Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ)
Шлепки босых ног. Между Колином и грандой не втиснуть и ладонь, так близко они друг к другу. Недопустимо и обязательно. Она пытается смотреть с вызовом. В его взгляде ни грана желания разглядывать её.
Рискни унгриец дотронуться, или дотронься до Сатеник, получил бы смачную, звонкую оплеуху, после которой горит отбитая рука и пылает приложенная щека. Но легко удовольствовался выцыганенным поцелуем в уродующий шрам.
Так целуют чужих детей. Звонким чмоком, не вкладывая никаких особых чувств. Дети чужие, какие особые чувства?
Вытерла бы губы, но это слабость. Победитель, а она победитель, не может, поддаться слабости.
− Сама справлюсь, − отказалась гранда, от ухаживаний.
Завернулась в ткань, пропитанную запахом дикой груши.
ˮЕще хуже розмарина,ˮ − возмутился Колин. — ˮХотя что может быть хуже?ˮ
− Я подам вам вина, − готов он угодить наяде-плотве.
Она милостиво дозволила. Триумфатору личит дозволять и осчастливливать.
Рыхлый, с фасолину, катышек нырнул в кубок и растворился без остатка. Не прибавил горчинки и не сделал благородный напиток слаще, не подчеркнул терпкость и не привнес нового аромата. Пропал в рубиновой жидкости, ничем не выдав своего в ней присутствия.
− Так о чем ты хотел говорить?
Пригубив вина, она чувствовала себя достаточно уверено.
− Чью голову вы хотите увидеть на своем герионе*? Не буквально конечно…. Хотя… не посмею отказать.
В соляном столбе больше эмоций. Мысли гранды враз сделались куцыми и путанными, похожими на стайку мальков. То метнулись скрыться в глубине, то шарахнулись в стороны, то устремились к теплому прибрежью. Дыхание сбилось, но воздуха достаточно сделать выдох.
Не назвать имя, смыть его с языка, растворить внутри себя, глотнула вина. Виноградная благодать не вкусней травяного взвара. Заторопилась повторить, поперхнулась глотком, мелко кашлянула, облилась и едва не выронила кубок из непослушных пальцев.
− Позвольте, − поспособствовал Колин преодолеть гранде затруднения.
В четыре руки пилось неудобно, но легче. Значительно.
ˮНе скажет,ˮ − думалось унгрийцу, наблюдая удручающую беспомощность девушки, ощущая её дрожь.
ˮСволочь! Сволочь!ˮ − холодела гранда от собственной трусливой немоты. Но помощь не отвергла. Не оттолкнула. Не высвободилась. Побоялась, воспримет за отказ. Отказа она не желала.
Слабость спасительна. Кощунство не состоялось. Запреты не нарушены. Табу в неприкосновенности.
ˮЗря,ˮ − подосадовал Колин. Произнеси, выдохни гранда имя, сколько ненужностей отпало бы или удалось избежать.
− Так чью? Маммара аф Исси? Его голова устроит?
С человеком, у которого весь мир в статусе врага, не затруднит найти взаимопонимания. Легче легкого. Даже после успешной войны.
Сатеник кивнула, невнятно выдохнув.
− Гмда…
− Вот и славно.
С кандидатурой унгриец подгадал. Может поединщик не самый желаемый, но один из них. Маммар аф Исси приближенный инфанта. Друг, нянька, опекун, сводник, глухая стена спрятаться, крепкий панцирь из-за которого ненавистного братца не достать. Смерть поединщика, болезненный щелчок по самолюбию Даана. О! это уже не чахленькая история с белобрысым Гусмаром.
Как всегда она не думала о последствиях. Предвкушение маленького торжества затмило все. Редкое в последнее время чувство, прихотливо связанное с Поллаком. Скрыть эмоции не получится. Нужна хорошая жизненная школа, врожденный дар лицедейства или, по крайней мере, железная воля. Из всего набора у гранды ничегошеньки, только предвкушение, запирающее дыхание.
− Голову. Исси. Сюда, − не вдумывается Сатеник в то, что говорит, вторично целуя унгрийца в рваную щеку.
− Десять дней, − оговорил Колин срок исполнения. — А до этого примите мой consilium*.
За голову Исси даже этого много.
Перед уходом унгриец что-то подцепил с гериона. Сбоку, на границе виденья, маятником качнулась расшитая вензелем ткань.
