Тень Феникса (СИ)
— Там были люди Трифона? — удивился я.
Попытавшись подняться, я ощутил лишь всё ту же свинцовую тяжесть, сковавшую занемевшие члены, и в итоге обессилено повалился обратно на землю.
— Я увидел их со стены, когда ушел… в общем, когда отошел подышать свежим воздухом. На дороге я заметил примерно три дюжины всадников в красных плащах, они были еще достаточно далеко, там, где дорога выходит на небольшое открытое пространство между холмами. К тому же, я тут же нырнул под защиту стены, поэтому сомневаюсь, что им удалось меня заметить. Но вот наши следы они наверняка нашли: конский навоз, вывороченные двери, куча кровавых отпечатков ног говорят сами за себя.
— Это уже неважно, — отмахнулся я, — главное, мы ушли от них и унесли с собой все улики. Ты сможешь показать на карте все остальные места, указанные в, хм… расчётах?
— Как только прибудем домой, обязательно этим займусь.
— А я проведаю в то время монастырь Святого Сикста. Если с кирой Деган всё в порядке, в моей теории появится невообразимых размеров дыра. Если же настоятельница исчезла, будем копать в том же направлении.
Домнин шумно вздохнул и, отвернувшись, снова начал посапывать, провалившись в сон. Альвин же продолжал тихо болтать, рассказывая о тонкостях построения моделей в целом и о ювелирной работе, проделанной на тех листах, которые нам удалось обнаружить в Гнезде. Похоже, никто из них не связывал моё недомогание с какой-то неизвестной магией, списывая всё на чрезмерную чувствительность моей натуры и повышенную волнительность. Я ощупал шишку, вскочившую на лбу в результате падения, и поморщился от боли. К счастью, обошлось без сотрясения, и этот ушиб — всё, чем мне удалось отделаться после падения с высоты своего роста на каменные плиты пола. Но вот причиной этого падения я видел совсем не переизбыток чувств. Сам не заметив как, я задремал, убаюканный болтовней Альвина. Кажется, этот факт его нисколько не огорчил: таким уж он был человеком, необидчивым.
Проснувшись с первыми лучами солнца, я наконец смог оглядеться и обнаружил, что ночевали мы в некой котловине, обнесенной со всех сторон кустарником и мелкими деревцами. Стало понятно, почему друзья решились развести костер: здесь можно было бы устроить настоящий праздник, с кострами, песнями и плясками, и никто бы его не заметил, не подберись он достаточно близко. Быстро собравшись и позавтракав холодными лепешками с медом, купленными у последнего трактира, мы немедленно пустились в путь. Как оказалось, до столицы оставалось еще часа четыре пути, омраченного, однако же, сгущающимися тучами, которые мы вчера могли лицезреть далеко на севере. Налитые чернотой облака грозили вот-вот излиться на землю бурными потоками, а крепчающий ветер, пока еще жаркий и пыльный, трепал наши одежды, слишком легкие и неприспособленные для борьбы с непогодой.
Мы всё так же молча, как и на пути к Гнезду, гнали лошадей, пытаясь успеть добраться до города раньше, чем наступающая гроза промочит нас до нитки. Но при этом, увлеченные нехитрым соревнованием с силами природы, совершенно не обращали внимания на всё остальное, за что вскоре и поплатились.
Кавалькада всадников в красных плащах и с золотыми эмблемами Феникса на нагрудном панцире была обнаружена нами только когда сквозь завывания ветра стал слышен цокот копыт по мощеной поверхности тракта. Те гнали лошадей так, что расстояние между нами стремительно сокращалось, и создавалось ощущение погони, в которой мы неизбежно проигрывали. Прятаться или пытаться оторваться не было никакого смысла, и я почему-то был уверен, что орденцы идут именно по наши души. Когда те приблизились достаточно, я смог рассмотреть отличительные знаки полиции ордена, представлявшей собой фактически полицию ордена, отчего внутренности мои скрутило внезапным приступом страха.
— Эти за нами, — озвучил мои догадки Домнин.
