Леди в зеркале

Это слово означало до сих пор для Марианны недосягаемую мечту. Много лет мать не заговаривала о покинутой ею стране в таком тоне. После первого откровенного разговора последовали другие, и Марианна узнала, что ее матушка несколько раз писала своим родителям, желая примириться с ними. Боясь суровости матери, юная мадам писала своему отцу, умоляя простить ее побег и оправдывая свой поступок горячей любовью, но ответ пришел от матери. Миссис Олдберри кратко сообщала, что ее муж нездоров и его не стоит беспокоить всякой чепухой. Сама она также не собирается иметь с миссис Совиньи никакого дела, памятуя о позоре, который она навлекла на своих родных и который заставил ее родную сестру мисс Энн Олдберри поспешно уехать из дома и страны, чтобы начать новую жизнь в дальних краях, где о ее бесчестной сестре никто никогда не слышал. Джун сделала еще две попытки, но на другие ее письма ответы не пришли вовсе, и она перестала если не думать, то по крайней мере говорить об Англии.
А теперь она предлагает поехать туда своей дочери!
— Но как же я смогу отправиться туда совсем одна? И что я там буду делать?
— Твоя тетя Энн не побоялась отправиться за океан, хотя могла остаться с родителями после моего отъезда, — мадам Совиньи горестно вздохнула при этих словах. — Справишься и ты. Англия не так уж далеко, и ты сможешь навещать нас, когда хорошо устроишься. Что касается твоего занятия — ты будешь искать себе мужа.
— Разве в Англии это проще сделать, чем здесь? — Марианна никак не могла заставить себя обрадоваться открывающимся возможностям.
— Разумеется! Английская знать никуда не делась, это же не англичане придумали гильотину!
Ограничившись отрубанием головы только одному королю, они быстро сообразили, что не стоит истреблять цвет нации самостоятельно, для этого вполне хватает войн. Так что количество молодых состоятельных наследников на острове вполне тебя устроит.
Марианна опять не сообразила, шутит мать или говорит серьезно, и это было и ново, и странно для нее.
— Но как я смогу познакомиться с ними? Меня не примут в обществе просто так, эти родовитые семейства будут смотреть на меня свысока, как на иностранку, к тому же нищенку!
— Я обо всем подумала, дитя мое, — утешила мать. — У матери Одиль, подружки нашей Софи, есть родственница, мадемуазель Меньян, служащая гувернанткой в одном из богатых английских семейств. Много лет она помогает молодым француженкам устроиться боннами и гувернантками в английские дома, сейчас словно бы даже модно иметь в доме французскую прислугу из хороших семей. Мать Одиль согласилась написать ей и попросить найти тебе место.
— И вы полагаете, меня примут? — Марианна в этом очень сомневалась.
— Конечно же! У тебя столько несомненных достоинств, и прежде всего образование — ты одинаково хорошо говоришь на английском и французском, чем не может похвастаться ни одна английская учительница, не говоря уж о француженках, которые говорят по-английски совершенно невыносимо — вспомни наших учениц! И обладаешь всеми знаниями для обучения подрастающих леди манерам, языкам и танцам.
— Если вы так говорите, значит, вы правы, маменька. Но как это приблизит меня к замужеству? Кто обратит внимание на какую-то гувернантку?
— С твоей внешностью ты никогда не будешь смотреться как «какая-то гувернантка»! И потом, ты же не думаешь, что тебе будет предоставлено все желаемое безо всяких усилий с твоей стороны? — мать, казалось, была даже разочарована. — Я предлагаю тебе возможность, а дальнейшее зависит от твоих усилий и способностей. В свое время мне не составило никакого труда найти себе богатого жениха, но я пренебрегла им ради твоего отца. Надеюсь, ты поступишь правильно!
Это была еще одна история, о которой Марианна до сих пор не слышала, и, судя по всему, мать не собиралась излагать ей подробности. Не желая производить впечатление вялой, бездеятельной девицы, Марианна не стала приставать к матери с расспросами, сосредоточившись на своих заботах.
— Я постараюсь приложить все усилия, чтобы оправдать ваши ожидания! — твердым, решительным тоном заявила девушка.
