Новый потоп

— Я еду встречать Макса! — сказала Ева. — Ты со мной, Ивонна?
Она пошла искать шофера. Губерт со снисходительной усмешкой глядел ей вслед.
— Она не идет… нет! Она летит!
Де Мирамар спустился на узкую полосу пляжа, заполненную купальщиками, устанавливавшими свои палатки. Не обращая никакого внимания на их пустую болтовню, он присоединился к группе рыбаков, стоявших несколько в стороне. Он стал их методически расспрашивать, но они воздерживались от какого-либо мнения. Они качали головой, и их острые глаза со смутным беспокойством убегали вдаль.
— На нашей памяти никогда не случалось ничего подобного, — проговорил наконец один из них.
Их энергичные лица с обветренной кожей свидетельствовали о глубоком знании изменчивого и сурового моря.
Де Мирамар вернулся на виллу. Поднимаясь по ступенькам террасы, он заявил:
— Никто ничего не знает… Пойдемте работать, госпожа Андело.
Гувернантка увела обоих детей. Оставшись одна, госпожа де Мирамар расположила поудобнее подушки, вытянулась на кресле, улыбнулась обвевающей ее ветке и закрыла глаза под немолчный рокот волн.
Вдруг она вскочила. Горничная вносила чай.
— Который час? Пять часов? Уже?.. Барышни вернулись?..
Ей ответил автомобильный гудок. Послышались веселые голоса. Молодые девушки и Макс ворвались в сад. Все говорили сразу, и их белые наряды, их смех, их беготня разбудили этот дремлющий уголок, где смягчившийся свет уже бросал длинные лиловые тени. На пороге появилась госпожа Андело. Де Мирамар просил извинить его: он не хотел прерывать работы.
— Но вы все-таки присядете к нам и выпьете чашку чая, — любезно сказала госпожа де Мирамар. — Я боюсь, что вы переутомитесь от этих занятий!
Госпожа Андело уселась среди молодежи. Сестры принялись за ней ухаживать. Они сменили свои автомобильные шапочки на большие тюлевые шляпы, которые трепетали вокруг их светлых личиков, точно крылья.
— Ивонна, — улыбнулась госпожа Андело. — Вы сегодня похожи на вашу сестру!
— Это потому, что я довольна, — таинственно ответила девушка. — Если бы вы знали, какое удовольствие проехаться на автомобиле по солончакам!
— А как море? — спросила Ева.
— Я не смотрела, — ответила госпожа де Мирамар, подливая в чайник кипятку. — Думаю, что оно на том же месте.
— Забастовка продолжается!
Отдаленный гул прервал их шутки. Все встали с мест, перегнувшись над решеткой.
Вдоль съежившегося пляжа, насколько охватывал взор, мелькали яркие пятна цветных нарядов и палаток. Какое-то внезапное смятение охватило купающихся. Видно было, как они поспешно сворачивали полосатые полотнища палаток и отбегали к подножию скал, на ходу перекликаясь друг с другом. Получалась картина громадного разноцветного муравейника, в середину которого бросили палку…
— Они больше не смеются, — сказала Ева. — Они как будто чем-то напуганы…
— Разве вы не видите чем? — воскликнул внезапно побледневший Губерт.
Он протянул руку, указывая на белый край волны.
— Вода поднимается!
— Так значит, это не забастовка, — проговорил Макс. — Это — революция.
Однако это явление показалось им больше странным, чем тревожным, и смятение купающихся вызвало новые взрывы смеха.
— Тем не менее, это странно! — пробормотал Губерт. Он стиснул голову обеими руками.
— Что же это будет? — спрашивала Ивонна.
— Госпожа Андело! — воскликнула Ева, стремительно оборачиваясь. — Погадайте на картах!
Госпожа Андело встала с места и выпрямилась.
— Да, да, да!.. Мадам Женевьева! — настаивали девушки. Она побледнела и отвернулась. Ее глаза сделались неподвижными и далекими.
— Разве вы не понимаете, что предсказание начинает сбываться?
Они в недоумении замолкли. Автоматическим голосом она повторила давно сказанные слова:
— «Возможно, что в недалеком будущем массы воды снова ринутся на сушу. Я этого не увижу… Но ты… Может быть…»
Она ушла. Веселое настроение пропало. Макс и Ева переглянулись. Ивонна разразилась плачем. Даже госпожа де Мирамар, ласково гладя белокурую головку, припавшую к ее коленям, почувствовала на спине чье-то холодное дыхание.