Альвин же только презрительно скривил губы. Я успел насчитать тридцать три преследователя, среди которых подобно павлину среди цесарок выделялся их вероятный предводитель в шлеме с алым плюмажем и на коне аллианской породы с характерным вороным окрасом и белыми кругами вокруг глаз.
— Именем Всевышнего, остановитесь!
В то время как поджилки мои начали понемногу трястись в преддверии грядущего расследования и, вполне возможно, трибунала, Альвин же, казалось, оставался совершенно невозмутимым. Домнин не слишком отставал от него, выразительно взявшись за рукоять меча.
— Ты кто такой, чтобы мне приказывать? — в очередной раз презрительно скривившись, Альвин искоса глянул на того, кто посмел остановить его.
— Аппий Гонорий Ценз, старший декурион стражи капитула, уполномоченный старшим дознавателем Трифоном Димитраксом…
— А знаешь ли ты, кто перед тобой, декурион? — резко оборвал его речь Альвин.
Опешивший от такого внезапного отпора командир застыл на месте, впившись цепким взглядом в нашу троицу.
— Я…
— Да, ты! Перед тобой прямой потомок рода Ваззар, правивших Империей задолго до того, как твои предки-козопасы расплодились и стали добавлять к своей фамилии когномен. Узнаешь это? — Альвин достал из-под туники внушительных размеров золотой амулет в виде простого треугольника, и помахал им в воздухе, давая всем как следует осмотреть его.
Душа моя окончательно провалилась под землю. Мне почему-то стало казаться, будто у Альвина из-за накативших переживаний, стало плохо с головой.
— И мне ты приказываешь остановиться, смерд?
Пунцовое от скачки лицо Аппия, прорезанное сетью тонких шрамов, исказилось от ярости. Левой рукой он схватился за меч, но вынимать его из ножен не спешил. Люди его окружили нас плотным кольцом, так что, задумай мы вступить в бой, шансов на успех у нас почти не было.
— У нас есть подозрения в том, что вы, киры, недавно были в Гнезде Горного Орла, замке к северу отсюда, и вынесли оттуда кое-что, представляющее для ордена огромную ценность. И потому должен предупредить вас…
— Я и мои друзья можем путешествовать где угодно. Еще раз спрашиваю: какое ты имеешь право допрашивать меня и чинить препятствия?
Внимательно оглядывая лица всех, кто нас окружал, я немного успокоился: кажется, никто из них не узнал меня, и ни одного из них мне прежде видеть не доводилось. Аппий же, взбешенный таким с ним обращением, и тем, что все оскорбления в его адрес поступали от какого-то зеленого юнца, яростно терзал поводья, заставляя вороного переступать с ноги на ногу. Признаться, я сам не ожидал от Альвина такого отпора, совершенно неприсущего его характеру, и потому внимательно следил за разворачивающейся баталией. Аппий же никак не мог решиться отдать приказ своим людям на наш арест, потому как, окажись слова незнакомого ему молодого патриция правдой, проблем ему хватит на всю оставшуюся жизнь.
— Позволено ли мне, кир, будет узнать, — издевательским тоном декурион снова обратился к Альвину, прожигая при этом меня и Домнина своим взглядом, — как зовут ваших спутников? Или, быть может, они настолько знатные, что даже благородный потомок древнего рода почитает за честь быть их глашатаем?
По счастью, я не стал брать с собой ничего, что могло бы скомпрометировать мою родовую принадлежность. Ни одного символа на моей экипировке, ни одного знака, и, само собой, орденское кольцо я тоже оставил дома. Проблема была лишь в том, что Трифон мог запросто узнать меня по описанию, а это сводило на нет все прочие положительные факторы. Так, за отборной руганью, которой Альвин осыпал своего оппонента, время пролетело почти незаметно. Аппий пытался отвечать максимально вежливо, но неизменно натыкался на непробиваемую стену агрессии и презрения, отчего декурион то краснел, то бледнел и, в конечно счете, я даже не заметил, как, вдруг весь напрягся и начал падать с седла. Буквально через секунду безвольное тело его под звук раската грома рухнуло под ноги собственного коня. Все взгляды на долгие несколько секунд затянувшегося молчания скрестились на теле Аппия, и, если бы не хлынувший дождь, вряд ли бы следующие события вообще бы имели место.