Медное королевство
Около сорока из них под руководствам Дары стали настоящими воинами, не исключая и нескольких женщин. Поначалу Дара воспротивился, находя мысль о женщине-воине неортодоксальной и неприличной. Но бану Манижа ему прямо заявила, что если он готов сражаться за женщину, то с тем же успехом сможет сражаться и бок о бок с женщиной. Даре пришлось признать ее правоту. Одна такая воительница, Иртемида, оказалась самой талантливой лучницей в их войске.
Но хорошее настроение улетучилось, когда в поле его зрения попал корраль. В загоне стояла новая лошадь, золотистая кобылица, а через изгородь было переброшено ее искусно тисненное седло.
У него упало сердце. Он узнал эту лошадь.
Каве э-Прамух прибыл раньше времени.
Его внимание отвлек возглас из-за спины.
– Это и есть ваш лагерь?
Говорил Абу Саиф, мечник, едва не убивший Мардония, который, как ни парадоксально, на пути сюда действовал на нервы в разы меньше своего младшего товарища. Вопрос он задал на чистейшем дивастийском. Даре он объяснил, что уже много десятилетий женат на Дэве. Он обвел серыми глазами аккуратный ряд шатров и повозок.
– Вы переезжаете, – заметил он. – Ну конечно. Так намного легче скрываться.
Дара посмотрел ему прямо в глаза.
– Советую держать свои наблюдения при себе.
Абу Саиф помрачнел.
– Что вы с нами сделаете?
Я не знаю. Более того, сейчас Дара не мог об этом думать, ведь от одного вида лошади Каве он так разнервничался, что его чуть не мутило.
Он бросил взгляд на Мардония.
– Поместите джиннов под стражу. Но принесите им воды, умыться, и горячей пищи. – Он остановился и посмотрел на свою усталую дружину. – И сами поешьте. Вы заслужили хороший отдых.
Дара повернулся к главному шатру. Его обуревали эмоции. Что сказать отцу джинна, которого ты едва не убил? Пусть даже Дара и сделал это бессознательно. Он ничего не помнил о сражении на корабле. Промежуток между странным желанием Нари и моментом, когда Ализейд свалился в озеро той злосчастной ночью, заволокло пеленой тумана. Зато он прекрасно помнил, что увидел после этого: тело добрейшего юноши, которого он, Дара, взял под опеку, распластанное по палубе, унизанное его стрелами.
Дрожа от волнения, Дара покашлял, остановившись снаружи шатра, оповещая тех, кто находился внутри, о своем присутствии, прежде чем подать голос.
– Бану Нахида?
– Входи, Дара.
Пригнув голову, он вошел внутрь и тут же закашлялся по-настоящему, с порога вдохнув облако едкого лилового дыма – очередной эксперимент Манижи. Ее опыты целиком занимали поверхность огромного стола в виде плиты, без которого она отказывалась переезжать, хотя ее оборудование и без того занимало отдельную повозку.
Он и сейчас застал ее за этим столом. Она сидела на подушке перед парящей в воздухе стеклянной колбой, держа в руках пару длинных щипцов. В колбе бурлила жидкость бледно-лилового оттенка, производя лиловый дым.
– Афшин, – сказала она приветливо, опуская маленький вертлявый предмет цвета серебра в кипящую жидкость. Послышался металлический писк, после чего она отошла от стола и сняла с лица защитную повязку. – Миссия увенчалась успехом?
– Гезирских скаутов как раз сейчас сажают под стражу, – ответил он, испытывая облегчение от того, что Каве нигде не было видно.
Манижа выгнула бровь дугой.
– Оба живы?
Дара нахмурился.
– Как и было приказано.
На ее губах заиграла легкая улыбка.
– Я очень благодарна тебе за это. Передай своим солдатам, пусть принесут мне реликт одного из них, и как можно скорее.
– Реликт?
Все джинны, не исключая и Дэвов, имели при себе реликты. Каплю крови, иногда – молочный зуб или прядь волос покрывали металлом, нередко закладывая в реликт и небольшие фрагменты из священных текстов, и носили не снимая. Они играли роль оберегов: если джинн окажется рабом у ифрита, реликт можно было использовать, чтобы вернуть его душу в заново созданное тело.
– Зачем тебе понадобились их…
Он умолк, не успев договорить до конца. Из внутренних покоев шатра к ним вышел Каве э-Прамух.
