Хаос дорог
– На то, что я вернусь. Живой и здоровый.
– Вернешься? Ну что ж, если вернешься, то я неделю буду кормить тебя бесплатно, – и он протянул мне руку. Я, не задумываясь, сжал его ладонь.
– В таком случае я, как только окажусь в городе, наведаюсь к тебе – за долгом. – Настроение у меня заметно улучшилось. В бездну ушастых и их хозяев! В конце концов, мне и без них неплохо живется.
– Удачи. На этот раз я не прочь проиграть, – заявил Тони.
– И проиграешь. Я всегда побеждаю, – уверенно и в меру нагло ответил я. Улыбка застыла на лице, как приклеенная, а в душе сразу стало как-то светло и чисто.
В этом городе меня ждут, здесь у меня есть друзья, здесь я начал жить – по-настоящему, не цепляясь за прежнюю иллюзию. Нет, не ошибся я тогда, порвав с Домом, потому что там я никогда не улыбался так искренне, вернее, вовсе не улыбался… Выродок, живущий за счет чужой смерти, я никогда никому не был нужен… Да, мои родственнички меня всегда «любили», так сильно, что мне всю жизнь хотелось избавиться от них, сбросить иго их желаний и их ненависти.
И я вырвался. Вернее, сбежал, переложив всю ответственность на других. Я же им был не нужен, им просто хотелось на кого-то повесить всю вину. Меня ненавидели, меня боялись, а я так и не сумел ответить им тем же. Вначале было больно, больно и обидно, я не понимал, почему сестра при встрече все время презрительно сжимает губы, почему отец никогда не смотрит мне в глаза, точнее, совсем не смотрит на меня, словно меня и нет, почему слуги, думая, что их никто не видит, пренебрежительно поглядывают в мою сторону… Много было этих «почему», на мой взгляд, слишком много.
А потом нашлись «добрые» люди, разъяснили все. Сколько мне тогда было? Десять? Кажется. Я был ребенком, никому не нужным, нелюбимым ребенком, живущим только потому, что Тамила Северная умерла – покончила с собой, едва увидела свой позор. Меня. И не окажись я последним в княжеском роду Дома Творения, меня бы ждала смерть, но… У них остался только я, ее сын, причина ее смерти. Вот им и пришлось возиться с «позором рода», растить его, учить, в надежде, что когда-нибудь он подарит им истинного наследника…
А я сбежал. Когда узнал, чего именно от меня ждут, сбежал, трусливо, не думая о последствиях, не вспоминая о том, что они все зависят от меня…
Наверно, они правы, и я все-таки предатель. Я ведь лишил их последней надежды. Но если взглянуть на все с другой стороны – я спас их, спас от монстра, которого они, сами того не зная, создавали день за днем…
Все-таки я рад, что стал человеком, просто человеком, без прав и обязательств – ведь Ксан-переводчик обрел то, чего никогда не было у Алесана Двуцветного – место, в которое хочется вернуться.
И поэтому я вернусь. Во что бы то ни стало.
…Город мы покинули, когда колокола на главной башне звонили полдень. Мейлон ехал верхом на гнедой кобылке и время от времени недовольно поглядывал на меня, но я старательно не замечал его взглядов.
И только когда мы отошли от города на достаточное расстояние, я повернулся к своему нанимателю.
– Остановимся здесь ненадолго. Мне надо позаботиться о средстве передвижения, – и, не дожидаясь ответа, я свернул с дороги в небольшой лесок.
Отойдя подальше и убедившись, что Рыжик за мной не увязался, я опустился на землю между корнями раскидистого дерева и полез в сумку. Как обычно, нужная вещь оказалась на самом дне. Я неуверенно провел пальцем по затейливому узору на ножнах. Кинжал был небольшой, в полторы ладони длиной, но с характером. Раньше у меня все оружие было живым, я любил придавать форму железу, выковывать из ничего новую душу… А он и вовсе особенный: этот кинжал – мое первое самостоятельное творение, наверно, поэтому он и выглядит так просто, только ножны украшены, а само оружие даже клейма не имеет – не было у меня тогда еще своего знака. Но мне понравилось то, что вышло, поэтому с самого создания я не расставался с ним. Своеобразный талисман, имевший имя, но утративший его вместе со мной. Как же я назвал его тогда? Защитник? Да, точно. Мне было одиннадцать, и я отчаянно хотел иметь кого-то близкого, принадлежащего только мне. Поэтому полудетская поделка, в которую я вложил часть своей души, стала Защитником.