— Вот и прекрасно, я сейчас же отправлюсь к матери Одиль, — мадам Совиньи не любила откладывать исполнение принятого решения. — А тебе надо подумать, как разумно потратить наследство — его должно хватить на путешествие, нарядные платья и на то, чтобы прожить до того, как устроишься на хорошее место.
Через три недели пришло письмо от мадемуазель Меньян с любезным согласием помочь своей юной соотечественнице. Новые наряды были сшиты и тщательно упакованы, дилижанс заказан, и Марианне оставалось только проститься с родными перед дальней дорогой в неведомую жизнь в новой стране.
Она еще немного полистала дневник, улыбаясь и хмурясь попеременно, пока наконец на ее хорошеньком личике не застыло выражение задумчивой грусти.
Что же делать с дневником теперь, когда она уезжает в Англию? В пути багаж может затеряться, а дорогие ей записи — попасть в чужие руки, а этого Марианна хотела меньше всего — слишком много ее девичьих секретов хранила эта небольшая книжица в зеленом кожаном переплете.
Оставить дневник дома не менее опасно — ее младшая сестра Софи уже не раз пыталась проникнуть в тайны сестрицы, и только бдительность Марианны каждый раз спасала дневник от обнаружения неуемной девочкой в одном из потайных местечек.
Оставалось только одно — уничтожить книжицу.
Что ж, у нее начинается новая, самостоятельная жизнь, и этот романтический жест вполне можно счесть прощанием с детством. Символично и наверняка наилучшее решение проблемы для практичной девушки, склонной иногда к театральным приемам. Ласково и словно бы извиняясь Марианна провела рукой по потертой зеленой коже обложки, взяла дневник и направилась в единственное место в доме, — где регулярно топилась печь, — в кухню.
Все остальные комнаты отапливались только в случае сильных холодов, но в теплом климате южной Франции они редко угрожали гостиным и спальням местных жителей.
Марианна прекрасно знала, что в это время застанет у плиты только одну кухарку Луизон, которая исполняла свой ежедневный ритуал — в перерыве между приготовлением завтрака и обеда почтенная женщина позволяла себе пару десятков минут поблаженствовать за большим кухонным столом в обществе только что испеченных пончиков.
Марианна и Софи неизменно являлись в кухню, чтобы налить стакан молока и выпросить у Луизон свежий пончик — растущим организмам не хватало того скромного завтрака, который был заведен в доме их матерью.
Когда Марианна вошла в обширное низкое помещение в цокольном этаже дома, Луизон как раз откусывала от пончика и только кивнула девушке в сторону блюда, стоявшего на полке за ее спиной. — Софи уже была здесь? — осведомилась Мари анна на всякий случай.
Луизон так же молча кивнула, не переставая же вать, — мадам потратила несколько лет, пытаясь отучить ее говорить с набитым ртом.
Пряча книгу в складках платья, Марианна не спеша обошла сидящую за столом кухарку, одной рукой взяла с блюда пончик, а другой небрежным жестом бросила дневник на кучу угля, горевшую в печи в ожидании кастрюли с рагу, которым Луизон собиралась сегодня потчевать семью Совиньи.
Поблагодарив Луизон улыбкой и ласковым словом, Марианна так же неторопливо вышла из кухни, чувствуя, как с души у нее свалился груз — теперь ей не надо будет постоянно придумывать новые тайники для дневника. А на новом месте, как только у нее появится постоянное местожительство, она заведет новый — слишком уж она привыкла записывать свои мысли, это помогало ей увидеть описываемые события как бы со стороны и принять, в случае надобности, обдуманное решение.
Едва Марианна успела подняться по лестнице, как в кухню с умильно-жалостливым лицом проскользнула четырнадцатилетняя Софи. Недовольная тем, что ее снова отрывают от заслуженного отдыха, Луизон нахмурилась, и Софи, сложив ладошки перед грудью, умоляюще зачастила:
— Ах, Луизон, пожалуйста-пожалуйста, можно мне взять еще один пончик! Ко мне внезапно забежала Одиль, и я отдала ей свой.