Принцесса Диана. Жизнь, рассказанная ею самой

Все вокруг дружно оглохли, а королева, неподалеку беседовавшая с каким-то послом, даже не повернула голову, лишь поведя в нашу сторону глазами. Я поразилась выдержке Ее Величества! Чарльз бросился вон из зала, а герцог Эдинбургский фыркнул, обращаясь ко мне:
– Видите, как дурно воспитан ваш муж, Диана.
Я с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть:
– Кто его воспитал, если не вы?
Пришлось сказать нечто обтекаемое:
– Вы должны извинить его, принц очень устал сегодня…
Герцог неисправим, он тут же фыркнул еще раз:
– От чего устал, от ползанья на коленках в навозе среди грядок или от чтения философских глупостей? Не защищайте своего мужа!
Теперь едва не зарыдала я, потому что получилось, будто в их ссоре есть моя вина.
Стычки малые или покрепче повторялись то и дело, обычно королеве удавалось предотвратить перепалку, всего лишь сурово сдвинув брови.
Я быстро поняла, что и принц Филипп, и Чарльз побаиваются королеву, и попыталась этим воспользоваться. Однажды, когда была готова разгореться очередная перепалка, я шепнула Чарльзу:
– На нас смотрит Ее Величество.
В первый раз это помогло, но во второй принц резко оборвал меня:
– Королева стоит к нам спиной! А ты не вмешивайся, чтобы не демонстрировать свою глупость!
Вместо принца Филиппа досталось мне.
Поэтому, когда я слышу, что принц Чарльз исключительно сдержан и интеллигентен и никогда не позволит себе грубости к кому бы то ни было, я сразу вспоминаю их стычки с отцом, летящие на пол дорогие часы, разбитые рамки для фотографий, зеркала, вырванную раковину…
Неужели я причина этих вспышек агрессии? Сначала меня мучило опасение, что так и есть, но постепенно поняла, что все просто привыкли и стараются не обращать внимания.
Дурной пример заразителен, немного погодя и я уже позволяла себе то, чего недавно не могла и представить. Я кричала на горничную и на мужа тоже. Хуже всего, что мы скандалили, не замечая, что нас слушают.
Чарльз не раз говорил, что рядом с Камиллой чувствует себя не принцем, а человеком, потому ему так хорошо.
Я очень, очень хотела бы, чтобы он был не принцем, а человеком! С первой и до последней минуты нашего неудачного брака хотела. Он бывает таковым, но с детьми или с Камиллой, только не со мной.
Со мной с первой минуты – принц! С первой минуты твердил об обязанностях, о том, что долг превыше всего, что и он, и я должны думать о долге… Чарльз все время, пока мы были даже не вместе, а просто рядом, внушал мне, что он не простой смертный, что не простой человек, что принц, наследник престола!
Начал внушать это еще до помолвки, а потом удивился, почему я его не воспринимаю просто человеком.
Как могла двадцатилетняя девчонка, не имевшая никакого сексуального опыта, относиться к мужу почти по-матерински?
Большой проблемой стала моя растущая популярность. Сначала она меня пугала, я не знала, как держать себя на людях, видела, как строго и спокойно держится королева, как сдержан сам Чарльз, мне казалось, что я никогда не смогу вот так – строго и по-королевски. Муж усиленно поддерживал мои опасения, советуя взять себя в руки, собраться, говорить четко и спокойно…
Лучше бы он этого не говорил! Возможно, людям, с самого рождения привыкшим к множеству людей, к восторженным приветствиям, к фотовспышкам, к вниманию прессы, это и легко. Но когда ты становишься объектом внимания масс-медиа в девятнадцать лет и по такому поводу, как «сделает ли вам предложение принц?», то поверить в свои силы, если никогда в них не была уверена, тяжело.
Я еще в Уэльсе поняла, что ни за что не смогу сдержанно улыбаться, кивать и помахивать рукой, я не такая. К моему и всеобщему восторгу, оказалось, что это необязательно. Людям вовсе не нужно, чтобы я лишь раздвигала губы в улыбке, помахивала рукой и держалась подальше. Наоборот, все хотели, чтобы я была настоящей.
