Холодные шесть тысяч

Пит откашлялся:
— Если твой человечек заговорит, ты будешь первым, кого прикончит Карлос.
В соседнем номере заговорил телевизор — было слышно через стенку. Тонкую, что твой картон. «Страна скорбит… первая леди держится мужественно…»
Гай сказал:
— Страшно, блин.
— Первая более-менее толковая фраза, которую я от тебя слышу.
— Он у нас в руках вообще-то. Мы еще можем все изменить.
Старый ублюдок просиял. Его потная рожа вовсю ухмылялась.
— Продолжай.
— Как насчет тоста за павшего?
— Как насчет Роджерса и снайпера?
Гай откашлялся:
— Лады. Делу, как говорится, время. Мистер Гувер заказал Литтелу самолет, как только узнал о случившемся; я видел его в штабе далласского полицейского управления. Копы повязали Роджерса, патрулируя местность, но Литтел выпустил его и припрятал постановления о задержании. У Роджерса был фальшивый паспорт, так что, думаю, тут все чисто.
Есть проблема — нет проблемы…
— А что снайпер? Ему удалось смыться?
— Зуб даю, что да. Он добрался до Мак-Аллена и пересек границу. Он оставил мне записку в моем доме в Новом Орлеане, и я позвонил ему, так что с этим все о’кей.
— А где Род…
— В мотеле, в Форт-Уорте. Литтел сказал, что среди свидетелей нет единодушия, все говорят разное, да и мистер Гувер твердо намерен убедить всех, что наш мальчик все сделал в одиночку. Литтел говорит, что беспокоиться нам надо только за одного.
Пит сказал:
— Продолжай. Не заставляй меня напрягаться.
— О’кей. Литтел еще говорит, что один железнодорожник вроде как опознал Роджерса, так что, если хотите знать мое мнение, нам надо его пристукнуть.
Пит покачал головой:
— Нет. Это могут связать с покушением. Пусть себе вернется на работу, как будто ничего не случилось.
— Ну припугнуть-то тебе его не помешает.
— Не мне. Пусть это сделает Типпитов «запасной». Копы знают, как делаются такие вещи.
Телик разорялся: «Нация скорбит… убийца действовал в одиночку».
Гай сложил руки на груди.
— Есть еще кое-что.
— Я слушаю.
— Я говорил со снайпером. Он намекнул, что наше дело смог бы обстряпать Джек Руби [16].
Руби: мафиозный казначей, сутенер, бывший Литтелов стукач, содержит стрип-клуб…
— Я спрятал команду на хате в Оклахоме. Роджерс позвонил Руби — ему захотелось развлечься. Снайпер рассказал, что Руби явился с двумя девочками и еще каким-то своим друганом, и все они видели винтовки, и — не кипятись, погоди — я наказал типпитовскому корешу прижать Руби и узнать, что ему известно.
Комната закачалась. Комната перевернулась. Пит едва удержал равновесие.
Гай сказал:
— Может быть, придется убрать и этих.
Пит сказал:
— Нет.
Гай раскраснелся. Гай был на грани третьего инфаркта.
— Нет? Большой человек говорит «нет»? Большой человек говорит «нет», как будто бы он не знает, что говорят боссы, а говорят они, что он стал не тот.
Пит поднялся со стула. Пит защелкал суставами пальцев. Пит расправил плечи. Ухватил стул. Дернул и раздербанил стул в щепы.
Гай аж обоссался. Долго ли спьяну? Вон пятно, глядите. На уровне ширинки. Даже на простыни просочилось.
Пит вышел вон. Коридор так и поплыл у него перед глазами. Ему пришлось опереться о стену. Он направился к своему номеру. И замер шагах в десяти от него. Он услышал звук работающего телевизора. Услышал, как всхлипывает Барби. Как она швыряет в стену стулья.
  
4.
 
