Четвертый брак черной вдовы (СИ)

— нарушила траур, нарушила все мыслимые правила, чтобы спасти висельника, убийцу. Поэтому я объясню вам, чтобы вы не думали, что я предала память вашего друга и моего мужа. Да, я пожалела дона Хоэля Доминго. И если бы ему отказали в помиловании, я вцепилась бы в эту проклятую веревку, чтобы не дать его повесить, я бы кричала так, что небеса содрогнулись, я бы вцепилась в судью зубами, лишь бы спасти дона Хоэля. Потому что и тут вы оказались правы — нас кое-что связывает.
— Что? — спросил дон Тадео одними губами, побледнев, как смерть.
— Любому другому я не сказала бы больше ни слова. Но я знаю, что вы не выдадите мою тайну, — голос Катарины смягчился. — Я верю вам, дон Тадео, и поэтому расскажу. Однажды дон Хоэль спас меня. Это произошло много лет назад, когда я была глупой взбалмошной девчонкой. Однажды я собралась и поехала к отцу, который жил в военном лагере. Я взяла с собой всего лишь камеристку и маленького пажа. Будь жива моя мать, она бы не допустила такого безумства, но — увы! — вам известно, что я рано лишилась матери. По дороге на нас напали наемники. Мне страшно даже подумать, что могло бы со мной произойти, если бы не дон Хоэль. Он появился, обнажил меч, хотя наемников было около двадцати человек, и обратил их в бегство, после чего проводил меня и моих людей до лагеря. Тогда я поклялась, что никогда этого не забуду и верну долг, если потребуется. Дель Астра всегда держат слово, вам это известно. И вот — я спасла его. Можно ли меня осуждать — решайте сами.
Дон Тадео слушал с напряженным вниманием, потом губы его приоткрылись, задрожали, и он несколько раз глубоко вздохнул.
— Вы — сама доброта и преданность, донна, — сказал он, наконец. — Я потрясен. И не смею вас осуждать.
— Очень этому рада, — сказала Катарина. — Считайте меня эгоистичной, но я по-прежнему рассчитываю на вашу дружбу.
— Она всегда ваша, — глухо заверил ее дон Тадео. — И не только она
Со стороны окна Катарине снова послышался всхлип, и на этот раз женщина подошла проверить. Высунувшись в окно, она осмотрела розовые кусты, но никого не заметила. Только порхали бабочки, да жуки с глянцевыми зелеными спинками деловито сновали по нагретому дереву подоконника.
8.
Донна Длинные Уши
Первым порывом Хоэля было пойти следом за женой и посмотреть на де Лара, так любящего ром. Но, по здравому размышлению, он передумал. Донья герцогиня ясно дала понять, что не стоит соваться в семейные дела. В ее дела. Пусть он и муж, но все это — формальности, не стоящие внимания. «Вы считаете себя герцогом?» — спросила она мягко, но брови так насмешливо изогнулись. Хоэль хмыкнул, только совсем не весело. Он сам над собой потешался по поводу герцогства, но выслушать такое от жены — пусть даже жены по принуждению, было обидно.
Катарина вошла в дом, а он продолжал слоняться по саду, гадая, для чего явился этот самый де Лара. Лара были знатной и многочисленной фамилией. И богатой. Наверное, и сам гость — знатный, богатый, важный. Какой-нибудь замшелый дед, приехавший читать нравоучения. Или толстопузый брехун, вроде Хименеса. Или
Нет, устоять перед соблазном увидеть с кем там разговаривает его жена, не было никакой возможности. В конце концов, разве он не имеет права прогуляться по саду? Насвистывая, Хоэль прошелся по гравийным дорожкам и остановился напротив окна гостиной. Вокруг были разбиты клумбы с розами, цветы так и лезли в окно — нагло, никого не стесняясь, укладываясь бутонами на подоконник.
Хоэль подосадовал, что нельзя так же, как они, засунуться в окно. Конечно, он мог бы, но жена будет недовольна. Жена! Недовольна! И двух дней не прошло, а он уже ведет себя, как мальчик при строгой мамочке. Надо поскорее убираться из этого дома, где все слишком хорошо для него.
Остановившись напротив гостиной, Хоэль словно ненароком повернулся к дому, делая вид, что любуется окрестностями, а на деле пытаясь высмотреть, что происходит в комнате. К огромной досаде, ему удалось увидеть только противоположную стену и краешек рамы странной картины, на которой, как он помнил, была изображена красивая женщина с безмятежным лицом, попирающая босой ногой отрубленную мужскую голову.