— Ну, ну, Ивонна! — успокаивал Макс — Посмотрите на море. Оно такое тихое и голубое. Завтра газеты разъяснят нам это явление. Поднимите же голову, прелестная сестренка!
— Нет, нет! — рыдала Ивонна. — Я не хочу на него смотреть! Я его теперь боюсь!
Океан незаметно поднимался. Косые лучи солнца трепетали на его волнах, которые медленно катились к берегу, ласкаясь и точно играя, и бросали на него розовую пену, которая на минуту расцвечивала его песок…, И каждая последующая волна заносила свой пенистый узор все дальше и дальше…
Ева увидела, как три старых рыбака прошли мимо них какой-то странной, развинченной походкой. Они качались, как пьяные. Она крикнула им:
— Что это значит?
Самый старый из рыбаков поднял голову и узнал девушку, которая каждое утро спрашивала его, хороша ли погода для улова.
Он остановился, машинально поднес руку к фуражке и ограничился лаконическим ответом:
— Никто не знает…
Ева заметила землистый цвет его лица. Скоро узкие тропинки береговых утесов покрылись людьми. Высыпало все население — женщины, мужчины, дети. Они молчали. Они стояли неподвижными, растерянными группами и медленно отступали по мере того, как продвигалась волна. Группа купающихся возрастала. Их пестрая и шумная масса присоединилась к темной группе рыбаков. Приезжие гости уже обрели свою беспечность. Изредка доносились взрывы смеха. Это событие, нарушавшее однообразие лета, приводило их в хорошее настроение. Они хохотали над растерянностью моряков. Женщин в особенности забавляла суета у моря и вид рыбаков, которые бросались в воду, подбегали к своим лодкам, снимали их с якоря и перетаскивали поближе к берегу, непрестанно уходившему все дальше и дальше. Переполох царил вдоль всей ярко синеющей необозримой глади, которая как бы охватывала умирающий багрянец заходящего солнца в своей укачивающей ласке.
Ученый лихорадочно писал, не отрываясь от бумаги, и был очень удивлен, когда Губерт вошел в его рабочий кабинет.
— Отец, вода поднимается!
Де Мирамар поднял глаза. Он с трудом оторвался от листа, который для него был реальней всякой действительности.
— Как ты говоришь?
— Вода поднимается.
— А!.. Любопытное явление… Очень любопытное…
Он с сожалением взглянул на начатую страницу.
— У госпожи Андело мигрень, — сказал он со вздохом. — Работа плохо подвигается.
Тон, которым были сказаны эти слова, предупреждал сына, чтобы он его не очень долго беспокоил.
— Отец, — продолжал Губерт резким и дрожащим голосом, — не думаете ли вы, что лучше уехать?
— Уехать? — перепугано воскликнул де Мирамар. — А моя работа?.. — Он взглянул на сына, желая убедиться, что тот не шутит. — И это ты предлагаешь уехать? Ты боишься?.. Ты? Боишься чего?..
— Я не знаю, — прошептал молодой человек. — Все это так странно…
— Куда же ехать? — продолжал старик, — Вернуться в Париж, когда мы так хорошо тут устроились? Зачем создавать осложнения? К тому же, вода спадет… и тогда…
Он остановился, заметив перекошенное лицо сына.
— Что с тобой, Губерт?
— Я не знаю, — повторил тот, не будучи в состоянии выразить возрастающую в душе тревогу.
Де Мирамар окинул огорченным взглядом груды книг, разбросанные бумаги, рукопись, разложенные выписки…
— Это не к спеху, — проговорил он. — Мы успеем еще завтра принять решение.
— Завтра? — повторил Губерт. — Хорошо… Пусть это будет завтра…
Он замолк и вышел из комнаты.
Де Мирамар склонился над столом, покачал головой и подавил вздох.
— Каким он сделался странным… после войны… И, продолжая начатую фразу, принялся писать:
«На заре неолитических времен замечается внезапное и полное исчезновение…»
Он остановился, чтобы найти дальнейший ход мысли, прерванной стремительным вторжением сына.