Одержимая тобой. Часть 1 (СИ)

— Сомневаюсь в этом…
— Катя, не глупи… посмотри на себя! Ты рождена жить среди денег, и Олег приведёт нас к ним!
Очередная волна ненависти прожигает меня. Фелиция пришла не раскаяться в содеянном, не попросить прощения. Она просто боится, что лишиться всего, как только я уеду. Я подхожу к Фелиции очень близко, так, что слышать меня больше никто не может. Она облегченно улыбается и тянется ко мне, но замирает, когда слышит, что я начинаю говорить.
— Я прошу тебя по-хорошему, отпусти меня. Ты до сих пор очень красива, дашь фору многим моделям. Папа мёртв, никаких преград. Думаю, ещё много богатых мужчин позарится на твою внешность.
— Ты не права…
— Если ты сейчас помешаешь мне, я подам заявление!
— Ты же знаешь, какие у них связи…
— Не на Олега, а на тебя! Я подробно опишу все, что происходило после моего школьного бала… и ещё я обязательно освобожусь из-под твоей опеки. Даже если он снова запрёт меня, даже если я смирюсь и останусь, то я всё равно не дам тебе жить так, как ты планируешь, обещаю. Все, что ты от меня получишь это самую холодную и жёсткую камеру!
Сработало. Фелиция стоит бледная и немая. Её прекрасные голубые глаза бегают по моему лицу.
— Как ты можешь? — задыхаясь, шепчет она.
— Как могла ты? — отчаянно спрашиваю я, чувствуя, как на глаза выступают слезы. — Как? Ведь ты же моя мать…
Я отворачиваюсь и бегу к своей новой жизни, в которой остаюсь совершенно одна. Фелиция не смеет окликнуть меня вновь.
  