− И эсм, примите добрый совет, откажитесь от вредной привычки, дарить пустые кошели.
Она долго не могла успокоиться. Её блуждающий взгляд, блестящий и полусумасшедший, останавливался на герионе и не мог от него оторваться. Пока на нем лежала не голова Исси, которую она представляла задряблевелым капустным кочаном с рынка, а пустой плоский кошель с её гербом.
Сатеник отказалась от ужина, но выпила еще вина и только после этого легла в постель. Ей казалось, ход событий ускорится. Совсем как в детстве. Праздник всегда завтра. Она ждет праздника. Она ждет….
Поспать не удалось. Гранда долго не могла согреться. Когда согрелась, пришла новая напасть. Ей виделся не обезглавленный Исси и не плюющийся желчью разъяренный Даан. Стоило смежить веки, перед глазами вставало изуродованное лицо унгрийца. Навязчиво накатывали воспоминания поцелуя, и прикосновения губами к шершавым жестким шрамам. Гранду мутило и тряс озноб. Началась рвота, а следом преждевременные регулы. Служанки сбились, менять ей ночные сорочки, льняные подкладки и перестилать простыни. Лекаря гранда не допустила. Наорала на Лисэль. Швырнула подушкой в Гё. Все чего она желала, пусть оставят её в покое. До утра. Впервые в жизни Сатеник отбилась от доброхотов и настояла на своем.
***Ни еды, ни выпивки. Сюда ходят не за этим. Свет по необходимости. Слова тоже.
Колин аф Поллак пододвинул к собеседнику толстенный кошель. Назвавшийся Фрашке, денег не тронул, приготовился слушать. Внимательно. Каждый звук, каждую паузу. Приучен. Род деятельности обязывал.
− Габор аф Гусмар.
Баротеро мелко качнулся — понимает о ком разговор. Он не в восторге. Связываться с благородными обременительно. Не то чтобы трудно и невыполнимо. Все головняки начнутся позже. Искать и назначать крайних, будут без разбора. Не попасть под раздачу и в козлы отпущения…. Стоит ли оно того?
−… Ему запрещено приближаться ко мне, а мне к нему нет.
Месть простое чувство. Категории любви и ненависти понимаются хуже. Предательство и измены вовсе не стоит рассматривать. Придется долго объяснять. А месть…. Месть что нобль. С какой стороны не посмотри − золотой. И не существенно, что на аверсе или реверсе.
− Надо надоумить мальчика. Его чувства… его теплые чувства не останутся без внимания со стороны баронессы Аранко. Я рассержусь… Новый поединок. Место выбирать ему.
− Вообще-то я не нянька, − заметил Фрашке унгрийцу.
− Могу посоветовать расширить набор услуг, − Колин сжал кошель. В стянутой горловине проглянул золотой бок монеты. − Твое участие обусловлено безвременной кончиной лучшего приятеля. На выбор, любого из четырнадцати. Хочешь поквитаться.
− Чего сам не впрягусь за дружка? — вопрос стоил баротеро пять процентов от суммы.
− Рана или старость.
Фрашке признал причины бездействовать уважительными.
− Гусмар из солеров. Кто я, а кто он, связываться со мной?
Долой еще пять процентов.
− А ты пообещай научить Кругу Тибо. Подействует безотказно, − сарказму унгрийца позавидует сама насмешница Удача. − Я покажу.
На лице баротеро отразилось крайняя степень изумления и недоверия. Круг Тибо это же…. это же ключ от Райских Врат, тропинка прямиком в Чистилище, короткая дорожка в Ад, всем его недругам!
− Покажу-покажу, − пообещал унгриец с такой легкостью, будто речь шла о пустячной услуге. − И Удар Жарнака персонально для тебя.
Баротеро живенько смел кошель со стола. Теперь он обрел право задавать вопросы свободно. И задал.
− Почему так?
Унгриец пожал плечами. В своем праве. Ответ Фрашке нисколько не обескуражил.
− А откажется?
− Не откажется, − исключил Колин несговорчивость альбиноса. — Самопожертвование слишком для него сложно. Ручаюсь, мальчик, какой день мучается придумать обойти родительский запрет и ограничения закона. Ты и придумаешь.
− И все же.
− Деньги твои в любом случае. Но лучше добиться согласия.
− Хочешь получить еще откупных?