И тогда началось удивительное, потому что на наше появление слетались, как пчелы на мед, не только журналисты, но и простые люди. Сначала Чарльз считал, что это из-за блестяще организованной свадьбы, мол, меня до сих пор видят невестой. Потом стал выражать неудовольствие.
Мне здорово досталось в нашу первую поездку в Австралию и Новую Зеландию.
Чарльз был в ужасе от размеров моего багажа, пришлось взять с собой больше двух сотен нарядов, чтобы не появляться в одном и том же.
– Ты собралась демонстрировать моду или совершать официальный визит?
Если честно, то первое. Это Чарльз понимал, с какими политическими трудностями мы можем там столкнуться, ведь и Австралия, и Новая Зеландия поговаривали если не о выходе из Содружества, то о том, что им вовсе не нужна английская монархия. Меня пытались убедить, что от этого визита зависит многое, потому что за Австралией могут последовать и другие… Кто другие, не говорили.
Чарльз готовился очень серьезно, он был доверху набит сведениями об Австралии, ее политических деятелях и раскладе сил. Мне не отводилось в этой поездке никакой роли, достаточно просто улыбаться рядом с мужем и помахивать рукой, приветствуя раздраженных австралийцев, чтобы убедить, что монархия не так уж страшна и отказываться от нее не стоит.
Принц успокаивал:
– Не бойся, это не Уэльс, и вообще не Англия, там не будет таких толп.
Он сильно ошибся, это были даже не толпы, а что-то невероятное! И рев:
– Ди-а-на! Ди-а-на!
Я сразу почувствовала, как напрягся Чарльз.
– Из-за глупого восторга толпы может быть сорвана важнейшая программа встреч.
Ничего не сорвалось, но двухсот платьев не хватило, пришлось просить, чтобы прислали из Лондона еще. Я просто обязана оказалась все шесть недель в каждом следующем месте появляться в новом облике и ни разу не ошибиться с выбором туалета.
А сколько было пожато рук, сколько сделано фотографий, сколько произнесено слов приветствий, сочувствия, поддержки!
– Как у тебя это получается?
– Что – это?
– Как ты умудряешься сообразить, с кем именно надо начать разговор?
А я не соображала и не высчитывала, я просто сердцем чувствовала того, кто, как и я, не уверен в себе, чем-то обижен, кому плохо и больше других требуется поддержка. Самый маленький, самый слабый, самый пожилой, самый больной… что тут вычислять? Кому же помогать, как не им? Что заумного в том, чтобы, разговаривая с ребенком, присесть перед ним, чтобы не просто наклониться к старику, а коснуться его руки, погладить по голове малыша у матери на руках…
Я ничего не придумывала, наоборот, я забывала все наставления, как только выходила из машины, временами даже забывала о муже. Там было столько желающих поговорить, просто коснуться руки, поймать взгляд…
Чарльз возмущался тем, что пресса не желает писать ничего серьезного, что все газеты уделяют внимание только тому, во что была одета, как выглядела и как пожимала руки принцесса! Я понимала, что он ревнует к моей популярности, потому что не раз ему приходилось ждать, пока меня отпустит очередная толпа.
Конечно, он гордился тем, что его жена и сын прекрасно выглядят, что я популярна, что австралийцы вдруг поняли, что они обожают принцессу, а заодно и всю монархию тоже, что никто уже не заявляет о желании отказаться от королевы. Но для Чарльза и для всей королевской семьи осталось загадкой, почему двадцатиоднолетняя глупышка смогла легко добиться того, на что мало рассчитывали дипломаты, планируя турне.
Я вернулась из Австралии другим человеком, я почувствовала силу своей популярности и свои возможности. Конечно, поездка с маленьким ребенком создала множество проблем, но она же того стоила! Девятимесячный Уильям был отличным политическим подспорьем своим родителям, разве могли не прийти в восторг все видевшие мать и отца с очаровательным малышом, разве можно поверить, что вот эта счастливая семья представляет какую-то угрозу Австралии?
Мы победили! Но и на сей раз я не услышала криков восторга со стороны своих родственников в Букингемском дворце. Было сказано всего лишь, что мы справились, под этим «мы» подразумевались мы с Чарльзом. Нечестно, справилась прежде всего я, ведь мне было куда трудней.