Дракон должен умереть. Книга II (СИ)

— Случалось, — усмехнулась она.
— Оно и видно, — буркнул Герхард. — И что нам делать? Ларри уже ноет в голос, что он не успевает ничего. Потому что ему приходится самому тягать мешки с углем и вчерне обрабатывать металл. А ты опять не смог сдержать своих прекраснодушных порывов.
Инкер пристально посмотрел на Герхарда.
— Давно «Хильду» не выпускали?
Герхард перестал улыбаться и отвел глаза. Хмуро глянул на Джоан.
— Я могу быть помощником кузнеца, — тихо сказала она.
Герхард громко фыркнул.
— Смешно.
— Я серьезно.
— Девушка, помощник кузнеца таскает многопудовые мешки и ворочает кузнечным молотом только так. Вот этим вот, — показал он на огромный молот, стоявший у другой створки ворот. — Я сомневаюсь, что ты сможешь его даже поднять.
Ничего не говоря, Джоан подошла к воротам в кузницу, не сводя с Герхарда взгляда. Он прищурился. Она подняла молот — он казался по-детски легким. Джоан слегка покачала его, держа за рукоять, а потом резко подбросила вверх. Молот подлетел высоко в воздух. Джоан поймала его левой рукой, быстро перевернула и аккуратно поставила на место.
— Ее посадили за то, — произнес Герхард в наступившей тишине, — что во время подобного трюка она кому-то пробила голову?
— Почти, — ответил Инкер.
  
