдожка…
— Сначала все шло, как по нотам. Режиссер чуть с ума не сошел от радости. Он сунул звереныша за пазуху и помчался домой порадовать супругу. Ночью он прочитал пьесу и к рассвету самолично переписал заново последний акт. Днем он загнал в угол директора и заставил его тут же проштудировать пьесу от корки до корки.
— Так, так… И что же?
— Актеры, черти, все испортили. Уперлись, как быки, и заявили, что скорее согласятся играть поваренную книгу, чем мою пьесу. И все лопнуло.