Операция без выстрела
Алленберг и Димг переглянулись, решали, кто должен отвечать группенфюреру.
Начал Димг:
— Герр группенфюрер! Я думаю, что народ Украины не знает о выступлении фюрера, а что касается националистов, то на одной из встреч Гриньох сказал: «Мы никогда не выражали никаких претензий немецкому верховному командованию, мы проявляли терпение и верили, что получим из рук Адольфа Гитлера то, на что всегда надеялись». Я тогда развел руками, давая понять, что это не от меня зависит, а сам, конечно, подумал: «А не много ли вы хотите, господа националисты? Разве для этого Германия пролила столько крови?»
Зазвонил телефон. Мюллер взял трубку и наклоном головы дал понять, что затянувшаяся беседа окончена.
Намек группенфюрера на Бандеру не означал, однако, что немцы отказались от услуг своего наемника. Бандера жил в Берлине совершенно свободно, а позже, в конце сорок четвертого года, был направлен в абверкоманду-202 в Краков. Там вместе со Стецко и другими оуновцами готовил и перебрасывал в советский тыл шпионов и диверсантов из числа националистов.
Когда Бандера был в Германии, состоялось новое распределение ролей в краевом руководстве ОУН. Возглавил националистов бывший руководитель СБ (так называемой службы безопасности националистов) ОУН бандеровцев Николай Лебедь [8]. Зная его как террориста и своего агента, гитлеровцы поручили новоиспеченному «вождю» внимательно следить за настроением населения и удерживать массы от борьбы против оккупантов.
Формировались банды УПА. Их основателями оказались те, кто еще недавно носил нарукавные повязки немецких шуцманов, а то и офицерские мундиры. Оружия, боеприпасов было достаточно. Первым руководителем националистических банд абвер — а не ОУН — назначил своего агента Дмитрия Клячковского, который действовал под псевдонимом Клим Савур, а позже — члена центрального руководства ОУН, бывшего командира абверовского батальона «Нахтигаль» Романа Шухевича, по кличке Чупринка.
Они и их подручные террором и страхом загоняли в банды украинскую молодежь, готовили страшную роль братоубийц простым крестьянским хлопцам, далеким от понимания сложных политических ситуаций, возникающих на оккупированной врагом территории.
По замыслу националистической верхушки части УПА и ее жандармерии — СБ должны были перекрыть пути «советской партизанке». С этой целью оуновские главари при активном пособничестве абвера объединили батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» в особый карательный полицейский подотряд «Рена» и бросили его против партизан.
Бандиты чинили дикие расправы в западных областях Украины, Белоруссии, имея задание уничтожать «прокоммунистический элемент», беспощадно расправляться с каждым, кого можно считать потенциальным партизаном, подпольщиком, кто будет помогать им или хотя бы сочувствовать.
Кровь возбуждала бандитский аппетит. Пылали по ночам усадьбы. После налетов бандеровцев на подворьях, огородах оставались трупы задушенных, зарубленных топорами мужчин, женщин и младенцев.
Приближение Красной Армии к западным областям Украины вынуждало гитлеровцев и националистов тщательно маскировать и в то же время укреплять свое сотрудничество. Именно в то время руководство УПА выделило Гриньоха для связи ОУН с СД во Львове.
Во время следующей встречи в кабинете Мюллера Алленберг узнал, что состоялось заседание фашистской верхушки и руководителей имперской безопасности, на котором был объявлен план активных операций банд ОУН — УПА в тылу Красной Армии. С того часа националисты всех мастей и оттенков перешли в полное подчинение гестапо.
Алленберг занялся изучением документов, которые поступали от националистов. Он обобщал их и докладывал начальнику гестапо группенфюреру Мюллеру.
…Июль 1944 года. Над притихшим ночным селом иногда вспыхивают осветительные ракеты, и вокруг становится светло как днем. Эти вспышки будят начальника отдела контрразведки армии Тарасюка. Он поднимается с постели, и сон окончательно проходит. Виктор Владимирович берет карту, прикидывает расстояние до Львова. Недалеко уже, а там и до государственной границы рукой подать. Прошло больше трех лет, как война застала его на границе. А сколько пережито за эти три года!..
