Тень Феникса (СИ)
— И что всё это значит? К чему такая секретность?
Августин в очередной раз отложил свои письменные принадлежности и встретился со мной взглядом, отчего по спине снова пробежала волна неприятного холода.
— Орден — структура неоднородная. Власть, как ты знаешь, только формально находится в руках совета и Великого магистра. А также в руках совета приоров, которые представляют собой церковь. А это значит, что?
— Борьбу за власть.
— Именно. Правая рука не согласна с тем, что творит левая, и в данном случае, одна из этих рук наверняка уже точит нож, которым будет резать другую.
Заметив моё замешательство, Августин коротко рассмеялся и лишь покачал головой. Поднявшись из-за стола и распрямившись во весь свой немаленький рост, он подошел к двери и жестом приказал мне следовать за ним.
— Если к этим убийствам и не причастен один из членов совета, то наверняка кто-то из них убийцу покрывает, стараясь запутать следы.
Закрыв за нами дверь и повернув массивный ключ несколько раз, Августин убрал его во внутренний карман. Затем несколько раз подергал за ручку, снова вставил ключ в дверь, и повторил все действия заново.
— Мой первый тебе приказ — отозвать своих дружков и сообщить отцу, что пока тебе придется, так скажем, залечь на дно, поскольку после случившегося тебе здесь доверия нет никакого. А значит, придется подождать. Через три дня будь готов отправиться в капитул Авермул. Посмотрим, удастся ли нам найти там что-нибудь интересное.
Как ни странно, Августин, если и не знал наверняка, но совершенно верно угадал мои последующие действия. Я мог бы сообщить всё отцу, но с точки зрения разумности в этом попросту не было никакого смысла. Я отчаянно не хотел быть шпионом или марионеткой, которую постоянно дергают за нитки истинные властители великого дома. Августин же всё прекрасно рассчитал, и потому через меня уже мог таким образом воздействовать на дом Кемман и получать его поддержку, пусть об этом никто явно и не догадывался. Даже не сообщив мне ничего действительно стоящего, Цикута, тем не менее, смог вновь распалить мой интерес, призрачными намеками дав понять, что если я буду делать так, как мне говорят, очень скоро разбросанные кусочки мозаики встанут на свои места, и общая картина происходящего станет мне понятна, а сам я, при определенном стечениях обстоятельств, вполне могу занять в ордене своё собственное почётное место. Однако меня терзал один единственный вопрос: что же интересного собирается обнаружить Цикута в пограничном капитуле?
***
Когда могучая фигура инквизитора скрылась за поворотом коридора, я с головой погрузился в раздумья. Только сейчас до меня дошло, как легко и непринужденно инквизитор смог развязать мне язык и заставить действовать в его интересах. Что за тайные интриги плетутся в стенах капитула, о котором он говорил? До этого момента стройная картина орденской иерархии начала рассыпаться буквально на глазах. Я и раньше предполагал, что, как и везде, вертикаль власти ордена очень остро реагирует на любые посягательства на ее структуру. Но неужели даже среди святых братьев возможен фактический раскол, среди которого одна сторона, возможно, пошла на какие-то едва ли не ритуальные убийства? В любом случае, с этого момента мне придется неукоснительно следовать за фигурой нынешнего главы кабинета дознавателей, дабы получить хоть какую-то возможность участвовать в затевающейся битве. Но нужно ли мне это? Должность младшего дознавателя нисколько не тяготила меня, и я спокойно мог заниматься тем, чем захочу, совершенно наплевав на службу. Теперь же… Впрочем, думать о том, что же будет теперь, совершенно не хотелось.
Я направился в архив в надежде встретить там Экера. Голова после общения с моим новым начальством просто раскалывалась, будто взгляд его и в самом деле обладал какой-то магической способностью проникать в головы людей и переворачивать там всё вверх дном. Миновав сеть темных коридоров, больше напоминающих переходы в бастионах старых замков, я очутился в месте, где последний раз видел несчастного фанатика, которому задолжал услугу.
— Здравствуй, брат Маркус.
Голос Экера показался мне каким-то надтреснутым и безжизненным. Лицо его, сильно осунувшееся, выглядело еще ужаснее чем обычно, и только болезненный блеск в голубых глазах оставался прежним. Кажется, минувшее с нашей последней встречи время не прошло для него даром, и работу над документами покойного Дарбина он не прекращал ни на минуту.