Едва сдержавшись, чтобы не плюнуть, Хоэль хотел уже уйти, но тут заметил, что окно притягивало не только его и цветы. Кое-кто сидел среди роз и подслушивал. Лусия. Донья Пигалица, которой впору называться донья Длинные Уши. Подруга и компаньонка, а по совместительству еще и чертова проныра, которая так и напрашивалась, чтобы ее проучили.
Хоэль подкрался к ней со спины и в тот момент, когда Лусия вытянула шею, чтобы лучше расслышать, о чем говорят в комнате, обхватил одной рукой поперек туловища, а ладонью другой руки пришлепнул девице рот, чтобы не заорала с перепугу. Она издала нечто вроде всхлипа и задергалась, как марионетка, которую разом дернули за все ниточки. На короткий миг Хоэлю стала видна гостиная — почти вся. И то, что он там увидел, ему совсем не понравилось. И услышал — тоже.
— я рассчитываю на вашу дружбу, — говорила Катарина необыкновенно мягким голосом.
— Она всегда ваша, — вторил ей мужской голос, — и не только она.
Хоэль покривился, потому что его жену весьма недвусмысленным образом держал за руку какой-то франт — вовсе не старый и не толстопузый, а очень даже молодой, и форменный стройняшка. К тому же, чистенький и напомаженный, как барышня. Он держал веер — костяной, с нарисованными розами Так, веер с розами. Хоэль припомнил, что именно его он видел у жены несколько минут назад. Получается, она отдала франту свой веер? Подарила?..
Но медлить не следовало, поэтому Хоэль, оставив неприятные размышления, утащил брыкающуюся, как коза, Лусию за угол — и вовремя. Потому что находившиеся в гостиной замолчали. Наверняка, услышали возню. Но что они там болтают — это их дело, а никак не доньи Пигалицы.
Хоэль приволок упирающуюся Лусию к беседке и втолкнул внутрь. Девушка отбежала от него на несколько шагов и первым делом достала кружевной платочек, чтобы вытереть лицо.
— Варвар! — выкрикнула она с ненавистью. — Как вы посмели прикоснуться ко мне! Невежа! Мужлан!
Собственно, ничего нового Хоэль не услышал, и чтобы уязвить нахалку еще сильнее, поплевал на ладонь, которой зажимал ей рот, и вытер ладонь о штаны.
— Вы — задохнулась Лусия, — вы чудовище!..
— Пусть так, — согласился Хоэль, преграждая ей путь, когда она хотела выскочить наружу. — Но уши у меня обыкновенные, и не шевелятся, и я не сижу в кустах под чужими окнами.
Лусия пошла красными пятнами и немедленно разревелась.
— Эй, прекратите, — велел Хоэль и нахмурился. — Слезами меня не разжалобить, донья Длинноухая. И нечего сырость разводить. Какого черта вы подслушивали? Шпионите за своей хозяйкой?
— Как вы могли подумать?! — тут же вскинулась она.
— Тогда зачем? — широко расставив ноги, Хоэль загораживал выход, и взгляд Лусии метнулся к крохотному окошку, чем она выдала себя с головой. — И не думайте, донья, — предостерег он ее. — Я вас за задницу поймаю.
Лусия уселась на скамейку и заревела с новой силой, уткнувшись в кружевной фартучек.
— Что же вы так воете? — спросил Хоэль. — Надеюсь, это раскаянье?
Она свирепо посмотрела на него, но ее свирепость Хоэля ничуть не обескуражила. Тем более что со стороны дома послышались голоса жены и дона де Лара. Они прощались, и Катарина просила заходить при первой же возможности. Хоэль отвлекся, чтобы поглядеть на парочку. Хотя, какое ему дело, чем они там занимаются? Разве у такой красивой женщины не может быть любовника? Особенно если она постоянно вдова. Может, де Лара — как раз он и есть. Любовник. Но мысль о любовнике жены ему совсем не понравилась, и он испытал страстное желание расквасить франту миловидную мордашку под берберские узоры.
Лусия воспользовалась этим и попыталась выскочить из беседки, толкнув Хоэля в грудь. Ничего хорошего из этого не получилось, потому что Хоэль даже не двинулся с места, а Лусия отлетела от него, как горошина.