Глава 3
 
Глава 3
Мою маму звали Ефросинья, но мало кто знал её настоящее имя — она его стыдилась и представлялась всем Фелицией. В нашей семье имелось правило: никто не смел называть маму Фросей или мамой. Все члены семьи должны были называть её только Фелиция. Поэтому слово — мама с детства для меня не особо знакомо.
Фелиция была женщина без возраста. Её красота покоряла всех мужчин, что видели её, и почему она выбрала для второго брака моего отца мне до сих пор не понятно. Высокая стройная красавица с белокурыми вьющимися волосами, её чуть раскосые и, обрамлённые густыми длинными ресницами, голубые глаза заставляли других женщин сгорать от зависти. Я гордилась тем, что внешне мы очень похожи, лишь цвет глаз и родинка над пухлыми контурными губами отличали меня от неё. Эта малость досталась мне от любимого отца, видимо, чтобы я не забывала, что мама не единственный мой родитель. Цвет моих глаз был в точности как у отца — изумрудно зеленый. Я никогда не встречала людей с таким чистым зеленым цветом глаз, как у нас с отцом, поэтому не удивлялась, когда собеседники слишком долго не отводили взгляда от моих глаз. Не редко я слышала предположения о контактных линзах. Но можно ли покорить столь красивую женщину необычными глазами? Не понимаю…
Фелиция была фотомоделью, главное лицо небольшой косметической фирмы, в которой работал мой отец. Так они познакомились, а через два года поженились. Спустя ещё год мама забеременела мною и ушла в декрет, после чего фирма отказалась продлевать с ней контракт, ссылаясь на возраст. (Когда мама забеременела мною, ей было тридцать). После этого Фелиции перестали предлагать контракты. Так мама осталась без работы, но со старыми связями. Из-за злобы на фирму, которой она отдала лучшие годы своей жизни и которая так просто вышвырнула её, мама вынудила отца уволиться оттуда, после чего начались проблемы с деньгами.
В целом, я могу уверенно сказать, что вырастил меня отец. Моя мать была заядлой тусовщицей и часто пропадала на вечеринках. Мне редко приходилось видеть её рядом с собой, когда нас навещали гости, мне нужно было называть её Фелицией. Лишь по ночам, когда все мы спали, а она возвращалась с очередной вечеринки, у нас получалось встретиться. Мама приходила в мою комнату, садилась мне на кровать и нежно касалась моего лба. От неё всегда пахло густым, тяжёлым запахом табака и спиртного, вперемешку с дорогими французскими духами. Только тогда она спрашивала как мои дела, как я себя чувствую, или как прошел день. Отвлеченная ото сна я отвечала коротко, и разговор имел мало смысла, превращаясь каждую ночь в усталую заезженную пластинку с однообразными ответами и вопросами.
Даже сейчас, когда прошло уже четыре года, как мы последний раз виделись, единственное, что напоминает мне о ней — это отражение в зеркале. И если кто-нибудь спросит меня: "За что вы любите свою маму?" Я не смогу ответить. Наверное, мне должно быть стыдно признаться, но за эти четыре трудных года выживания в одиночестве, я ни разу не вспомнила о её существовании. Вру, конечно… для института культуры мне приходилось вспоминать, что она где-то есть. Подделывать росписи для деканата и что греха таить, нанимать актёра для оформления договора обучения.
Но сейчас мне и это не нужно. Мне двадцать один год и время, когда нельзя обойтись без её опеки прошло.
Иногда я спрашиваю себя, думает ли она обо мне? Или может давно решила, что я подохла от голода под мостом и мое тело захоронили, не сумев опознать личность?
Неважно…
Нужно собираться на эту чёртову встречу, и не следует мне опаздывать, иначе Света будет грызть меня сильнее собственной совести — неделю, а может и больше.
Я подхожу к шкафу и достаю свой старенький белый костюм, что был куплен мною, по приезду в этот город. Когда мне ещё было на что купить себе вещи… Я одевала его лишь на праздники, берегла его как могла, боясь порвать на видном месте, или запачкать, что отстирать уже будет не возможно. Благо мои старания не прошли даром — костюм выглядит вполне приемлемо. Пусть и не так гламурно, как место, в которое я обязана тащить свою пятую точку. На глажку мне приходится потратить уйму сил и времени и, наконец, преодолев непреодолимое, я гордо осматриваю своё одеяние, прежде чем начинаю наносить вечерний макияж. Причём не как обычно, а прокрашивая каждую ресничку.
— У тебя свидание? — нарушает тишину Марина.
От неожиданности я вздрагиваю, чуть не ткнув кисточкой себе в глаз.
Марина — моя соседка по общежитию. Мы одногодки, но учимся на разных факультетах. Она с головой ушла в режиссуру, ну а я, как ни странно, изучаю актерское мастерство.
— Нет, с чего ты взяла?
— Твои сборы занимают больше тридцати минут. — Лениво тянет слова соседка и отрывает взгляд от ноутбука за которым работает. — Ты потратила примерно полчаса, разглаживая свой праздничный костюм, столько же на укладку волос, и теперь крутишься около зеркала минут сорок. Поправь меня, если я что-то пропустила.
— Я иду на ужин со Светой.
— Не заливай, — фыркает соседка. — С каких это пор, ты так наряжаешься перед Светой?
— Мы встречаемся в диско-баре Айрис… — скулю отчаянно я.
— Ох, блин! — Марина резко захлопывает ноутбук и взволнованно прислушивается. — С чего такие крайности?
Нам обеим хорошо известно об этом месте. Одно из любимых среди золотой молодежи. И я, со всей своей «небрендовой» простотой туда не вписываюсь категорически.
— Я сама виновата, откладывала знакомство с очередной "любовью всей её жизни" и нарвалась на высосанный из пальца праздник! Угадаешь какой?
— Эээ… именины?
— Хуже! Полгода отношений с этим её "героем грёз"!
— Полгода? — восклицает Марина и интерес в её больших голубых глазах разгорается ярким пламенем. — Как же зовут этого невероятного паренька?
— Честно сказать, я не помню. — Поражённо вздыхаю я. — Только знаю, что он постарше нас — ему не то двадцать восемь… или двадцать девять… и он совсем не тусовщик. Будет обидно, если она бросит его через неделю после нашего знакомства. Теперь Света больше посещает важные приемы, чем шастает по клубам, не знаю, надолго ли её хватит?
— Не может быть… — Марина окончательно теряет интерес к курсовой работе и откладывает ноутбук в сторону.
Ненормальная идея моей подруги — это обязательное знакомство с её очередным ухажером, а хуже всего то, что я должна произвести на него положительное впечатление. Мне не редко приходится знакомиться с её парнями. Света ветреная и избалованная вниманием со стороны мужского пола, поэтому она начинает романы так же легко, как и рвёт их. Ещё не один из её ухажеров не производил на меня особого впечатления, так почему его должна производить я? Чтобы богатенькие папенькины сыночки с надменным выражением лица разрешали ей общаться со мной?