— Я сделал всё так, как мы договаривались: брат Трифон от меня ничего не узнал, — с ноткой гордости в голосе поведал мне Экер.
— Что ж, это мне не слишком помогло, но всё равно спасибо. Кто знает, как бы всё сложилось, передай Трифон подчиненной ему страже ориентировку на мою личность. Возможно, мне бы удалось сохранить свои ребра в целости и сохранности.
— Тем не менее, брат Маркус, у нас был уговор. И я выполнил свою часть, как бы сложно это ни было.
— Чего ты хочешь?
— Выбраться из этого дерьма, вот что я хочу!
От резко изменившегося тона голоса обычно спокойного и смирного Экера, я едва не отпрянул прочь: до того неожиданным событием оказалась брошенная в меня фраза.
— Я уже столько времени торчу здесь, столько времени разгребаю проклятые бумаги, а всё, чего я добился — это презрительной улыбки этого идиота, Трифона и зуда в глазах от книжной пыли. Ты был прав насчет этого, признаю, а потому, чтобы как-то проявить себя перед…
Тут голос его забавно сорвался и глаза страшно забегали, будто обыскивая помещение архива на предмет чужих ушей, могущих подслушать наш разговор.
— Проявить себя перед братом Августином. Да. В общем, я тоже хочу участвовать в общем деле. Можно считать, что прежний приказ брата Трифона уже не действует, поскольку сам он теперь где-то очень и очень далеко…
— Как ты собираешься в этом участвовать? Цикута уже в курсе всего, чем мы занимались и первым же своим приказом он запретил любые действия без его ведома. К тому же, через три дня он берет меня с собой в Авермул…
— Ты ведь не рассказал ему обо мне, о том, что я покрывал тебя? — с ужасом вцепившись в край стола, почти шепотом спросил Экер.
От прежнего его образа на этот раз не осталось почти ничего. По всей видимости, напряженная работа в архиве всё-таки преодолела барьер его терпения и нашла лазейку к его честолюбию.
— Нет, — не моргнув глазом соврал я, — конечно, нет.
— Это хорошо, очень хорошо. Тогда я, пожалуй, пойду отсюда. Мне надо немного отдохнуть.
— А как же услуга?
— Ты уже оказал мне услугу, избавив от внимания этого чудовища. Впрочем, я еще не придумал, о чём же попросить тебя. Оставим это на будущее, ты же не против, брат Маркус?
Тем не менее, несмотря на то, что буквально только что уже собирался уходить, он вновь уселся за своё рабочее место и принялся что-то судорожно писать, изредка потирая раскрасневшиеся глаза. Я постоял ещё немного в полнейшем непонимании всего происходящего, и, когда окончательно убедился в том, что Экер больше не обращает на меня внимания, тихонько вышел из архива, плотно затворив за собой дверь.
К сожалению, ловить умчавшегося на место убийства Домнина уже не было никакого смысла, поэтому я просто написал ему несколько строк, в которых объяснял изменившиеся обстоятельства, и отправил к нему посыльного, объяснив, где предположительно можно было найти моего друга. Благо, в том направлении, куда собирался направиться Домнин, вело не так много дорог, и кратчайший маршрут пролегал всё через тот же Новый тракт, пересекающий империю с севера на юг. С Альвином всё оказалось еще проще: после нашего последнего разговора он слег с сильным жаром, вызванным, вероятно, недосыпанием и наплевательским отношением к собственному здоровью. В университете он успел взять академический отпуск, и теперь залечивал раны в родовом гнезде за пределами Стафероса. Я не решился его беспокоить, и потому так же ограничился короткой запиской.
Впереди у меня было еще три дня, занять которые никак не представлялось возможным. Странное чувство беспокойства поселилось где-то в районе живота, тисками сжимая внутренности. Я не находил себе места, бродил из угла в угол как загнанный зверь, стараясь ослабить чувство тревоги. Но тщетно. Встреча с Цикутой будто что-то разворошила в моей душе, лишив покоя, сна и аппетита. Я буквально чувствовал его взгляд на себе, чувствовал оставленные им следы и, пожалуй, был даже зол на этого странного инквизитора за это нахальное вторжение. Более того, я тешил себя призрачными надеждами на что-то грандиозное, образ которого во мне ещё даже не сформировался, и от этого никак не мог найти себе покоя.