А потом в моей жизни появился Ша’рэл. Он был немногим старше меня и, наверно, столь же одиноким. Сидский принц, младший в семье, не нужный ни отцу, ни матери. Он клялся, что станет моим «щитом» и что мы всегда будем вместе…
А потом началась закалка Двуцветного…
Если бы я знал тогда, через что мне придется пройти только из-за имени, то отрекся бы сразу, не оттягивая это событие на долгих двадцать лет.
Но я не знал. А потом стало поздно. Не Свет и не Тьма – что-то среднее. Чудовище и выродок. Разве такой достоин дружбы и верности? Конечно, нет. И я как-то незаметно стал отдаляться от Черныша. Он сопротивлялся, пытался стать для меня кем-то важным, до последнего не теряя надежды, что в свой ближний круг я введу именно его. А я уже просто не мог находиться в его обществе. Меня ломали, беспощадно ковали из ребенка Двуцветного Лорда. И они преуспели в этом. Однажды наступил момент, когда мир утратил для меня все цвета. Мне пришлось научиться быть равнодушным, иначе бы я просто не выжил – сошел с ума, вот только мои родичи не учли, что безразличие может быть настолько полным…
Я потерял себя, а кинжал остался как напоминание о том, что когда-то и я был… лучше? чище? Наивнее – это ближе всего к правде.
Боги! Что-то в последнее время я слишком много думаю о прошлом. Словно оно догоняет меня, а я бегу, боясь оглянуться, потому что, если вдруг оглянусь – у меня может не хватить решимости и сил продолжать идти выбранным путем.
Что ж, возможно. Но это случится не сегодня и не завтра, а значит, мне лучше вспомнить о цели своего визита в этот лес. Я освободил кинжал из плена ножен, серебристо-голубое лезвие хищно сверкнуло. Мой Защитник жаждал крови, слишком давно его не выпускали на волю, а он не любил, когда о нем забывали. Я неловко улыбнулся оружию, как старому, проверенному временем и делом другу, а потом сделал небольшие разрезы на запястьях. Раны сразу же налились кровью – красной. Сколько ни смотрю на этот цвет, а все удивляюсь – неужели из нелюди так просто сделать человека? Нет, не просто. Да и кровь у меня, точнее, не красная, а темно-бордовая, а если выждать немного, то и вовсе черной станет. Вот такой я диковинный зверек: не эльф, не человек и не двуликий.
Ладно, хватит медитировать на собственную кровь, а то такими темпами скоро сознание потеряю – с разрезами я немного перестарался.
Ландыш откликнулся на мой зов только с третьего раза. Он северным ветром заметался между деревьями, отчаянно не желая подчиняться и принимать другую форму. Если бы три десятилетия назад я не додумался привязать его к своей крови, он бы даже не услышал мой зов теперь, но раз уж я оказался настолько предусмотрительным, что пожертвовал часть своей силы этому созданию, то подчиниться он обязан.
Холодный ветер нещадно жалил ледяными иглами кожу, но я терпел. Скоро его ярость схлынет и вот тогда…
– Спокойно, малыш. Спокойно. Ты ведь соскучился по вкусу моей крови. Я же знаю. Они тебя совсем не кормили мясом. Они не знают, что ты у нас хищник, – негромко шептал я. Руки уже немели, да и перед глазами немного плыло. Проклятие! Ну почему человеческое тело такое слабое?!
Наконец ветер стих. И передо мной появился конь, серебристо-голубой, как свежевыпавший снег. Он посмотрел на меня светлыми льдинками глаз, словно спрашивая позволения. Я быстро кивнул – не зря же я резал себе руки, пусть хоть кому-то это принесет пользу. Невидимый язык неожиданно скользнул по запястьям, едва не заставив меня взвыть в голос. Боги, как же холодно! Словно сунул руки в прорубь зимней ночью.
– Ну что, признал? – Я посмотрел на Ландыша, про себя радуясь, что, в отличие от сестры, я предпочел в спутники не бурю, а всего лишь ветер.
«Признал, danell. Вы изменились».