Принцесса Диана. Жизнь, рассказанная ею самой

Чарльз полагал, что и мы будем жить так же. Камиллу вполне устраивала «серая мышка» в качестве супруги ее любовника.
Но я была не согласна с такой жизнью, я влюбилась в Чарльза и желала быть ему настоящей женой, любовницей и другом. До друга, конечно, далеко, но вот женой, любовницей и матерью его детей я вполне могла стать. Получилось только последнее. В качестве любовницы неопытная девушка ему не была интересна, жена, которой уделяют куда больше внимания, чем ему самому, тоже.
Чем больше я старалась понравиться всем, тем меньше нравилась мужу, он не просто перестал бывать в моей спальне, но и всячески унижал меня в присутствии многих. Слышавшие его безобразный крик на меня обычно делали вид, что оглохли или не понимают по-английски.
Да, я откровенно переигрывала своего супруга во всеобщей любви, за это он лишил меня любви собственной. Чем больше меня хвалили в газетах, чем чаще фотографировали, чем большими были мои успехи в благотворительной деятельности, тем хуже относился ко мне муж. Вместо того чтобы объединить усилия и вместе приносить пользу, мы словно пошли разными путями.
Я участвовала в открытии новых больничных корпусов, собирала деньги на строительство больниц, проводила время в центре для бездомных, пожимала руки больным СПИДом, чтобы все поняли, что эти люди, особенно дети, не должны стать изгоями (от СПИДа умер бывший камердинер Чарльза Стивен Барри, но принц не нашел нужным вообще вспоминать об этом, не говоря уже о поддержке)… Чарльз в это же время путешествовал с Ван дер Постом по Калахари, объясняя это стремлением побыть в одиночестве и подумать, потом он был на Внешних Гебридах и снова в одиночестве…
А потом злился, что мои фотографии появляются в газетах чаще, чем его! Кому интересен бродящий в одиночестве принц, которого беспокоит непонятно что, заумные идеи Ван дер Поста?
Чарльза раздражало во мне уже все. Когда он сломал руку, упав с лошади, то даже прогнал от себя из госпиталя, запретив ухаживать за собой. Это случилось в мой собственный день рождения. Весело, не правда ли?
Зато Камиллу в качестве сиделки допустили.
Так не могло продолжаться бесконечно. В конце концов, я тоже уже знала себе цену.
Я решила дать бой ротвейлерше, для чего отправилась на прием в честь сорокалетия ее сестры вместе с Чарльзом, чего тот уж никак не ожидал. Обычно мы ездили всюду врозь, и уж на праздник с участием сестры Камиллы Аннабель Элиот я попасть никак не была должна, хотя приглашение пришло для обоих.
Чарльз был просто взбешен, он всю дорогу терзал меня укорами в том, что я поехала.
– Но почему, ведь я же тоже приглашена? Я плохо выгляжу? Или помешаю твоей любовнице?
Я с трудом справилась и не вернулась обратно, решив довести дело до конца. По реакции Чарльза было понятно, что я права, там действительно будет присутствовать Камилла (это вполне понятно, все же юбилей ее сестры), и они на что-то рассчитывали.
Меня поддерживала мысль о том, что я хоть свидание испорчу.
Но все получилось куда более резко. После обеда, когда все разошлись по разным углам побеседовать о своем, я стала искать мужа и Камиллу. Они обнаружились в оранжерее, правда, не в одиночестве и в страстных объятьях, а во вполне приличных позах и в обществе еще кого-то из гостей. Кен Уорф все пытался отвлечь меня какими-то глупостями. Телохранитель вовсе не желал скандала, он прав, я закатывать безобразную сцену не стала.
– Только не говори мне, что это вовсе не то, что я думаю!
Уорф только со вздохом пожал плечами:
– Я не знаю, что вы думаете.
Конечно, он все прекрасно понимал, и то, что все всё знают и понимают, приводило меня в ярость!
– Камилла, я хотела бы наедине с вами обсудить сложившуюся ситуацию…
Я прекрасно видела, как она смутилась, а Чарльз поспешил ретироваться. Мы действительно остались наедине. Я смотрела и не могла понять, ну чем же она лучше?! Старая, некрасивая, перепуганная женщина, старательно делала вид, что она ничего не боится и все прекрасно понимает.