(Даллас, 22 ноября 1963 года)
 
На подиум нагадила собака. Стриптизерша ловко огибала кучки. Добро пожаловать в клуб «Карусель».
Копы аплодировали. Копы свистели. Копы были единственными посетителями. Для публики клуб был закрыт. Владелец клуба скорбел по Джеку. Владелец клуба сочувствовал Джеки.
Давайте скорбеть. Давайте переживем эти заморочки. Давайте выкажем немного уважения к покойному.
Ты предъявил полицейский жетон — и тебя впустили. Хозяин любит копов. Теперь ты — гость Джека Руби.
Уэйн вошел. Уэйн упомянул Мейнарда Мура. Руби усадил его за столик. Далласские копы были рослыми парнями. Наверное, дело было в высоких каблуках. В Уэйне было метр восемьдесят с лишком. Но все равно по сравнению с далласскими копами он казался карликом.
Возле подиума расположились музыканты. Саксофон и ударные. На подиуме раздевались две стриптизерши. Блондинка была похожа на Линетт. Брюнетка — на Дженис.
Мур опаздывал. В клубе было шумно. Музыканты наяривали «Ночной поезд» [17]. Уэйн прихлебывал «Севен-ап». Музыка беспокоила его. Барабанные соло рисовали в его мозгу картины.
Раз-два — он убивает Уэнделла Дерфи. Три-четыре — подбрасывает ему пистолет.
Мимо шмыгнула стриптизерша. На ней были крошечные трусики, усыпанные стразами, — была видна поросль на бритом лобке. Какой-то коп ухватил ее за трусики. Она качнулась в его сторону.
Руби возился с посетителями. Высыпал окурки в мусорный бак. Убирал объедки. Прогонял собак с подиума. Разливал бухло. Подносил зажигалки к сигаретам. И ныл, ныл.
Какой-то ублюдок шлепнул его любимого президента. Битник, мать его. У него сбежала бухгалтерша. Ночью сбежала. Она отсосала ему. А его друзьям отсосать отказалась.
Он задолжал по налогам. Арден обещала помочь. Арден была шустрая баба — лгунья и воровка. Арден соврала насчет адреса. Битник пристрелил его героя.
Вошел Мейнард Мур. Он радостно приветствовал собравшихся. Восторженно завопил, снял шляпу и подбросил ее в воздух. Ее подхватила какая-то стриптизерша.
Мур подошел к Руби. Руби поморщился. Подскочил песик. Мур подхватил и поцеловал его. Потрепал за хвостик.
Руби снова поморщился: пацан — ну ты даешь! Мур отпустил пса и занялся Руби. Дал ему тычка, потянул за мезузу [18], сбил с него шляпу.
Уэйн наблюдал. Мур сдавил Руби. Дернул его за галстук. Потянул и отпустил его подтяжки. Пихнул в грудь. Руби скорчился от боли. Руби налетел на автомат, торгующий презервативами.
Мур выругал его. Руби достал носовой платок и вытер пот со лба. К нему подошел Уэйн. Уэйн остановился совсем близко от Мура.
— Пит в городе. Кое-кому очень не нравится то, что ты знаешь, так что тебя могут кое о чем попросить.
Уэйн откашлялся. Мур обернулся. Руби сжал цепочку от амулета-мезузы.
Мур улыбнулся:
— Уэйн, это Джек. Он — янки, но мы его все равно любим.
У Мура были какие-то неотложные дела. Уэйн сказал: о’кей. Хрен с ним — Уэнделл Д. может и подождать.
На дороге было пустынно. Дул легкий ветерок. Мур ехал на своей гражданской тачке. «Шеви» 409-й модели — все лакировано и отполировано, вплоть до выхлопных труб, — неслась по шоссе Стеммонс.
Уэйн ухватился за приборную доску. Мур прихлебывал водку из горла. Выхлоп у автомобиля был жуткий.
Вопило радио. Какой-то проповедник разорялся: «Джон Ф. (что значит, „фуфло“) Кеннеди поклонялся Красному Папе. Он продал душу Организации Жидоединенных Наций. Бог да благословит национального героя Ли X. (что значит „храбрец“) Освальда!»
Уэйн сделал потише. Мур рассмеялся:
— А тебе, я смотрю, правда уши режет — в отличие от твоего папаши.
Уэйн опустил козырек от ветра:
— В далласской полиции все такие или тебя на IQ не тестировали?
Мур подмигнул:
— Далласское полицейское управление работает с теми, с кем надо. У нас тут есть и куклуксклановцы, и ребята из Общества Джона Берча [19]. Это же как листовки твоего папаши. «Ты за красных — или за красно-бело-синих?»
Уэйн почувствовал, что надвигается дождь.
— Он этими листовками деньги зарабатывает. И не расхаживает в белом балахоне в какой-нибудь вонючей техасской дыре.
— Это уж точно, не расхаживает. Он печется о своей репутации.