Дара едва сдержался, чтобы не разинуть рот от удивления. Он даже не знал, что смутило его больше: то, что Каве вышел из частной опочивальни самой Манижи, или то, что старший визирь выглядел ужасно. Будто он постарел не на пять лет, а на все пятнадцать. Морщины избороздили его лицо, а волосы и усы поседели практически полностью. Он исхудал, и темные мешки у него под глазами выдавали в нем того, кто слишком много повидал и слишком мало спал.
Но, сохрани его Создатель, эти усталые глаза сразу остановились на нем. И в этот момент переполнились гневом и разочарованием, которые наверняка копились в нем с той самой ночи на борту.
Манижа перехватила визиря за запястье.
– Каве, – мягко сказала она.
Заученные извинения вмиг были позабыты. Дара пересек комнату и опустился перед ним на колени.
– Мне ужасно жаль, Каве, – неуклюже сорвалось с его губ. – Я не желал ему зла. Да я бы скорее вонзил тот кинжал в себя, чем…
– Шестьдесят четыре, – ледяным тоном оборвал его Каве.
– Что? – растерялся Дара.
– Шестьдесят четыре. Именно столько Дэвов было убито в первые недели после твоей смерти. Одних безвинно пытали перед смертью, хотя они и не имели отношения к твоему побегу. Другие погибли, выражая недовольство безнаказанностью твоей смерти от руки принца Ализейда. Остальные пострадали потому, что Гасан дал шафитам добро третировать нас, намереваясь таким образом снова взять племя Дэвов в узду. – Каве поджал губы. – Если ты решил сорить никому не нужными словами сожаления, не забывай хотя бы о масштабе собственной вины. Мой сын выжил. Другие – нет.
Дара вспыхнул. Неужели Каве не понимал, что тот до глубины души раскаивался в своих действиях и сожалел о том, к чему они привели? Или что Дара мог забыть о собственных ошибках, ежедневно наблюдая перед собой последних уцелевших воинов из Бригады Дэвов, чьи судьбы были так искалечены?
Он заскрежетал зубами.
– По-твоему, мне нужно было молча наблюдать со стороны за тем, как бану Нари выдают замуж за этого развратного пескоплава?
– Да, – заявил Каве. – Именно так и нужно было поступить. Нужно было, черт подери, наступить гордости на горло и занять должность в Зариаспе. Руководил бы тихо-мирно военной подготовкой солдат в Дэвастане, пока бану Нари втиралась бы в доверие к Кахтани. Гасан уже не молод. Ей не составило бы особого труда настроить Ализейда и Мунтадира друг против друга, когда престол отойдет к Мунтадиру. Нам оставалось бы только ждать, пока Гезири не вырежут друг друга, а там уже подсуетиться и свергнуть их с минимальным кровопролитием. – В его глазах сверкнули молнии. – Я рассказал тебе, что у нас есть союзники и поддержка за пределами Дэвабада, потому что доверял тебе. Потому что не хотел, чтобы ты наломал дров, когда мы еще не будем к этому готовы. – В его голосе зазвенело презрение. – Никогда бы не подумал, что неглупый вроде бы Дараявахауш э-Афшин, мятежник, едва не одолевший самого Зейди аль-Кахтани, поставит под удар жизни всех нас только потому, что ему в голову взбрело сбежать!
Огонь у Манижи под склянкой полыхнул сильнее, и вместе с ним в Даре полыхнула ярость.
– Я не сбежал!..
– Довольно, – вмешалась Манижа, вперив в обоих испепеляющий взгляд. – Афшин, успокойся. Каве… – Она покачала головой. – Да, все обернулось страшной трагедией, но Дара действовал в интересах моей дочери. Он пытался спасти ее от участи, от которой я ограждала ее все эти годы. За это я не могу его винить. И ты, верно, плохо знаешь Гасана, если не понимаешь, что он дожидался любого повода, чтобы обрушить свой гнев на Дэвов, с того момента, как Нахида и Афшин появились в Дэвабаде. – Она наградила мужчин строгим взглядом. – Мы здесь не для того, чтобы грызть друг другу глотки. – Она указала на гору мягких подушек, разложенных вокруг огненной купели. – Сядьте.
Дара пристыженно повиновался, поднялся на ноги и направился к подушкам. Несколько мгновений спустя его примеру последовал и Каве, хотя сам все еще был мрачнее тучи.