Тяжелые дороги отступления. А потом победа под Москвой, под Сталинградом, на Курской дуге. Советские воины форсировали Днепр и освободили Киев. Зима сорок третьего — сорок четвертого прошла в кровопролитных боях. Весной войска 1-го Украинского фронта вышли на линию Ковель — Броды — Бучач — Коломыя. Образовался выгодный плацдарм для дальнейшего развертывания наступления. Потом началась Львовско-Сандомирская операция. И вот в районе Броды на Львовщине окружены пять дивизий врага.
Впереди — противотанковые рвы, блиндажи и окопы гитлеровцев. Вспышки ракет выхватывают из темноты могучие тела советских танков, самоходок, и полковнику кажется, что они вот-вот ринутся в наступление, не дожидаясь рассвета.
Утром 16 июля в бой была введена конно-механизированная группа под командованием генерала В. К. Баранова. Она должна была овладеть Каменкой-Бугской (тогда Каменкой-Струмиловской) и отрезать путь к отступлению фашистским войскам, находившимся к западу от Бродов.
Гвардейский танковый корпус тем временем успешно прорвал оборону противника и только к вечеру остановился в перелеске. Темнело. Подошли основные силы. Подполковника Ченчевича, возглавлявшего контрразведку корпуса, вызвал к себе начальник отдела контрразведки армии полковник Тарасюк.
После короткого совещания Виктор Владимирович, отпустив своих сотрудников, сказал Ченчевичу:
— Задержитесь на минуту, Арсентий Дмитриевич.
В хате было тихо. В открытые окна доносилось монотонное кваканье лягушек, ветер шумел в вершинах деревьев, и только с переднего края, с наступлением сумерек переместившегося влево, иногда долетал неясный гул. Там сосредоточивались боевые машины, чтобы снова двинуться на запад.
Запад… Это слово с первых дней войны наполняло душу Ченчевича тревогой. Там, на западном рубеже, прошел он крещение огнем, изведал горечь отступления под бешеным натиском фашистских войск. В небольшом белорусском селе осталась семья Арсентия Дмитриевича. Родные не успели эвакуироваться. Летним днем поднявшись по тревоге и торопясь в штаб, он только и успел сказать жене:
— Бери детей и езжай к маме! На границе не оставайся.
«Живы ли?» — обжигала, словно раскаленная сталь, постоянная мысль. Теперь, после освобождения многих городов и сел Белоруссии, рвался повидать своих. Как-то проговорился об этом Тарасюку. Тот обещал помочь и слово сдержал.
— Есть разрешение на поездку в село, где осталась ваша семья, — сказал Виктор Владимирович. — Оставьте распоряжения своему заместителю — и в путь.
Через несколько минут на проселочной дороге, пропаханной гусеницами танков, зафырчал «виллис», и полковник Тарасюк, проводив взглядом Ченчевича, заторопился в штаб.
Под вечер 18 июля с боями была освобождена Каменка-Бугская. А на следующий день, когда передовые части очистили от фашистов Батятичи и вошли в район Якимова, Ермолай Яковлевич Паливода, только что назначенный секретарем Каменка-Бугского райкома партии, собрал в помещении школы советский и партийный актив.
Секретарь был средних лет, высокого роста, плотный, с чисто выбритым лицом со следами усталости. В последние дни он пробивался с частями на запад, налаживал дела в уже восстановленном райкоме партии. Почти всю ночь он готовился к встрече с активом, но все же выглядел бодро, подтянуто.
Сразу после приезда он занялся делами. Утром по просьбе Паливоды комсомольцы привели в порядок загаженную гитлеровцами школу и, празднично одевшись в честь освобождения, вышли вместе с местными жителями на улицы города. Райцентр ожил. На крышах уцелевших домов развевались красные флаги.
Райком партии приводил свое помещение в порядок. Большая часть административных и жилых зданий лежала в руинах. Громадный урон потерпело и хозяйство: лесопаркетный завод оккупанты вывели из строя, предприятия и мастерские разрушили и разграбили.