Мир за частоколом
 
Инкер был оружейником, Герхард — ювелиром.
Дела мастерской в последнее время шли в гору, сеть клиентов расширялась, появились заказы издалека. Их нужно было доставлять, а для этого оказалось выгоднее иметь своих гонцов на собственных лошадях. Быстроногие верховые лошади же, как выяснилось, требовали к себе нежного и трепетного отношения, которого местные крестьяне, привыкшие к деревенским тяжеловозам, никак не проявляли. Так возникла необходимость в хорошем конюхе — и Инкер действительно не ошибся, купив Джил. Он не держал ее на цепи, как полагалось, но это и не требовалось — Джил вряд ли теперь хотела сбежать. У нее были стол, кров — и лошади. Ее любимые лошади.
Что же касалось второго приобретения оружейника… Ларри, главный кузнец мастерской, очень выразительно посмотрел на Инкера, когда тот сообщил ему, что вот эта худая девка — его новый помощник. Но Джоан быстро убедила его в том, что внешность невероятно часто бывает обманчива. И Ларри не жаловался. По правде говоря, времени у него особенно много не было, чтобы придавать значение тому, что большого значения не имеет. Ну девка. Ну худенькая как тростинка. Ну странная и неразговорчивая. Ну сильная, как вол. Мало ли. Всякое случается на свете.
Она была толкова, не ленилась, выполняла все поручения быстро и беспрекословно. Остальные кузнецы в первые дни отпускали сальные шуточки в ее адрес, но Ларри быстро это пресек. Да и внешность Джо помогала. Худощавая высокая фигура, обезображенные руки, короткая стрижка — она скорее походила на чересчур женственного мальчика, и очень быстро все именно так и стали ее воспринимать. Имя помогало — иногда кто-нибудь даже обращался к ней в мужском роде. Джо как будто не замечала. И все постепенно перестали замечать ее.
Ларри иногда наблюдал за девушкой издалека. Интереснее всего было смотреть, с какой легкостью и скоростью она перемещает тяжелые предметы. Это выглядело нереальным — потому что даже здоровые мужики-кузнецы и подмастерья, прежде чем поднять тяжеленые мешки и ящики, крякали, приседали и собирались с силами. Джо же просто подхватывала и переставляла. Было видно, как при этом каменеют мышцы ее ненормально тонких рук, как выступают жилы на покрытых шрамами предплечьях — но ее дыхание оставалось таким же ровным, на лице не проступало ни тени усилия. Ларри, интереса ради, несколько раз пытался проделать такой же фокус, когда никто не видел. Не получалось.
Он единственный обратил внимание на то, что к концу лета Джо несколько поправилась и вообще стала выглядеть значительно лучше. Когда она только появилась в мастерской, Ларри каждый день ждал, что девушка падет замертво, потому что настолько исхудавшего тела он еще не встречал. Он заметил, что Джо очень мало ест — и настоял на том, чтобы она ела каждый день вместе с его семьей. Девушка поначалу отказывалось — но Ларри наконец облек свое предложение в форму приказа, и вопрос был решен. После еды девушка играла с детьми. Иногда при этом она даже улыбалась. Но не очень часто.
***
Мир был ограничен частоколом. Вдоль частокола — дома, сараи, амбары. В центре — кузница. Это — сердце мастерской. Пылающее, жаркое сердце.
Сердце того мира, который остался у Джоан.
Ритм жизни был ровным, успокаивающим. Работа — еда — работа — сон. Джоан поначалу не знала, что делать с шестью часами безделья, из которых она могла спать от силы два, и как-то осторожно поинтересовалась у Инкера, нельзя ли ей иногда выходить за пределы мастерской. Инкер помолчал положенную вечность, после чего коротко ответил, что можно, если при этом никто не будет ее видеть. С тех пор Джоан иногда бродила ночью по окрестностям. Среди немногих вещей, оставшихся ей от прежней жизни, была любовь к пешим прогулкам.
Инкер не задал Джоан ни единого вопроса о том, кто она такая и откуда, хотя у него было достаточно причин это сделать. Но он едва ли перекинулся с ней словом с тех пор, как они приехали в мастерскую. Джоан по-прежнему не могла понять, почему он решил так много заплатить за них. Неоправданно много. Но она благоразумно решила, что ее вопросы могут побудить его задать в ответ свои, и это было совсем не то, к чему она стремилась. Поэтому она молчала и только кивала Инкеру при встрече.
Герхард, напротив, оказался на редкость разговорчивым. Джоан часто слышала сквозь открытые от жары ворота кузницы, как тот болтает и перешучивается с Джил во дворе. Не оставлял он в покое и Джоан. Герхард пытался подступиться к ней то с одной, то с другой стороны, и то, что это каждый раз не удавалось, кажется, не сильно расстраивало его.
Благодаря ночным вылазкам Джоан удалось разжиться большим запасом пустырника. Она могла теперь справляться и без него, но привычка, выработанная за несколько лет, давала о себе знать — ей иногда не хватало горечи напитка, чтобы почувствовать себя увереннее и спокойнее.
Герхард заметил фляжку, висящую на поясе Джоан, как и тот факт, что она то и дело прикладывается к ней в течение дня.
— Что у тебя здесь, девушка? — спросил он, когда она вышла подышать свежим воздухом.
Джоан спокойно посмотрела на него, держа фляжку в левой руке и слегка массируя себе шею правой.
— Ты не хочешь этого знать, — тихо, но отчетливо заметила она.
— Не думаю. Мне любопытно, что такое ты пьешь каждый день. Вряд ли это вода, э? — усмехнулся Герхард.
— Нет, — согласилась Джоан, отпивая еще глоток и слегка морщась. Настой сегодня был особенно крепким, даже для нее.
— Могу я попробовать? — шутливо спросил он, подходя ближе.
— Не думаю, что это хорошая идея, — возразила она, внимательно глядя на него.
— Мне любопытно, — настаивал он. Джоан вздохнула и протянула ему флягу. Герхард поднял ту, как будто произнося тост за здоровье Джоан, и отхлебнул большой глоток.
Фляга вылетела у него из руки, и он страшно закашлялся, согнувшись пополам. Джоан некоторое время наблюдала за ним с отстраненным интересом, после чего наклонилась, подняла фляжку с земли и аккуратно завинтила колпачок.
— Что это? — с трудом спросил Герхард, вытирая слезы и выпрямляясь.
— Я предупреждала, что ты не хочешь этого знать, — бросила Джоан и скрылась в кузнице.
Пустырник сделал свое дело. Герхард больше не приставал и только иногда смотрел на Джоан пристально.
Джил, вдохновленная их совместным приключением, снова попыталась сойтись с Джоан поближе, но та все так же считала, что это бессмысленная затея. Дружба предполагала доверие, доверие предполагало искренность и честность. Джоан сомневалась, что в ее жизни есть хоть что-то, о чем она готова была бы честно рассказать. Поэтому Джоан ограничивалась кивками, короткими ответами и сухими усмешками — не замечая, вероятно, что по степени неразговорчивости вполне может соперничать с Инкером. Если уже его не обогнала.