– Я хочу, чтобы вы знали – я прекрасно осведомлена о том, что происходит между вами и моим мужем. Я не вчера родилась на свет.
– Чего вам не хватает, ведь у вас есть все – положение, прекрасные сыновья…
Как я удержалась, чтобы не выцарапать ее наглые глаза или не изуродовать лицо, не знаю. Наверное, сказались годы выучки в королевской семье.
На обратном пути в машине я сказала мужу, что если это не прекратится, то он сильно пожалеет.
Чарльз промолчал.
Всю ночь у меня была истерика, столько слез, как тогда, я не проливала никогда.
Ничего не изменилось, они продолжали оставаться любовниками, несмотря ни на что. И продолжали скрывать свои отношения от общества. Прикрываясь помощью друзей, они проводили страстные ночи то в одном, то в другом доме, и я не знала, что с этим делать. Чарльз продолжал считать себя свободным любовником, несмотря на столько лет брака и двоих сыновей.
Я даже попыталась ответить тем же, но роман с Хьюиттом быстро превратился ни во что, во-первых, он отправился воевать, а во-вторых, оказался столь меркантильным, что стал даже торговать моими письмами. Предательство и ложь так сильно брали за горло, что жить становилось невыносимо.
Но на сей раз я не стала резать вены или падать с лестницы, я решила дать бой.
В результате появились пленки, наговоренные для постановки голоса, но я была настолько в бешенстве и не могла ни думать, ни говорить ни о чем другом, что воспользовалась случаем и высказала все откровенно. Минута за минутой, час за часом я рассказывала о пережитом, о том, как столько лет отчаянно боролась с любовницей мужа, но не смогла ее одолеть, как Камилле и Чарльзу помогали те, кого я считала друзьями (о, тогда я еще многого не знала сама!), как меня мучили приступы булимии, о попытках суицида, о том, как невыносимо жить во лжи и предательстве…
Думала ли я тогда, что все выльется в книгу? Тогда думала, потому что очень хотела, чтобы все стало известно, чтобы все поняли, что хорошая семья – это блеф! Понимала ли, во что это может вылиться? Не совсем, просто очень хотелось отомстить.
Позже я думала, зачем действительно все это сделала, ведь осколками этой бомбы были задеты и мои сыновья тоже. Захлестнула обида на мужа, который не изменился, понимание, что я бессильна против системы, и желание взорвать эту систему любой ценой. Я не могла больше видеть Камиллу Паркер-Боулз без того, чтобы не сделать ей какую-то гадость. Она, чувствуя это, всячески сторонилась. Но положения дел это не меняло.
Я даже сама не понимала, что мне хотелось сделать от отчаянья и куда деться. Но были еще мои мальчики, я понимала, что любая попытка воевать с их отцом больно ударит по ним. Хорошо помнила развод родителей и вовсе не желала таких переживаний им тоже. Кроме того, я понимала, что при разводе Чарльз сделает все, чтобы забрать детей себе.
При желании он мог легко доказать, что у меня был любовник – Джеймс Хьюитт, я уже прекрасно понимала, что Хьюитт продаст все, что я ему писала, стоит только предложить стоящую цену. Хьюитт готов был вернуть мои письма и мне самой за немалую плату, но сделка сорвалась (видно, понадеялся вытребовать с Чарльза побольше).
И я решила опередить, я должна была показать всем, что Чарльз никогда не был мне верен, что я действительно все эти годы страдала.
Конечно, скандал был грандиозный! Куда больший, чем я хотела, куда больший, чем ожидала. Я почему-то полагала, что, узнав о предстоящей публикации, Чарльз все осознает, книгу запретят и воцарится мир. Конечно, понимала, что ничего этого не будет, возможности устроить громкий скандал пресса ни за что не упустит.
Книга Эндрю Мортона вышла, и весь мир узнал то, что узнал.
Конечно, тогда в запальчивости я наговорила немало лишнего, но многое не сказала.
Поступила бы я так же еще раз? Наверное, да, несмотря на все перенесенные страхи и неприятности. Просто рассказывала бы умней, обращая внимание на другие факты и размышления. Но сделанного не вернуть, теперь Чарльз уже ненавидел меня.